Валентина Гончаренко - Рассказы бабушки Тани о былом

• Название: Рассказы бабушки Тани о былом
• Автор: Валентина Гончаренко
• Жанр: Современная проза

Героиня повествует о людях, принесших ей радость и ставших источником горя во время войны.

---

Не таясь, на глазах у всех, Фраер перенес свои чемоданы к Тименчихе, вроде как женился на ней. А Тименчиха расцвела, раскрыла свои сундуки, достала из них шелковые платки, несколько пар обуви и целую кипу отрезов на кофты и юбки. Мама утонула в ее заказах. За всю жизнь Тименчиха не сносила ни одного платья, только кофты и юбки, сшитые по одному, принятому на ее родине фасону. Даже ради Фраера она не изменила своей привычке щеголять в широкой длинной юбке и свободной кофте сверх нее. А вот обувь поменяла. Дома стала ходить в нарядных домашних тапочках, идя в хлев. надевала глубокие галоши, а когда шла на люди, наряжалась в туфли или ботинки смеховой опушкой. Неслыханное дело — Тименчиха начала употреблять крем и пудриться! Изрытое оспинами, скуластое лицо ее посвежело. Она радостной молодкой бегала по двору. Бабы в магазине в платьях из крашеной маты, в рваных заклеенных чунях, измазанных навозом, увидев входящую Тименчиху, насмешливо опускали глаза и отворачивались. Довольная, что вызвала зависть, она шествовала мимо, держась прямо, чтобы ненароком не пошатнуться на непривычных каблуках., Нарочно приостанавливалась и сметала несуществующую пылинку с шуршащей фабричным крахмалом сатиновой юбки, притрагивалась пальцами к бусинкам частых пуговок на новой кофте и поправляла на голове радужный платок.

Пройдясь по магазину и не заняв очереди, Тименчиха направлялась к выходу. Рано овдовевшие и обездоленные войной бабы, измученные невзгодами, полуголодные, держащие на своих плечах и колхоз, и домашнее хозяйство, и детей, надрывающиеся в непосильном почти бесплатном труде, презрительно и с осуждением провожали разряженную "молодуху". Они знали, что трудности эти временные, и терпеливо переносили свалившиеся напасти, потому что верили в неизбежность Победы, которая станет очень высокой оплатой для всех, кто ради нее трудился. А Тименчихе никто не завидовал. Наоборот, ее презирали и ненавидели. Надо же в такую лихую годину так вырядиться специально для того, чтобы пустить пыль в глаза!

А Тименчиха торжествовала. Она пьянела от ликующего блаженства чувствовать превосходство над теми, кто прежде унижал и оскорблял ее. Это наполняло ее душу счастьем и радостью. Она повторяла маме:

— Тот-то имя! Пущай хоть лопнуть, а я ня вспрашки пошла, ня вспрашки буду жить! Нихто мяне ня указ!

Счастья на нее свалилось так много, что она сама себе не верила. И невиданно представительный сожитель, и поток посылок от сыновей с фронта! Чего только не было в фанерных ящичках и зашитых торбочках из мешковины! Ручные часы, кольца, браслеты, серьги, ожерелья, столовое серебро, мужские и женские костюмы и плащи, комплекты постельного белья, ковры, сгущенка, тушенка, пачки пиленого сахара, упаковки разного печенья, кружева, тюль, отрезы бархата и шелка, мужская, женская и детская обувь, нарядные платки и шали… Всего не перечислишь.

Фраер посоветовал Акульке потихоньку продавать вещи, не накапливать их. Безопаснее хранить деньги и драгоценности, их легче спрятать, и предложил себя в посредники. Когда он принес деньги за первую партию проданного товара, она поразилась его честности: столько выручить ей никогда бы не удалось. Последние паутинки теплившегося недоверия улетели, и Тименчиха открыла при нем свою шкатулку — металлическую коробку в виде сундучка, в каких когда-то продавался индийский чай. "Сундучок" почти доверху был набит крупными купюрами. Больше того, потеряв остатки бдительности, очарованная Тименчиха показала сожителю тайник в хлеву, куда прячет шкатулку. Другой тайник, где спрятаны драгоценности, она все-таки скрыла от него. Что бы ни случилось, ее накоплений хватило бы до последних дней, хотя она ни часу не работала вне дома, даже во время войны, когда мобилизовывались все, кто мог двигаться. До войны она пользовалась льготами как многодетная мать, во время войны обладала привилегиями как мать трех фронтовиков, а после войны стала стара, чтобы принуждать ее к труду на общих основаниях. Совершенно неграмотная, считать деньги умела и соблюдать собственную выгоду тоже.

Фраер на самом деле помог удачно и без хлопот продать многое из того, что прислали фронтовые мародеры. Первую коробку Тименчиха перепрятала, деньги стала складывать в другой металлический сундучок, поменьше и поновее. Но Нюшка, ее младшая сестра и Нюшкины девочки обижены не были, щеголяли во всем заграничном, часто меняя наряды. Вот уж справедливо: кому война, кому мать родна.

С появлением Фраера домашний уклад в хате Тименчихи резко изменился. Фраер сам старье выбросил, в горнице устроил спальню с двумя пружинными кроватями, в прежней кухне оборудовал столовую, а сенцы перестроил под кухню, где у стенки утвердился купленный по случаю сервант, а возле плиты — нарядный кухонный стол с шкафчиком для кастрюль и сковородок. Везде навел чистоту и блеск… Тюлевые занавески на окнах, льняные скатерти на столах, ковровые дорожки и белоснежное постельное белье в спальне. Такую роскошь Тименчиха не могла представить даже во сне.

Фраер очень любил застолья с обильным угощением, пристойными разговорами и красивыми песнями. Вечер, проведенный когда-то за нашим столом, ему очень понравился, поэтому перед праздниками Тименчиха прибегала к нам с приглашением отужинать, чем Бог послал. Я игнорировала эти приглашения, а мама с Варей не отказывались встречать праздники в компании галантного кавалера. В такие дни и Нюшка приходила к матери. Девочек она забрала к себе, устроила их в круглосуточный детский садик, а на выходные отводила к одинокой учительнице-пенсионерке, которая за небольшую плату присматривала за ними, когда их мать приятно проводила время с очередным хахалем.

В войну в нашей области стояла часть армии Андерса, и польские офицеры не обходили вниманием нестрогую молодую вдову. В их сопровождении она приходила и к матери, охотно помогая Фраеру в его хозяйских заботах. Он сам готовил закуски, сам сервировал стол, сам подавал блюда. Тименчиха для этой роли никак не подходила, Нюшка же сделалась его старательной ученицей и быстро научилась соблюдать застольные ритуалы. Посидев немного со стариками, она вместе с кавалером покидала компанию до следующего праздника. Фраер гордился своим баритоном и любил петь. Вместе с моей мамой и сестрой они составили приличное трио. Пели — заслушаешься. Репертуар Фраера был очень широким. Он знал много оперных арий и за столом исполнял их в одиночку: "О, дайте, дайте мне свободу", "Люди гибнут за металл", " Фигаро здесь, Фигаро там"…

Душа Тименчихи наполнялась гордостью. Зрачки узких глазок бегали темными мышками меж припухлых век, следя за каждым движением такого импозантного сожителя. Она непрестанно улыбалась, не показывая зубов, и шмыгала плоским носом, касаясь его полусогнутыми пальцами. И молчала, боясь нарушить высокую "культурность" застолья.

После вечера Фраер всегда провожал своих гостей до дома и, прощаясь, непременно вручал каждой по плитке шоколада. Если бы не эти презенты, шоколада за все годы войны я бы не попробовала.

Однажды мы со школьниками собирали кукурузные початки, оставшиеся на будыльях после уборки. Возникла необходимость перейти на новый участок, и я пошла посмотреть, куда удобнее6 перевести детей. Иду, на пути ложбинка, спустилась в нее, и тут из кукурузных будыльев неожиданно вынырнул Фраер, улыбающийся и любезный. Поздоровавшись, спросил, почему для прогулок я избрала такое неудобное место. Ответила, что работаю, а не гуляю, меня ждут дети, и сделала шаг, чтобы продолжить путь. Он преградил мне дорогу и жестко сказал, что нуждается в моей помощи. Он хочет купить у меня паспорт нашего покойного отца. Хорошо заплатит.

— Из-за каких грехов вы собираетесь жить по чужому паспорту? — не менее жестко бросила я, — Уже навострили лыжи? Счастливого пути! Убирайтесь побыстрей, и не трогайте ни маму, ни сестер. Паспорт в милицию отнесла я, когда брала справку о смерти…

Он не смутился, пытливо взглянул на меня, сунул деньги обратно в карман и нырнул в кукурузную чащобу.

Через несколько дней Тименчиха, растерянная и жалкая, еле приплелась к маме с великим горем: Фраер сбежал, прихватив с собой четыре мужских костюма, четыре пары башмаков к ним, коробку мужских галстуков и коробку носков. Бог с ними, этими вещами, но он и деньги забрал вместе со шкатулкой:

— Вот горюшко-то! Тишка таперча убьеть. Хош ня хош, а Нюшку надоть покликать… У ей знакомства…

Послали за Нюшкой. Она быстро пришла, пообещала посоветоваться со знакомым милиционером… Поколебавшись, все- таки признали более мудрым не затягивать дело, а сразу вызвать милицию. Когда составляли милицейский протокол, Тименчиха существенно сократила сумму пропавших денег и сказала, что заветная шкатулка стояла у нее в шкафу с одеждой. Вписали в протокол пропажу костюмов и башмаков, будто приобретенных братьями еще до войны для праздничного выхода. Нюшка про себя удивилась, как много денег накопила мать на черный день. Не укради их Фраер, можно было бы хорошо покутить после смерти матери. Братьев она в счет не брала. Они всегда найдут, где и как поживиться. К счастью для Тименчихи, она удержала в тайне от Нюшки существование большой коробки с деньгами и кувшинчика с драгоценностями. Повытаскала бы дочка втихаря и браслеты, и колечки. Повезло, что вызванный участковый ограничился протоколом, даже без беглого осмотра хаты. Чемоданы Фраера обнаружились в кладовке, а рабочая одежда открыто висела на кухне. И там и там Нюшка нашла пачки всяких заполненных и пустых бланков, какие-то брошюрки, напечатанные не по-русски, и ножны для большого ножа. Видно, удирая, Фраер сильно торопился, не успел сжечь. А может, и не думал уничтожать, убежденный, что сожительница милицию не позовет, боясь за сыновей. По словам Тименчихи, он взял не так уж много: те костюмы и башмаки, новую рабочую спецовку, резиновые сапоги, ватник и офицерскую плащ-палатку. То, что носил здесь, все оставил аккуратно сложенным в чемоданах. Зато опустошил ларчик с продуктами из посылок. Кроме всяких консервов, прихватил сумочку с мукой, бутылку масла, торбочку с сухарями и весь хлеб, что она в тот день испекла. Стало ясно, что Фраер не думал ехать поездом, а двинулся пешком по тропам через горы, Куда? Бог весть. Тименчиха попросила маму спрятать у себя добро, принадлежащее Фраеру. Мама отказалась. Куда потом делись его чемоданы, не знаю.