Лев Корнешов - Зона риска

• Название: Зона риска
• Автор: Лев Корнешов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1982

Остросюжетная повесть о нравственном искании подростков. Молодые герои книги вступают в жизнь сложными путями. Честность и мужество не дают свершиться преступлению, задуманному матерым преступником.

---

— Какие вы люди? — махнула рукой мать и заторопилась, засобиралась, зная, что не терпит старший, когда ему перечат.

— Пусть бы сидела себе на кухне, — сказал Мишка.

— Не высовывайся, — оборвал брат.

Так всегда с ним. Чуть заведется, уже не остановить. Мишке было жалко мать, но слово старшего брата — закон. Когда-то он попробовал перечить ему. Очень захотелось иметь аквариум, и Мишка на Птичьем рынке купил посудину, нескольких меченосцев, вуалехвостку. Приволок с помощью ребят аквариум домой,установил на подоконнике. Несколько часов кряду любовался, как плавают рыбки, и на душе у него было так, словно жизнь преподнесла ему неожиданный подарок. Он строил планы, как еще купит компрессор, зелень, оборудует на дне грот из разноцветных стекляшек, видел такие на рынке.

Брат пришел с работы злой, лицо у него шло красными пятнами — так всегда было, когда его «довели». Посмотрел на аквариум, на счастливого Мишку, обронил:

— Рыбы — дуры.

Помолчал и приказал:

— Выбрось.

Мишка вначале даже не понял, что от него требуют. Не мог же Геннадий ни с того ни с сего возненавидеть аквариум!

— Выбрось, — второй раз сказал Геннадий.

Нет, это было невозможно, он так долго мечтал об аквариуме! Мишка закрыл его спиной, закричал:

— Не дам!

— Сказал, выбрось! — повысил голос Геннадий.

— Нет! — кричал Мишка. — Он мой, что он тебе — мешает?

Очнулся он на полу, из носа текла кровь, дышать было трудно, в голове тихо позванивало. Брат рывком за шиворот поставил его на ноги, встряхнул.

— Понял? Выноси...

И Мишка взял аквариум, спустился с ним по лестнице, прошел в дальний угол двора, где стояли мусорные баки. Он швырнул стеклянную коробку на камни так, что она словно взорвалась, брызнула во все стороны серебряными осколками. Оглушенные рыбки трепыхались в лужице воды. Мишка наступил на них ботинком, крутнулся на каблуке, вгоняя в землю тоскливое бессилие.

— Мишка Шкет бесится! — крикнул кто-то из дворовых ребят, собравшихся кучкой поглазеть на странные действия приятеля.

Мишка подошел к крикуну и врезал парнишке по уху. Он вложил в удар всю злость, которая накопилась за эти минуты, и парнишка, помогавший Мишке совсем недавно тащить аквариум с Птичьего рынка, упал на землю, попытался подняться и снова упал.

Тогда Мишка понял, что, когда тебе больно, станет легче, если кому-то тоже причинить боль.

Он возвратился домой, брат сидел за столом, ужинал.

— Где деньги раздобыл? — спросил у Мишки. И предупредил: — Только без сказок, будто нашел.

— У пьяного в скверике с пацанами взяли бумажник.

— И еще чего?

— Часы и шапку.

— Где часы?

Часы были у Мишки на руке.

— Дурак, — спокойно сказал брат. — Может, еще и бумажник носишь?

— Угу, — признался Мишка.

— А пьяный, он в нашем скверике был?

— В нашем.

— Дела-а, — сокрушенно протянул Десятник. Он думал о чем-то своем тяжело и угрюмо. Мишка не решился нарушить тишину, тихо, стараясь не скрипеть стулом, сидел рядом.

Боль уже прошла, только чуть-чуть поташнивало, старший брат умел бить.

— Вот что, — решил наконец Десятник, — ты давай чеши к своему корешу, тому, у которого шапка, забери, а вечером, знаешь, где пустырь, зарой все в землю — и часы, и бумажник, и шапку. Чтоб ни одна живая душа не видела. Понял?

— Зачем? — удивился Мишка.

— Влипнете. Тот пьяный уже в отделении побывал и все изложил. У тебя часы раньше были? Не было. Откуда взялись? У одного пропали, у другого появились... А ну кто стукнет? Даже не с корыстью, а так, промежду делом... Срок огребете, а цена-то плевая.

Про себя Мишка отметил: дело, значит, не в сроке а в цене...

Мишка сделал все, как велел Геннадий. Хоть и жалко было часики — «Полет», противопыльный, противоударный, на семнадцати камнях, со светящимися стрелочками. Жалко, но брат зря советовать не станет, он всегда знает, что делает.

Это был один из первых «уроков», которые Мишка получил от брата, только что возвратившегося из очередной длительной отлучки. Потом были и другие. Десятник давал их как бы мимоходом, но «учил» основательно и повиновения требовал беспрекословного.

— Дуриком пусть дураки и попадаются, — любил приговаривать.

И случай подтвердил Мишке, насколько прав Геннадий. Два его приятеля «взяли» кондитерский киоск неподалеку от Оборонной. Там были только конфеты, печенье, булки, всю выручку продавщица унесла с собой. «Брали» они его просто и бесшабашно — ломиком вы вернули замок. На следующий день королями ходили на стометровке, угощали всех знакомых девочек шоколадом. А еще на следующий день их арестовали, после суда — в колонию. Когда Мишка рассказал об этом брату, тот только сплюнул:

— Щенки. — В глазах мелькнули и погасли злые искорки: — Ничего, их там обучат почище, чем в университетах. — И без всякой видимой связи спросил: — Ну а ты?

— Чего я? — не понял Мишка.

— Долго будешь со своими мальцов обирать?

Мишка и его приятели обложили нескольких ребятишек из тех, кто послабее, данью: каждый день — двадцать копеек. Ребятишки отдавали безропотно. Кому охота быть избитым? А Мишка не церемонился, с компанией встречал очередную жертву на пути из школы домой или возле кинотеатра, или во дворе, сам не бил — поручал это другим. Те усердно «обрабатывали» строптивых, демонстрируя перед Мишкой рвение и лихость. Благо им это ничем не грозило, так как мальчишки, боясь новой расправы, дома ничего не говорили.

— Прекрати, — потребовал Геннадий. — Все это мелочи, мараться не стоит. Поставят на учет в милиции, а это уже как хвост пришили: куда ни кинешься, он за тобой волочится.

Десятник оберегал младшего брата от «случайной» уголовщины, намекая, что впереди ждут настоящие дела. Какими они будут, он никогда не говорил. Мол, придет время — узнаешь.

После первой отсидки Геннадий налил в первый раз Мишке водку, выпил с ним как с равным. Мишка быстро опьянел, и брат определил: жидковат, надо повременить. Потом Мишке случалось выпивать и со своими приятелями, и со взрослыми, которым нравилось, что малец лихо опрокидывает рюмку. Со временем малец подрос и наловчился одним ударом сбивать с ног взрослых парией. Сеня Губа подарил ему нож с пружиной — если нажать на узенькую полосочку, вмонтированную в рукоять, молниеносно, с сухим треском выскакивало лезвие. Брату подарок понравился, но Мишку он предупредил:

— Из кармана не вынимать, не трепаться. Это крайний случай, понял? Самый крайний...

Брат не раз говорил, что будущее дело должно быть тихим, бесшумным и чтоб на всю жизнь.

— С перышками-ножичками я давно завязал. Хорошо, что тот бобер выкарабкался, не то бы гнить мне на полатях до конца жизни.

На полатях — значит на нарах в бараке где-нибудь там, где очень близко сходятся параллели и меридианы.

А «бобер», как догадывался Мишка, — это тот человек, за грабеж которого Десятник получил второй срок. Как это произошло, брат не распространялся. «Все хотят знать подробности, — крепко выпив, бормотал он, — а за подробности годочки набрасывают».

Бутылки стояли на столе уже пустые, Сеня Губа качался на стуле, слезливо объяснял Десятнику, за что он его любит.

— Эх, мало взял, — сокрушался он. — И ведь была, эта, мысль — сразу килограмм...

— Хватит, — сказал Десятник. — Тебе завтра за баранку.

— Это точно. К утру буду как стеклышко. Я, Гена, о твоему совету в передовики выбьюсь! А чего? Вкалывать умею.

Сеня потянулся к гитаре, запел слезливое, тоскливое, про загубленную жизнь, этапы, дальнюю дорогу «под похоронный стук колес».

— Не вой! — оборвал Десятник. — Здесь тебе не «малина». Что соседи скажут? И так косятся — каторжанин.

Десятник, как всегда, был прав. Клеймо отпетого уже прочно прилепилось во дворе и к Мишке, хотя пока ни в каких колониях бывать ему не довелось. И эта незримая мета возвышала Мишку в собственных глазах и в глазах пацанов, которых он сбил в тесную компанию, наводящую тоску на жильцов дома и на родителей аккуратных мальчиков и девочек. Стоило Мишке с кем-нибудь заговорить, как бдительная мамаша уже кричала с балкона:

— Вадик, домой!

«Будто я прокаженный», — думал Мишка и наливался яростью, презрением ко всем этим благополучным, «нормальным», как говорили учителя в школе. И еще крепла его привязанность к брату, столько испытавшему, а относившемуся к Мишке как к равному. Иногда только становилось тоскливо: ну почему у него все по-другому, не так, как у всех? Было жалко себя, а больше всего — мать: она и с Геннадием горюшка хлебнула. Но такие мысли быстро проходили, и снова Мишка столбом торчал на перекрестке, приходил домой за полночь, иногда в синяках.

Школу Мишка бросил в седьмом классе, год слонялся без дела, мать ворчала, но кормила, покупала кое-что из одежды на свои скудные приработки. Потом возвратился брат, какое-то время присматривался к Мишке, раздумывал, прикидывал. Спросил Мишку: