Юрий Левин - Схватка

• Название: Схватка
• Автор: Юрий Левин
• Жанр: О войне

Автор — член Союза российских писателей, лауреат литературной премии имени Н.И.Кузнецова, ветеран Великой Отечественной войны. Свой боевой путь начал в сентябре 1941 года. В качестве военного корреспондента прошел по фронтовым дорогам от Ржева и Сталинграда до Берлина. Свой последний боевой репортаж для газеты 3-й ударной армии «Фронтовик» написал у стен рейхстага, над которым реяло Знамя Победы. Полковник в отставке.

---

— Герр обертс интересуется: кто вы такие?

«Заметили, значит», — подумал Денис и снова, как и патрульным, рассказал о вынужденной остановке и о том, что они не собираются задерживаться здесь — долг не позволяет, вот только согреются и, может, заглушат зубную боль, вдруг возникшую у капитана, и, конечно же, отправятся в Бобруйск.

Эсэсовец, выслушав, нетвердой походкой направился к оберсту, который на брудершафт с певичкой тянул из фужера вино.

— Чего уставился? — взвизгнул оберст... — Не видишь — занят... Доложишь потом...

Эсэсовец хотел щеголевато повернуться кругом, но, потеряв равновесие, пошатнулся и свалился прямо на оркестр, отчего упал барабан и покатился вдоль стола. Денис подхватил его и понес на место. Но и портфеля не выпустил из рук: под прикрытием барабана принес его прямо к стулу оберста. Поставил и сел на место.

Емельян в душе ликовал, восхищался находчивостью Дениса, но вида не подавал: все растирал щеку и полоскал зуб шнапсом.

Из-за портьеры, что висела на двери, которая вела в кухню, показались Яна с Мальвиной. Встретились с Усольцевым и Кулешевским взглядами и скрылись. Емельян слегка толкнул друга локтем — пора уходить.

А зал все больше дурел от алкогольного угара. Какой-то узколицый офицер, взобравшись на стул, хрипло кричал одну лишь фразу: «Хайль Гитлер!». И в этот момент вдруг за окнами казино раздалась автоматная стрельба. В зале кое-кто притих. Герр оберст отшвырнул от себя девицу.

— Кто стреляет? — вскипел он.

В зал вбежал часовой и, задыхаясь, доложил о том, что патрульные Курт и Ганс передрались из-за бутылки шнапса и открыли стрельбу. Оба уже мертвые.

— Где взяли шнапс? — хрипел оберст.

— Не могу знать! — выпалил часовой.

— Партизаны подсунули! — злобствовал оберст. — Всех большевиков на виселицу! Сегодня! Немедленно!

— Перестреляем! — орали за столом. — Всех повесим!

Усольцев хотя и не в ладах был с немецким языком, но по злобным выкрикам понимал, о чем вопят фашисты. Ох, как бы он хотел видеть момент, когда понесут их ногами вперед! Скоро, очень скоро этот бедлам превратится в ад...

А Кулешевский, подстроившись под общий вопль разгулявшихся офицеров, тоже подал голос:

— Всем капут! Всем!

Только Усольцеву было известно, кому адресует Кулешевский свой возглас.

Часовой удалился. Кутеж продолжался. О мертвых патрульных сразу же забыли. Герр оберст снова занялся певичкой. Господа офицеры, кто еще мог, прикладывались к рюмкам, но многие уже совсем раскисли и пребывали к состоянии полного отрешения. Усольцев и, Кулешевский, пошатываясь для видимости, покинули пьяное казино и кратчайшим путем вскоре вышли к кладбищу, где их ждал Янка Гук. Там и услышали они взрыв — протяжный и гулкий...

Казино плашмя легло. Только трое из полсотни чудом уцелели — певичка, скрипач и офицер, одиноко прислонившийся к стенке в углу зала и тихо наигрывавший жалостливую мелодию на губной гармонике. Остальных взрывы, растерзав, раскидали по всему залу.

Раненых оказалось совсем мало — всего четверо. Убитых всю ночь солдаты собирали по частям. А голову оберста так и не нашли.

Обо всем этот рассказали товарищу Антону и Усольцеву на следующий день после взрыва сестры Мальвина и Яна, приехавшие в Гать к своей тетке.

— Кто же из начальства погиб? — спросил Виктор Лукич.

— Оба коменданта — фельдкомендатуры и ортскомендатуры, командир гренадерского батальона, ну и берлинский полковник, — ответила Мальвина.

— Хорошо! — с удовольствием произнес товарищ Антон. — А вот есть у них команда карателей-эсэсовцев. У нее командиром какой-то унтершарфюрер по фамилии, кажется, Ширбух. Всегда с резиновой дубинкой ходит. Он-то как?

— Больше не ходит. Погиб, — сообщила Мальвина и, обращаясь к Усольцеву, сказала: — Вы его знаете. Он в казино к вам подходил и о чем-то говорил с Денисом, кажется, интересовался, кто вы такие.

— Да-да, припоминаю. Я еще руку сунул в карман — за лимонку ухватился... Значит, и ему капут?

— И ему, — подтвердила Мальвина.

— Ну что ж, с победой вас, товарищ Усольцев! — торжественно произнес секретарь подпольного райкома.

— А как ваш напарник? Он-то где?

— Мужик что надо, — ответил Емельян. — Высшей пробы. Он уже отбыл к месту службы. А служба у него, сами знаете, не сахар. Адская работенка.

— И опасная, — добавил Виктор Лукич. — Кому известно, что он с немцами бок о бок ходит по заданию партии? Кто-нибудь подстережет в темном углу... Да что говорить, по тонкому льду ходит.

— Лед хотя и тонкий, как вы сказали, но походка у него осторожная, — сказал Усольцев и, взглянув на Мальвину и Яну, продолжил: — А наши барышни чем не героини? Если б не они, нам бы казино не видать...

— Спасибо вам, дорогие сестры! — секретарь пожал руки обеим. — Теперь скажите: где были, когда произошел взрыв?

— Когда наши покинули казино, Мальвина мне шепнула, чтобы я вышла. Я выбежала и подалась в соседний двор. Там за сараем и услышала сильный-сильный грохот. Аж сердце оборвалось — за Мальвину испугалась...

— А я, — продолжила Мальвина, — на кухне присела: мол, устала. С прижатым к груди подносом — вроде сердце прикрыла. Сижу и жду. А душа в пятках... Страшно же: вдруг весь дом завалится... Ударило так, что и передать не могу, вся кухня заплясала кастрюлями, сковородами, чашками, тарелками... Глаза закрыла — и в колобок превратилась. А по спине будто кнутом что-то бьет... Слышу: визг, стон, крики. Это из зала доносится. А повар плашмя на полу лежит — ни жив ни мертв... Потом он очнулся, встал и побежал в зал. Через минуту возвратился в кухню с воплем: «Майн готт! Алле зинд тот!», («Боже мой! Все мертвые!»). И начал меня тормошить: жива ли я? Я встала, а повар, взяв меня за руку, потащил на улицу. Он сказал, что опасно оставаться в доме, который может вот-вот рухнуть. Там я встретила Яну. Повар и ей сообщил, что в казино все погибли и что это дело рук коммунистов и партизан. Он велел нам уходить домой. Мы тут же убежали к себе...

Немецкий гарнизон весь воскресный день стучал топорами — сколачивали гробы. Даже каратели-эсэсовцы оставили свои привычные дела и взяли в руки вместо автоматов и плеток пилы да топоры. Такого в их службе никогда раньше не случалось. Гренадерский батальон, прошедший марш-парадом Грецию и Париж и ничуть не пострадавший, а в крохотном белорусском местечке в один миг лишившийся почти всего офицерского состава, копал могилы.

Стук топоров гулко разносился по морозному воздуху. В каждой избе слышно было. Люди уже все знали: слышали вечерний взрыв, от которого почти в каждой хате что-то брякнуло. Доносились и лающие крики чужой речи. А с рассветом по улицам райцентра бешено носились автомобили, мотоциклы.

По местечку катилась весть: «Чули, сколь полегло вчерась немцев?..»

Люди радовались и тут же содрогались. Одно чувство — светлое, утешительное, к сожалению, быстро улетучивалось и сменялось другим — тревожным, смутным, от которого становилось жутко, ибо каждый уже знал и даже на себе испытал суть немецкого «нового порядка». Как эхо неслось от хаты к хате: «Будет беда...» Беду, которую не миновать, предвидел и подпольный райком партии. Поэтому в избу деда Сымона, после того, как ушли Мальвина и Яна, через определенные интервалы приходили поодиночке подпольщики и получали от товарища Антона лишь одно задание: отправиться в райцентр и убедить людей уходить в партизанские леса.

Усольцев тоже без дела не остался. Ему и Змитроку Костюкевичу поручалось подготовить новую листовку: люди должны знать, что борьба продолжается, что оккупантам пощады не было и не будет, что есть силы, которые способны пустить кровь чужестранцам-карателям. Так и написал Змитрок: всех, кто пришел с оружием на нашу землю, ждет участь посетителей казино!

Листовка родилась мгновенно. Поликарп Петрович набрал ее так, что не потребовалось даже корректуры — ни одной ошибки! А печатала Яна. Усольцев же, радуясь проворности своей ученицы, попеременно с Костюкевичем крутили колесо печатной машины...

12

— Что видишь, Янка? — тихим голосом спросил Усольцев своего напарника, с которым вот уже больше получаса лежал рядышком в густом кустарнике вблизи железнодорожного полотна у разъезда Дубки.

— Где? — не понял Янка.

— Ну, у «железки»?

— У «железки»? — переспросил Янка. — Там такаясь кутерьма... Платформа дыбом стоит, да, кажется, пушки вверх колесами... И мост порушен...

— Это и я вижу. А склад-то где?

— Не видать...

Склад, ради которого они пришли к железнодорожному разъезду Дубки, все еще не попадался им на глаза. А он ведь где-то рядом... Так товарищ Антон сказал. Пришел в сымонову избу ни свет ни заря, присел к кровати, на которой лежал Емельян, и давай выкладывать новость: отряд майора Волгина спешно покинул Залужский лес и ушел в другой район. По пути партизаны рванули «железку» у разъезда Дубки. Сильно пострадал мост, а с ним и немецкий эшелон. Дорогу завалило платформами, танками, орудиями. Теперь немцы спешно расчищают путь, разгружают уцелевшие вагоны. А в некоторых из них — снаряды и мины. Их-то немцы складируют прямо у дороги.