Николай Погодин - Поэма о топоре

• Название: Поэма о топоре
• Автор: Николай Погодин
• Жанр: Драматургия

---

Кваша. Надо посмотреть.

Директор. Идите, посмотрите.

Глеб Орестович. Необходимо тщательное изучение.

Директор. Изучайте.

Кваша. Невероятно!

Глеб Орестович. Но факт.

Кваша. Факт.

Кваша и Глеб Орестович идут. Кваша рассматривает топор. Директор, Хрусталев, Баргузин поднимаются вверх, в комнату заводской редакции, где работает редактор Давид. Он беседует с Рудаковым.

Наверху.

Рудаков. А в заключение моей беседы для вашей заводской газеты я бы сказал так, просто и ясно, чтобы рабочий-читатель понял мою мысль. Ну, что ж! Постигла нас неудача с топором. Мы теперь вынуждены для рубки наших лесов выписывать продукцию концерна ДВМ. Тяжело. Дорого. Невыгодно. Знаем. Но своей продукции нет. Возникает вопрос: что же делать? На этот вопрос я отвечаю… И вот тут, товарищ, надо осторожно написать, чтобы сразу не пугать людей. Примерно так: здесь будут необходимы сложные и крупные мероприятия, может быть, капитальные строительства… не знаю. Во всяком случае, мы во имя общих наших задач должны будем жертвовать частными интересами этого завода. Вот и все.

Хрусталев. Ну?

Директор. Как здорово нам заграница-то по морде дала! А? Помню, на Алтае вот так же нас Колчак двинул. Я вам скажу, и бил же, по морде, по морде… Молодец!

Давид. Кто?

Директор. Колчак. Выучил! А то мы тоже хорохорились. На знамя буквы нашили: «Шестая часть земли». А какая там, к чорту, шестая, ежели вся завоеванная территория была только под ногами!

Хрусталев. Что же будет, директор?

Директор. Урильники делать надо, урильники. Ходовой товар. Стальные урильники для ответственных работников, вроде нас с тобой.

Внизу.

Женщины несут на носилках землю.

Первая женщина. Им что! И весь завод спалят.

Вторая женщина. Спалят.

Первая женщина. Сукины дети!

Вторая женщина. Не сукины дети, а вредители.

Первая женщина. Факт.

Ушли. Идут мартеновцы. Возбуждены.

Голоса. Говорю гадам: «Смотрите, гады!», но не слушают, гадовые души!

— Остановят цех!

— А ты думал…

— Пожгут электропечи, а потом за мартен возьмутся.

Имагужа. Бульно никураша… Бульно никураша. Зачим мастир Аблум себе брал планка давать? Зачим, говорю, Аблум выдвигалка даешь? Давай мине выдвигался. Аблум — дурак-башка. Ему выдвигалка дает, рабочий разговор ни делает. Бульно никураша. Директор звать давай, на участок сажать, тюрьму сажать, сукин сын, подлюка!

Ушли. Наверху.

Директор (просматривая записи беседы с Рудаковым). Рано, товарищи, рано такие вещи опубликовывать. Панику на заводе поднять легко, а вот тушить ее кому?

Баргузин. Не сдаемся! Партколлектив в таком духе и резолюцию вынес. Не сдаемся!

Директор. Спланировать останов завода…

Рудаков. При чем здесь партколлектив? При чем здесь «спланировать»? Моя задача весьма проста — найти выход из создавшегося положения. Что же, мы предлагали вам производить такую продукцию, которая не удовлетворяет потребителя? Поэтому я рекомендую не бросаться словами относительно планирования. Сами говорите — сели. А я не уеду отсюда до тех пор, пока не проведу намеченных мероприятий, ибо не имею права уехать. Поэтому не рано опубликовывать мою беседу. Я не привык работать за спиной у общественности, тайком от рабочих. (Встал.)

Директор. Так. Дуете, значит, под гору? Дуйте.

Рудаков вышел.

Хрусталев. А мы, значит, на гору.

Директор. Ну вот, треугольник, видели?.. Дела! С одной стороны, я Рудакову ничего не могу возразить. Человек с головой, дело понимает.,

Баргузин. Вот тебе прямая директива, директор, — молчи. Пускай он шурует, составляет планы, приказывает, а ты молчи. Отношение с ним не обостряй, но втихомолку мы будем делать свое.

Директор. Саботаж?

Баргузин. Плевать!.. (Горячо.) Формально он прав, а по существу, что тебе твое чутье говорит? Что нам ударники скажут по существу? Нам воевать надо. Я сегодня ночью войну обдумал… Нет. Воевать будем за свой топор, за свои металл, за свою индустрию. Газетка твоя плохо зовется. Называй ее так: «В бой». Нет. Не «В бой» — «В атаку». «В атаку». Как смотришь, директор? Посидели — хватит. Массу мобилизуем, директор, до чернорабочего доведем боевые задачи, ярость подымем — прямо, конкретно, против концерна ДВМ. В чем дело? А?! Оборона. Чем не тезис?

Директор (Хрусталеву). Ну, завком, наваливаться надо… Переходи жить в свой кабинет.

Баргузин (директору). Сегодня, в десять ночи, бюро в расширенном составе и с привлечением ударников. Пошли!.. Давид, ты эту беседу не печатай.

Хрусталев. Набери, пошли корректурку… поволынь.

Баргузин. Без моего разрешения не печатай. (Уходит.)

Звонит телефон.

Давид. Редакция… А чорт, не слышно!.. (Дует в трубку.) Ну, редакция… Ну, здесь… Да.(Директору.) Петр Семенович, в мартеновский цех вас экстренно зовут. Какой-то кричит… Плавка…

Хрусталев. Плавка?.. Сейчас должны были закончить третью плавку… Так и есть, двенадцать с четвертью. Наверно, получили нержавеющую. Ах, чорт те возьми!

Директор (выходя). Нержавеющая?.. Подняли бы завод. Думаешь, выплавили? Баргузин!

Появляется Баргузин.

Баргузин. Тебя ищут. Экстренно. Что-то есть…

Директор, Баргузин, Хрусталев спускаются вниз, где уже человек двадцать рабочих и работниц окружили Степана и Облома.

Имагужа. Зачим Аблум выдвигалка давал? Печка каюк, шихта путал, казел варил, убытка давал, ты отвечать будешь.

Рабочий седой. Вредительство и есть, как желаете. Какие могут быть опыты, когда печь сожгли?

Рабочий рябой. Анжинера тоже!

Вторая работница. Черти сопливые!

Шум. Крики толпы.

Рабочий седой. Как это так?!

Степан. Ну… ну, чего вы бузу трете? Я сжег — я отвечаю.

Первая работница. Чем? Портками?

Имагужа. Тюрьму надо, суд давай! Шутка играешь. Моя двадцать лет плавка делал, моя твоя чистый вода водить будет. Аблум, сукин сын, зачим спина мастир стоишь? Стой, морда здесь!

Шум.

Директор. Что за шум? Что такое? О чем митинг, мартен? Как дела, мастер?

Степан. Угробили.

Директор. Козел?

Степан. Хуже.

Директор. А?

Степан. Первую электропечь сожгли.

Облом (выскочил). Пом-маешь, Петр Семеныч? Я, пом-маешь…

Степан. Катись! Я виноват.

Директор. Тридцать тысяч убытка. Две недели из строя вон. (Рабочим.) А вы что? Ага… Ну, сожгли — значит, сгорело. Так, дядя Федор?

Рабочий седой. Сгорело, конечно, так надо глядеть.

Директор. А с кем ты у нас свод-то в мартеновской сжег? С Демой плавили, помню. Ты, мастер, опыты переноси на вторую. А вас, ребята, очень я прошу всячески помогать опытам. Знаете, какую сталь плавим?

Рабочий седой. Мало что с Демкой! Не моя вина в том была.

Рабочий рябой. Опытов на копейку, а убытков…

Первая работница. И цех спалят.

Рабочий седой. Не знаем мы, каки-таки опыты.

Вторая работница. Да прекратить, и все тут.

Рабочий рябой. Кому надо эту сталь?..

Рабочий седой. Простой стали нехватает.

Шум.

Баргузин. А ну, дай-ка…

Первая работница. И давать нечего.

Рабочий рябой (Баргузину). Нет, ты скажи — кому?

Баргузин. Что — кому? Что — кому?

Рабочий рябой (Баргузину). Нет, ты скажи — кому?

Баргузин. Тебе.

Шум.

Дай сказать-то… Ну, товарищи, это мура. Чорт вас знает, где у вас память! Не я ли с вами вот тут подробно все обсудил? Толковали, толковали! Дали обязательство всем цехом поддержать опыты? Дали.

Рабочий рябой. Печи жгут.

Баргузин. Первая неполадка, а вы — караул! Какие же мы, к чорту, тогда большевики?.. Вот что: шум во время работы подымать нечего. Вы хотите взять свою резолюцию обратно? Ну?.. Эх, друзья, вдумчивей думать надо… Неужели мне вас агитировать?