Ян Гамильтон - Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны

• Название: Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны
• Автор: Ян Гамильтон
• Жанр: Биографии и Мемуары

Аннотация издательства: Русско-японская война (1904–1905) за господство в Северо-Восточном Китае и Корее не обойдена вниманием исследователей. Ей посвящены сотни научных трудов и книг. В этом море военно-исторической литературы затерялись оригинальные записки британского военного агента при Первой японской армии генерал-майора сэра Яна Гамильтона. Ему удалось нарисовать обобщающие портреты как японского, так и русского солдата, описать их морально-боевые качества, вытекающие из национального характера. В этом неувядающая ценность мемуаров английского, генерала, ставших библиографической редкостью. Печатаются по изданию 1906 года.

---

Мне знаком каждый шаг на этой местности. Небольшой овраг почти весь покрыт густой зарослью около четырех футов высотой. Хребты обеих возвышенностей совершенно обнажены, хотя вдоль русской позиции кое-где и росли деревья. Японцы продольно обстреливались огнем русских орудий, расположенных на главном хребте недалеко от Иоширеи. Тыльный склон русской возвышенности был очень крут, почти как бруствер редута, и представлял благодаря этому хорошее укрытие от шрапнельного огня. Русская возвышенность тянулась почти до Чинчапутзу, и с этой северной оконечности своей позиции, со стороны деревни, обороняющиеся могли до известной степени продольно обстреливать овраг. Японцы не были в состоянии взобраться на главный хребет, чтобы обойти правый русский фланг, ибо при этом попадали под огонь орудий к югу от Иоширеи. С другой стороны, русские могли при случае проползти позади главного хребта, внезапно выскочить на него и продольно обстреливать японцев, лежащих вдоль этой возвышенности. Они так и поступили в действительности.

В 12 ч. 35 мин. японцы убедились, что русские не имеют ни малейшего намерения преподнести им в подарок эту свою позицию. Японцы сначала пустили в дело свои поддержки, а затем в 1 ч. дня и резервы. Отозвали из южной части Суитечанзы роту 1-го батальона, из орудия открыли беглый огонь, а пехота пачечный, но ничего из этого не выходило. Были сделаны одиночными людьми и мелкими партиями одна или две попытки прорваться через последние 100 ярдов, но напряжение русского огня, казалось, скорее увеличивалось, чем уменьшалось. Для наблюдателей с другой стороны долины Яморинза было вполне ясно, что сибирские стрелки не намерены были обращать ни малейшего внимания на Императорскую гвардию и решили, что если японцам так хочется овладеть их позицией, то пусть они возьмут ее острием штыков. Полковник Юм рассказывал мне, что в самый разгар боя один из солдат обратился к своему ротному командиру с замечанием, что эти люди напротив такие хорошие стрелки и так храбро высовываются из-за закрытий, что, по его мнению, это, должно быть, японцы, а не русские. Офицер ответил ему, что если это его мнение, то пусть он развернет свой маленький флаг с восходящим солнцем и воткнет его на вершину своей позиции. Солдат исполнил это и убедился, что люди на противоположной стороне, видимо, не были большими почитателями его национальной эмблемы, ибо флаг был немедленно прострелен в трех местах.

21-й Восточно-Сибирский стрелковый полк — один из немногих хорошо стреляющих полков, с которыми японцам пришлось до сих пор встречаться. На таком близком расстоянии высунуться из-за хребта возвышенности более чем на секунду означало верную смерть. Нет более трудного испытания для солдата, как приказать ему опять повторить атаку после первой неудачи. Его волнение улеглось, и он имел достаточно времени, чтобы уяснить себе, что первый поднявшийся с земли человек будет подстрелен как кролик. Японцы не сделали этой попытки и своим слабым огнем как бы признали, что весь их пыл к атаке сам собой охладел.

Днем русскими была произведена небольшая попытка перейти в наступление и атаковать японскую возвышенность, для чего они проползли через невысокий кустарник из своих окопов над Чинчапутзу. Они были отброшены, и после этого до 4 ч. дня в гвардейской дивизии не происходило ничего особенного, если не считать настойчивых усилий японской артиллерии получить перевес над искусно расположенными орудиями противника. Обходящая колонна, колонна для связи и, наконец, левая половина правой колонны — все они были осуждены на полное бездействие. Теперь стало ясно, что план Куроки потерпел неудачу. Обходящая и атакующая части его сил, состоящие из трех колонн, движения которых мною описаны, перестали обходить и атаковать. Оставался только тот отряд, которым он намеревался удерживать правый фланг неприятеля во время его обхода, а именно, гвардейцы, двинувшиеся вниз по долине Макуменза и остановившиеся против д. Яморинза, и 2-я дивизия, удерживавшая главные силы противника против Тована и Кинкахоши.

В 3 ч. дня генерал Хасегава, начальник гвардейской дивизии, получил донесение, доставленное через горы пешим ординарцем и поэтому запоздавшее на несколько часов. В донесении сообщалось о полной неудаче обходного движения и предупреждалось о сосредоточении противника на фронте изолированной левой колонны и колонны для связи. Единственным способом облегчить положение левого фланга было перейти самому в наступление правым флангом. В соответствии с этим Хасегава немедленно выслал свой дивизионный резерв на подкрепление японцам на хребте над Чинчапутзу и приказал им еще раз попробовать овладеть неприятельской позицией. Их час настал независимо от того, могли ли они или нет выполнить возложенное на них поручение. Это вполне свойственно человеческой природе; той жалкой человеческой природе, с которой приходится бороться на войне офицерам, а в мирное время — священникам. Как бы они ни боролись с ней, она никогда не бывает окончательно побеждена и готова не выдержать испытания в самую критическую минуту. Когда люди, прилепившись к земле в течение трех смертельных часов, выносили непрерывный град пуль, проносившийся над их головами, чрезвычайно трудно заставить всех их одновременно подняться и броситься вперед в штыки. Несколько особенно храбрых людей вскакивают на ноги и мгновенно падают убитыми, что усиливает у каждого ту затаенную мысль, что он поднимется с земли только после своего соседа. А так как его сосед думает совершенно так же, то в результате из этого всего ничего и не выходит, если только не прибудут свежие войска и не пойдут сразу вперед без малейшей задержки или колебания. Поэтому, может быть, было вполне естественно, что приказание атаковать не имело ни малейших последствий. Итак, было приказано последней колонне, лежавшей против Яморинзы, перейти через долину и овладеть высотой к юго-западу от этой деревни. Под прикрытием ужасного артиллерийского огня со всех японских батарей колонна двинулась вперед, перешла вброд реку в 6 ч. вечера и овладела Яморинзой и вершиной в 500 ярдах к югу от нее. Однако здесь атака была совершенно остановлена и противник продолжал удерживать свои позиции не только на главном хребте, но и на вершине в двух или трехстах ярдах к юго-западу. Теперь неуспех гвардии сделался совсем полным. Они ввели в дело все свои резервы, и если бы сражение разыгрывалось только между ними одними и русскими, я уверен, что положение японцев становилось бы все хуже и хуже.

Правый фланг Куроки, состоявший из 2-й дивизии без четырех батальонов Окасаки, располагался по обеим сторонам Мотиенлингской дороги в полумиле от того места, где она выходит в долину Яморинза — Тиенсуитиен. Два батальона и две батареи занимали позицию по южную сторону дороги, а шесть батальонов с четырьмя батареями — по северную. Так как 2-я дивизия главным образом предназначалась для удержания на месте противника, то там вначале и не происходило никаких интересных событий. В 9 ч. утра четыре японские батареи, расположенные к северу от дороги и как раз позади хребта, начали нащупывать русские окопы шрапнельным огнем. Несколько отдельных рощ на хребте северной стороны долины также привлекли их внимание на себя. Затем они увеличили прицел и трубку и перенесли огонь на русскую батарею, находившуюся на вершине хребта в 2000 ярдах к северо-западу от Иоширеи. В это время гвардейская артиллерия направляла свои ужасные, но судорожные усилия против хребта, тянувшегося к юго-западу от Чинчапутзу. Непрестанный гул и грохот ее выстрелов и масса красивых белых клубов дыма разрывающихся шрапнелей производили удивительное впечатление. В 9 ч. 45 мин. русские орудия в 1500 ярдах к юго-востоку от Иоширеи, которые до сих пор обстреливали долину Яморинза, мгновенно перенесли свой огонь на четыре батареи 2-й дивизии, стоявшие к северу от Мотиенлингской дороги. В одно мгновение они закончили пристрелку, выпустили ураган снарядов, и через несколько минут все оставшиеся в живых и не раненые японские артиллеристы убрались на пятьдесят ярдов назад под закрытие углубленной дороги, а двадцать четыре их орудия, так задорно гремевшие до сих пор, были оставлены на произвол судьбы и хранили гробовое молчание! Как только русские насытились своей победой, они тоже прекратили огонь. И тогда вместо шума и смятения воцарилось полное спокойствие, которое скорее подчеркивалось, чем нарушалось дробным рокотом внизу, по которому мы догадывались, что гвардия и русские все еще вели между собой упорную борьбу около Суитечанзы и Чинчапутзы.

Мало-помалу японская артиллерийская прислуга выползла обратно, и я ясно видел, как она возилась со своими орудиями, переменяя их положение так, чтобы ввести русских в заблуждение относительно дистанции, если они опять откроют огонь.

В 2 ч. 45 мин. опять началось состязание. Японцы большей частью стреляли гранатами, направляя огонь на своего старого врага, батарею к северо-востоку от Иоширеи и на выступную батарею недалеко от оконечности вершины близ Тована. На этот раз русским на высотах у Иоширеи не удалось повторить их первый блестящий успех, может быть, потому, что их сбили с толку небольшие изменения в положении японских орудий. С другой же стороны, как я сам убедился на следующий день, русские орудия над Тованом были совершенно неуязвимы для выстрелов с северо-востока, потому что были чрезвычайно искусно сжаты вместе между небольшой крутой вершиной и подъемом горы. Их фронт обеспечивался обрывом в 80 футов вышиной, спускающимся к реке, так что лучшей позиции и нельзя себе вообразить.