Владимир Набоков - Комментарий к роману "Евгений Онегин"

• Название: Комментарий к роману "Евгений Онегин"
• Автор: Владимир Набоков
• Издательство: Искусство-СПб / Набоковский фонд
• Жанр: Критика
• Год: 1998
• ISBN: 5-210-01490-8

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.

Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.

В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.

Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

---

3—10 Уже знакомая нам тетушка Алина (офранцуженная уменьшительная форма имени Александра), кузина Полины Лариной, и эта тетушка Елена — старые девы и, возможно, сестры; обе знатного происхождения (возможно, княжны Щербацкие). Лукерья Львовна может быть другой двоюродной бабушкой Татьяны. Любовь Петровна, Иван Петрович и Семен Петрович, очевидно, дети одного отца, а Дмитрий Ларин мог быть их братом. Палагея (или Пелагея) Николавна, возможно, приходилась двоюродной сестрой либо госпоже Лариной, либо ее покойному мужу; мосьё Финмуш вполне годится на роль бывшего гувернера Пелагеиных детей.

12 …клуба член исправный — Возможно, член так называемого Английского клуба в Москве (который на самом деле не был ни «английским», ни, по сути, «клубом»), знаменитого своей прекрасной кухней и игорными столами. В те времена в нем состояло около шестисот членов. Московский Английский клуб не следует путать с петербургским Английским клубом, гораздо более модным, включавшим триста членов и основанным 1 марта 1770 г. неким Корнелиусом Гардинером (которого русские источники именуют Гарнер), английским банкиром.

Вариант

14 В отдельном издании (1830):

И также важно ловит мух.

XLVI

Их дочки Таню обнимают.
Младые грации Москвы
Сначала молча озирают
4 Татьяну с ног до головы;
Ее находят что-то странной,
Провинциальной и жеманной,
И что-то бледной и худой,
8 А впрочем, очень недурной;
Потом, покорствуя природе,
Дружатся с ней, к себе ведут,
Целуют, нежно руки жмут,
12 Взбивают кудри ей по моде
И поверяют нараспев
Сердечны тайны, тайны дев.

2 Младые грации Москвы… — Очень мелодичная строка.

6 …жеманной… — Искренность новичка может производить впечатление притворства.

8 …впрочем… — Это русское слово с разными смысловыми оттенками («иными словами», «тем не менее», «однако», «кроме того» и т. п.) тождественно фр. «d'ailleurs», «au reste» и «par contre».

12 Взбивают кудри ей по моде… — Московские и петербургские моды точно следовали парижским и лондонским образцам, вот почему здесь уместно будет привести следующий отрывок из книги Виллетт Каннингтон «Английская дамская одежда в девятнадцатом веке» (С. Willett Cunnington, «English Women's Clothing in the Nineteenth Century», London, 1937, p. 95):

«На протяжении всего десятилетия [1820–1830] [женская] голова делалась с виду все больше благодаря прическе, увеличивающей ее, особенно в ширину. Волосы, которые прежде свисали колечками по бокам лица [что все еще было модно в 1822 г.], теперь [около 1824 г.] взбивались локонами на висках, и это придавало лицу более округлую форму».

XLVII

Чужие и свои победы,
Надежды, шалости, мечты.
Текут невинные беседы
4 С прикрасой легкой клеветы.
Потом, в отплату лепетанья,
Ее сердечного признанья
Умильно требуют оне.
8 Но Таня, точно как во сне,
Их речи слышит без участья,
Не понимает ничего,
И тайну сердца своего,
12 Заветный клад и слез и счастья,
Хранит безмолвно между тем
И им не делится ни с кем.

XLVIII

Татьяна вслушаться желает
В беседы, в общий разговор;
Но всех в гостиной занимает
4 Такой бессвязный, пошлый вздор;
Всё в них так бледно, равнодушно;
Они клевещут даже скучно;
В бесплодной сухости речей,
8 Расспросов, сплетен и вестей
Не вспыхнет мысли в целы сутки,
Хоть невзначай, хоть наобум
Не улыбнется томный ум,
12 Не дрогнет сердце, хоть для шутки.
И даже глупости смешной
В тебе не встретишь, свет пустой.

1 …вслушаться… — Сложный для перевода глагол Он подразумевает напряженное слушанье, сосредоточенность на том, что говорится, напряженное внимание.

XLIX

Архивны юноши толпою
На Таню чопорно глядят
И про нее между собою
4 Неблагосклонно говорят.
Один какой-то шут печальный
Ее находит идеальной
И, прислонившись у дверей,
8 Элегию готовит ей.
У скучной тетки Таню встретя,
К ней как-то В[яземский] подсел
И душу ей занять успел.
12 И, близ него ее заметя,
Об ней, поправя свой парик,
Осведомляется старик.

1 Архивны юноши… — Прозвище, придуманное другом Пушкина Соболевским (как свидетельствует Пушкин в наброске одной критической заметки осенью 1830 г. — МБ, 2387А, л. 22) для его, Соболевского, коллег — молодых людей из хороших семей, пристроенных на необременительную службу в московском Архиве Коллегии иностранных дел (см. также коммент. к гл. 2, XXX, 13–14). Пушкинисты делали робкие попытки объяснить, почему Пушкин посчитал, что эти юноши именно так воспримут Татьяну. Суть этих объяснений сводилась к следующему: в Архиве нашла себе приют группа литераторов (и среди них князь Одоевский, Шевырев и Веневитинов), блуждавших в потемках чуждой Пушкину германской идеалистической философии (особенно философии Шеллинга, популярной тогда в Москве). Тем не менее в черновике (стихи 1–4) Пушкин заставил архивных юношей с жаром восхищаться «милой девой».

Здесь можно вспомнить также, что умеренный и аккуратный лизоблюд Молчалин из грибоедовского «Горя от ума» тоже числился по архивам (действие III, стих 165), или, как выразился один английский комментатор, «[is] on the rolls of the Records Office»[791] («Горе от ума», ed. D. F. Costello. Oxford, 1951, p. 177).

Там же трудился и пушкинский Зоил — второстепенный поэт Михаил Дмитриев (см. коммент. к XXXVII, 2).

Служба в архиве была чистой условностью; и молодые люди, не желавшие идти в армию, выбирали именно ее, поскольку из всех гражданских учреждений лишь одна Коллегия иностранных дел (к которой в Москве в то время принадлежали только архивы) считалась в 1820-х гг. достойным местом службы для дворянина.

5 Шут печальный — в черновике (2368, л 31 об) заменен на Московских дам поэт печальный; есть к тому же и отвергнутые варианты — поэт печальный и журнальный, поэт бульварный.

Слово «шут» имеет множество значений. Основные семантические разновидности таковы: шут придворный, клоун, полишинель, а также юмористический эвфемизм вместо «черт» или «домовой», откуда и синонимическое употребление его вместо «проказник», «негодник», «мошенник» в разговорной речи пушкинской поры (галлицизм, le drôle, см. коммент. к XLIX, 10).

10 В[яземский]. — В черновике (2368, л. 31 об.) фамилия приведена полностью.

Есть что-то невыразимо милое в этом пушкинском приеме, когда он заставляет своих лучших друзей развлекать его любимых героев. В гл. 1, XVI, 5–6 Каверину поручено дожидаться Онегина в модном петербургском ресторане, а теперь вот в Москве Вяземский является развеять Танину скуку своим изящным разговором, — первая радость с тех пор, как бедняжка покинула родные леса. Некто в парике, очарованный новой знакомой Вяземского, — это, конечно же, еще не князь N, повеса и давний приятель Онегина, а ныне толстый генерал (с ним Татьяна вот-вот познакомится), но уже первая ласточка успеха.

В связи с этим отрывком, опубликованным в «Московском вестнике», Вяземский пишет жене из Петербурга (23 января 1828 г.): «В „Московском вестнике“ есть Москвы описание Пушкина, не совсем ознаменованное талантом его. Как-то вяло и холодно, хотя, разумеется, есть много и милого. Он, шут, и меня туда ввернул».

Критик Надеждин, разбирая главу в «Вестнике Европы» (1830), нашел, что описание это подано в манере «истинно гогартовской».

L

Но там, где Мельпомены бурной
Протяжный раздается вой,
Где машет мантией мишурной
4 Она пред хладною толпой,
Где Талия тихонько дремлет
И плескам дружеским не внемлет,
Где Терпсихоре лишь одной
8 Дивится зритель молодой
(Что было также в прежни леты,
Во время ваше и мое),
Не обратились на нее
12 Ни дам ревнивые лорнеты,
Ни трубки модных знатоков
Из лож и кресельных рядов.

Варианты

11—14 В противоположность окончательному тексту, в черновике (2368, л. 32) Татьяна произвела в театре чуть ли не фурор: лорнеты и трубки оборотились на нее. После этой строфы идет фальстарт La (л. 32), стихи 1–3: