Анна Бильченко - Полет над грозой

• Название: Полет над грозой
• Автор: Анна Бильченко
• Жанр: Научная Фантастика

Когда борец за свою планету оказывается перед лицом не подвластных ему сил, его единственным оружием становится человечность. Она — не лучший путь к победе, но без нее победа невозможна.

---

Тяжело облокотившись о поручни, Майкл смотрел вниз. Тысячи лиц смешались в хаосе, строго выстроенном по рядам. Он молчал — но был готов рассмеяться: всю жизнь он шел вперед, боролся, рисковал собой ради этих нескольких метров, отделявших место главкома от общей платформы. В хаосе блистающих значков и лиц он видел знакомые черты… черты тех, кто был там, и кого там быть не могло… Он видел Старра, серьезного и собранного, но с тем давно забытым блеском в глазах. Он видел Дженни. Все это было так давно — и так недавно. А он желал хотя бы раз опередить беспощадную судьбу, отнявшую у него слишком многих друзей.

— Пора, сэр, — прошептал Холстен.

Майкл обернулся и одарил воинов Командования почти торжествующим взглядом. Краска схлынула с их лиц в одно мгновение. Майкл улыбнулся и приложил палец к губам, словно призывая их сохранить эту тайну еще несколько минут.

— Вы здесь, Армандо? — спросил он, обращаясь к пасмурному небу.

— Внимательно слушаю, — произнес невесь откуда взявшийся голос.

Взгляд Майкла оставался верным небу и серебристо-серым облакам. Небольшой сканер проектора скользнул по его лицу, передав изображение на огромный экран. До этой секунды Майкл не знал, что он будет говорить. Не знал он этого и сейчас… и даже тогда, когда, повинуясь безумному порыву, одним прыжком оказался на поручне, слишком узком для его ног. Но Майклу было плевать на эти мелочные условности: скорее бы Земля упала в бездну хаоса, чем он.

— Приветствую вас, воины! — выкрикнул он. — Приветствую вас, господа Райдер и Стил!

Его темная фигура зависла над тысячами неподвижных воинов, над тысячами застывших глаз и замерших сердец. Улыбка терзала Майкла сумасшедшей радостью; он не чувствовал ничего, кроме легкости, невесомости… и пьянящей близости небес.

— В последнее время, — начал он, озвучивая чьи-то слова, которые заполнили его разум, — мне все чаще приходилось задумываться над тем, что есть истинным, а что ложным… и сколько праведной лжи можно допустить ради благого дела. В чем главное отличие между любым из вас и господином Райдером? Я отвечу! Мы умеем врать! Ни один аллен, ни один дарк не позволит себе той страшной вещи, которую мы давно уже обратили в служение нашим целям. Но почему, спросите вы, этот невинный недостаток так опасен? Потому, что мы не замечаем, когда прекращаем врать другим и начинаем обманывать самих себя! Мы врем себе столетиями, мы уже не видим правду, для нас святая правда — это ложь! Да, я тоже был таким! Я верил в то, во что верите вы! Но я не могу больше отворачиваться от правды. А правда, которую всегда знали те, кто стоит за мной, в том, что мы проиграли. Нам удалось обмануть себя. А в это время наши инопланетные друзья не теряли времени и оплетали Землю своей сетью. Вы думаете, мы сильны? Свободны? Если бы вы могли увидеть все собственными глазами, почувствовать бесцветные нити этой паутины, вы бы поняли: это катастрофа. Как же мы наивны… как же мы врем, когда смотрим в это небо… А хотим ли мы видеть наши настоящие небеса?!

Майкл дерзко выбросил вверх правую руку, и на свинцово-сером полотне неба появилось маленькое темное пятнышко, капля чернил, которую мгновенно впитали в себя облака. Небесный свод покрывался мраком; он удалялся все дальше от земли, словно падая в бездонный колодец. Двенадцать дня превратились в двенадцать ночи, и тысячи застывших лиц освещал лишь пылающий кроваво-красный горизонт.

— Слушайте меня, воины! — выкрикнул Майкл, вытянув вверх руку и сжигая безумным взглядом погруженные во мрак небеса. — Слушайте меня, господин Райдер, и все, кто когда-либо посягал на эту планету!..

Майкл с наслаждением смолк. Им овладела невыносимая гордость от того, что там, за далекими звездами, лидеры величайших наций Галактики внимают его словам. И он продолжил, бросив им свое последнее обвинение:

— Вы слишком долго были всевидящими и всесильными! Но ваше время истекло! Я, Майкл О'Хара, главком Космических Сил, клянусь собой, клянусь этим небом и этими звездами, что никто и никогда больше не будет вершить судьбу Земли! Никто, кроме самих людей! Отныне и навеки!

Ветер звенел в его ушах, а небо преисполнилось невыносимым безмолвием.

— Ну, что же вы?! — крикнул Майкл в звездную бесконечность. — Я хочу слышать ваш ответ!

Каждый дюйм его тела пылал волей и яростью, желанием слышать согласие — или принять финальный бой. Но буря в его душе не тронула спокойствие космоса. Долго, невыносимо долго смотрел он вверх, застывший в дерзком вызове всему миру, но мир ответил ему неподвижностью и тишиной. Казалось, прошли века: Майкл не знал, он потерял чувство реальности… И, наконец, ему был дан ответ. Ночь отхлынула с небосвода, как растворяются тучи после опустошающей грозы. Майкл забыл о злости, в трепетном ожидании смотря на небеса… и вдруг на его бледную щеку упала почти невесомая дождевая капля — холодная и прозрачная, словно капля слез. Майкл вздрогнул. Опечаленный взгляд покинул небо, и по щеке скатилась вторая, настоящая слеза. Недвижимый, он возвышался над всей Землей посреди осеннего дождя, как бледная тень, как призрак одиночества… Майкл горько улыбнулся: небо оплакивало его разбитые мечты.

— Мне грустно говорить об этом, — прозвучал голос, вплетаясь в шелест дождя, — но твоя клятва не имеет силы.

Майл закрыл лицо ладонью.

— Почему? — беззвучно прошептали его губы.

— Из-за того, кто ее произнес, — ответил Арк. — Прости, но ты солгал.

— Я?.. Но разве я солгал?..

— Да. Самому себе.

Взгляд Майкла замер на собственном отражении в зеркале влажной стены. Чтобы понять все, ему хватило одного мига, но Майкл не мог отвести глаз от того, кого он видел. Рука в черной кожаной перчатке дотронулась до отражения. Он не хотел верить ни себе, ни своему разуму, ни своим глазам. Ему казалось, оно рассыпется, исчезнет, растворится в дождевой воде, стечет вниз, к его ногам… казалось, что это всего лишь иллюзия, искривленное зеркало небес… Но этого не случилось. И Майкла сковал холодный страх. Он отдернул руку… дотронулся до своего лица… и медленно развернулся к безмолвным воинам Космических Сил.

— Как же вы допустили… — прошептал он, вложив в эти слова всю свою боль, весь страх, все слезы. — Ну, как же… как? Как вы это допустили?! — крикнул он в тысячи неподвижных лиц. — Как вы позволили, чтобы Землей правил…

Он остановился, сжигая взглядом свою руку, сверкающую бриллиантовым сиянием дождевых капель. Его голос стих, и он почти прошептал:

— …чтобы Землей правил не человек?

Ответом ему было безмолвие. Тысячи взглядов, направленных в его глаза, казались смертельно равнодушными. Страх, изумление, гнев и ненависть, — все то, что делало их такими человечными, было стерто с неподвижных лиц. Он оглянулся… но мир метнулся вслед за ним и контуры тысяч человеческих фигур подернулись пеленой тумана. Он смотрел на них сквозь стену дождя, сквозь прозрачный блеск капель — или слез, бледнея на глазах, теряя силы с каждым новым ударом сердца. Мир изменился: он больше не был ни реальностью, ни сном — он был ничем и всем, он умирал и возрождался, он несся сквозь века и звезды, сквозь мысли и желания, обжигая его ладонь ледяным прикосновением абсолютной власти, за которую он все же продал душу — сам себе. Его сердце билось в груди тысяч воинов, он встречал тысячи собственных глаз, и одного движения губ было достаточно, чтобы произнести слова, способные навечно изменить их, спасти от катастрофы, повернуть ход истории… но его губы онемели от холодного прикосновения дождя. Навсегда сковало его цепью молчания, навечно швырнуло его на колени, и последняя капля, рожденная словом никогда, упала с неба, пронзив его несмелым солнечным лучом. Небо вернуло его вызов, швырнув ему в лицо худшее из проклятий — правду. Ту правду, которой было суждено навеки оставаться в безмолвных глубинах чужих глаз, скользнуть каплей по чужому лицу. Лицу того, чьей безвольной частью он был столько долгих лет.

— За что? — шепнул он, смотря в каменные лица, но встретил лишь пустоту незнания.

— За что? — проговорил он, устремив взгляд на небеса, но свет не стал говорить с тем, кто поставлен на колени.

Майкл поднялся. Промокший насквозь, скованный холодом, он обернулся к своему отражению, коварно поджидавшему его последних слов.

— За что? — прошептал он, сжигая взглядом смертельно-бледного брюнета, в огромных черных глазах которого мелькали проблески силы. Но губы его тени, его судьи и палача, лишь повторили его слова — беззвучно.

Стены скользили сквозь него. Сотни тысяч нитей, на которых держалась красивая иллюзия реальности, были в его бледнеющей ладони: он давно уже потерял счет потолкам, рухнувшим в бескрайнее небо, солнцам, сменившимся за этот бесконечный день, коридорам, сплетенным в неразрывный узел… Если бы несчастье можно было измерить шагами, он бы давно перешагнул черту, за которой отчаяние перерастало в медленную, мучительную смерть. Власть, высшая, абсолютная власть, жгла его руку безумным желанием сложить эти стены в города, миры в галактики, звезды в мириады звезд — или отшвырнуть прочь весь этот мир, бесформенный набор живых и неживых красок, разбив его, словно стекло, прозрачный, бесцветный осколок, способный лишь пропускать свет, но не порождать его… Улыбка отчаяния сковала его губы: он мог то, что было невозможно, знал то, что никогда не проявлялось на этом отрезке реальности, он мог перекроить весь мир, создавать и рушить, играя неисчислимыми оттенками красок… но не мог вернуть ту единственную, ради которой отдал бы все, что вмещала эта реальность. Время терзало его каждой секундой, время смеялось над ним, смеялось над жизнью и смертью, над вечной любовью и вечным страданием.