Валентина Гончаренко - Рассказы бабушки Тани о былом

• Название: Рассказы бабушки Тани о былом
• Автор: Валентина Гончаренко
• Жанр: Современная проза

Героиня повествует о людях, принесших ей радость и ставших источником горя во время войны.

---

— Понимаешь, — сказала я доверительно, — в песне вы вдруг раскрылись подлинными рыцарями без страха и упрека, образцом мужского благородства и отваги, а ваша любимая предстала женщиной такой идеальной женской чистоты, что мне стало даже неловко за свою ограниченность. И глупость. Мы изредка пели эти песни, совершенно не понимая их истинного смысла. И песни выбирали слащавые, поэтому ложные. Например, о том, как "паренек", уходя на фронт, глядел на "огонек", который горел "на окошке у девушки", как он вспоминал о нем после боя, как берег "письмецо", принесшее ему "весточку" от любимой с уверением, "что любовь ее девичья никогда не умрет" Атаки, отступления, осады, шквал огня и куски разорванных тел при бомбежках! Смерть идет по пятам, — и "паренек, письмецо, весточка" Конфетная пошлятина! А я воспринимала это как реальность. Или эта примитивная Катюша, что с высокого берега орала о своей готовности сберечь любовь, если он землю сбережет родную! Это же трафарет! Нет, фронтом в этих песнях даже не пахнет. Войну, фронт я услышала в том, как вы пели, стоя на веранде. Нет, такие идеалы для меня недостижимы! И тянуться не буду. Силенок не хватит. Для этого нужно другой родиться.

— Танюша, — протянул он с глубоким огорчением, — ты меня поражаешь. Не надо быть такой "вумной". "Вумных" не любят. Не знаю, это каким же нужно быть мужиком, чтобы стать вровень. Были на фронте такие мужики. Их повыбили. Пали смертью храбрых. А я вот остался, хотя не прятался во втором эшелоне. Не идеал. Безобразно неразборчив с женщинами и смел, но на тебе жениться не решился бы. Тянуться всю жизнь силенок не хватит, поэтому и не пытаюсь выскочить из своей шкуры… А из ямы поглядывать вверх не хочу… И любой другой не захочет… Куковать тебе весь век в одиночестве. Подумай над этим, дорогой мой директор семилетней школы… Дружески советую.

Вот так отхлестал! Провалиться бы сквозь землю от стыда или дать ему пощечину! Горло перехватила спазма. Не знаю, как бы я вышла из затруднения, если бы мой лейтенант вдруг не оживился, радостно воскликнув:

— Ба, знакомые все лица!

В калитку входила Нюшка. Все-таки не обошлось без непрошеных гостей. Дескать, шла мимо и заглянула на шум, да и дело есть. Черное с блестками платье, лакированные туфли, прическа, как у примадонны из трофейного фильма. На плечах очень дорогая шелковая шаль редкого ярко-вишневого цвета. Последний крик местной моды. Тяжелые вязаные нити широченной бахромы шелковым каскадом скрывали ее фигуру до колен и при каждом движении благородно струились сдержанными колебаниями. Олицетворение богатства, вкуса и порядочности. Одни духи чего стоят. Щекочущий запах свежего морского ветерка. Из мародерских посылок братьев, конечно. Ссссука! Специально нарядилась и специально зашла. С какой целью?

Мой лейтенант игривой походкой направился к ней, но она отвернулась и подозвала Леню. Что-то ему сказала и, не попрощавшись, двинулась к калитке. Крикнув: "Я сейчас!" — Леня догнал ее. Лиза хотела пойти следом, жестом Леня не разрешил этого. Мой лейтенант как ни в чем не бывало вернулся ко мне. Сказал со смехом:

— Ну, майор, держись!

Веселье сломалось. Мы уселись на веранде, потешились анекдотами, попели, помолчали и гурьбой повалили искать Леню. Зашли к Тименчихе — нет, не были, к Корчным — тоже не появлялись… Куда теперь идти, где искать… Мужчины отправили нас домой, сами продолжили поиски. Маша осунулась, еле держалась на ногах. К утру сослуживцы Лени обошли все места Нюшкиных бдений — никаких следов. Опухшим от слез лицом Маша зарылась в подушки. Выпал выходной, детей в школе не было. Я пригласила Лизу и офицеров в учительскую на совет. Лейтенант сказал, что сами не найдем, нужно заявить военкому и в милицию. Участковый обошел кишлак из двора во двор: пропавших никто не видел.

Исчез майор, фронтовик, работник военкомата — дело нешуточное Райком поднял на ноги всех, кто хоть как-то мог быть полезным в поисках. Никаких следов. Из области вызвали сыскаря, бывшего фронтового разведчика. Он дотошно допросил всех участников вечера. Обошел школьный двор и от него расширяющимися кругами обследовал все ямки, все кусты и завалы. На колхозном дворе он увидел довольно большую копешку соломы, хотел разбросать ее и чуть не провалился в преисподнюю. Копешка лежала на жердях, перекрывающих старый заброшенный колодец, о котором давно забыли. Раскидали солому, открыли жерло колодца. Глубоко в темноте что-то белеет. Спустили фонарь, он потух, успев осветить несколько упавших жердей и на них кучку соломы. Сыскарь обошел двор, вернулся к колодцу и сказал: "Тут!"

Ушло полдня, пока сооружали ворот. Солнце зацепилось за вершины гор, когда начали спуск разведчика в глубину колодца. Веревки ослабли. Достиг дна. Что-то крикнул. Не разобрали, далеко, глубина пятнадцать метров, выждав, начали подъем, так же медленно и осторожно. И вот привязанный к перекладине показался какой-то тюк. Милиционеры кольцом охватили колодезный провал, нас оттеснили в толпу, неизвестно как образовавшуюся за короткое время. Мелькнула голова Тименчихи в сбившемся платке. Я с трудом протиснулась вперед, чтобы рассмотреть, что за тюк осторожно извлекается из колодца. Первое, что я увидела, это клочья изодранной офицерской рубашки и окровавленная спина в рубцах и шрамах… Леня! Охваченная ужасом, я утробно закричала. Маша и Лиза забились в истерике. Нас отвели в колхозный медпункт. Что потом было, помнится, как в тумане.

Рассказывали, что вторым появился сам разведчик. Лицо серое, омертвелое, глаза остановившиеся. С трудом добрел до кочки и сел Доставать Нюшку отказался, грубо отпихивая сующую ему деньги Тименчиху, и вполголоса матерился.

Продолжая держать в руке пук бумажных денег, Тименчиха кинулась к трем стоявшим в сторонке молодым курдам с той же мольбой. Один из них пересчитал деньги и мотнул головой товарищам. Они подняли наверх изуродованное тело Нюшки и за обещание дополнительной оплаты отнесли его на измазанных навозом колхозных носилках в родной дом. Мать прикрыла размозженное лицо дочери снятым с головы платком.

Только некоторое время спустя я смогла восстановить с большей долей достоверности картину того, что произошло в ту ночь.

По-видимому, в тот вечер в Нюшкин "клуб" никто не пришел, напрасно она старалось получше нарядиться. Вскипятила самовар, но заваривать чай не стала. Посидела одна за столом, решительно встала и сразу направилась к школе. Знала, где найдет Леню. Что она ему сказала, каким обманом привела потом к копне над колодцем, теперь уж никто никогда не узнает.

Спустившийся на дно колодца сыскарь первым увидел Леню. Он сидел, прислонившись спиной к стенке, и смотрел вверх мертвыми глазами. Истерзанная Нюшка лежала вниз лицом, разбросав переломанные ноги. Она падала первой. Стены колодца облицованы железобетонными широкими кольцами. От времени цемент выкрошился, ржавые прутья арматуры обнажились и во многих местах торчали длинными шипами. Пятнадцать метров до дна колодца Нюшка и Леня, падая, бились об эти шипы, калечились, разрывая в клочья мышцы и кожу, ломая кости. Нюшка достигла дна уже бездыханной: вырванная височная кость вместе с пучком волос приклеилась к плечу запекшейся кровью и раздавленными мозгами. Леня тоже весь изломан и истерзан, но у него откуда-то взялись сила сесть и поднять голову кверху. О чем он думал в последние минуты, кого он звал и долго ли мучился — все ушло вместе с ним в небытие. Куда-то делся и портсигар с цветочками, Лиза видела его у Лени в тот самый вечер, а потом сколько ни искала, найти не смогла. Может, остался на дне колодца, или курды его подобрали.

Похоронили Леню как солдата, погибшего в бою, отдав честь залпом из армейских карабинов. Попрощаться с ним пришел весь поселок, могилу завалили цветами. Когда приготовились опускать гроб в яму, Лиза упала на его обтянутую кумачом крышку и истошно, душераздирающе завыла:

— Прости нас, братик родненький, прости за ради Христа! Не сразила тебя фашистская пуля, не сгорел ты в танке, наши молитвы хранили тебя, живым ты вернулся с войны!.. И сгинул здесь, дома, возле нас с матерью!.. Не уберегли мы тебя!.. Ох, не уберегли от нечистой силы, от проклятого семени бесовского!.. Будь она проклята, нечистая сила!.. Будь проклята с их богатством, с их завистью и злобой!.. Будь проклята!.. Будь проклята!..

С обезумевшими глазами, растрепанная, Лиза колотилась головой о крышку гроба и обеими руками рвала на себе волосы. Женщинам она не далась. Ее с усилием оттащили солдаты из военкомата. Она продолжала биться о землю, свалившись ничком. Рядом с нею упала мать от сердечного приступа. Лейтенант, мой незадачливый кавалер, с товарищем ее тут же на военкоматском джипе отвезли в больницу. Она только на полгода пережила сына. Военкоматские работники не оставили Лизу в беде. Общее горе сблизило их. Артиллерийский офицер, гулявший с нами на злополучном вечере, стал ее мужем. Они поселились в той квартире, которую обустраивал Леня.