Татьяна Туринская - Арифметика подлости

• Название: Арифметика подлости
• Автор: Татьяна Туринская
• Жанр: Современные любовные романы

---

Спорить с этим Гене было трудно: нет, таких порядочных, как Оленька, у него было немного. Точнее, совсем не было. Да, все остальные — шлюхи. Прожженные и циничные — порядочная женщина сама к мужику в штаны не полезет. Но ведь и Оленька когда-то сама к нему пришла, сама дверь за собой закрыла, намекая на цель визита.

Вынужденно подтверждал: да, одна только Оленька порядочная. И да, она не ханжа — действительно исполняет любые развратные желания. Только никак не удавалось к слову вставить, что желания эти, иной раз и в самом деле развратные, не его, а ее, Ольгины желания.

На радостях от того, что ее слова в очередной раз подтвердились, что она, как всегда, оказалась права, что признает ее Кеба единственной порядочной девушкой, едва ли не святой среди многочисленных шлюх, Ольга устраивала 'праздник похоти', вытворяя с ним такое, чего ни одна циничная студентка не то что вытворить — представить себе не умела. Выделывая замысловатые па, изгибаясь и вскрикивая от сладострастия, Оленька непременно приговаривала, сама же тащась от своих слов:

— Где ты еще найдешь такую, Кеба? Кто еще так сумеет? Женись на мне, а то я уйду от тебя, брошу, и никогда больше ты не получишь такого кайфа. Запомни, милый: никогда ни одна женщина не сможет сделать тебя таким счастливым, каким делаю тебя я. Береги меня, держи меня крепко, свяжи меня штампом, а то я ведь птица крылатая — не удержишь, выпорхну в окошко…

Долго терпел Кеба ее напор. Но всему есть предел: даже железный прут — и тот гнется.

Когда в самый сладостный миг она остановилась вдруг, отстранилась, улыбнулась с коварной усмешкой:

— Что, плохо без Оленьки? У самого не получается? А я вот сейчас встану и уйду. Навсегда. И что ты тогда запоешь?

Знал ведь, прекрасно знал, что никуда не уйдет, что продолжит буквально через мгновение — не столько ради него, сколько для себя самой. Но таким бесконечным показалось это мгновение, что не выдержал Гена. Почудилось: если вот сейчас, в эту самую секунду она не продолжит, он просто взорвется фугасом, или даже авиабомбой, и редкая умелица Оленька пропадет бестолку в этом смертельном взрыве.

Сдался, выдохнул обреченно:

— Уговорила, женюсь. Только не останавливайся!

Взвизгнув радостно, Ольга наскоро чмокнула уже не любовника, а жениха, и продолжила с новыми силами, яростно, будто не любовью занималась, а стирала с лица земли давнишнего врага. Гена уже не думал ни о женитьбе, ни об Оленьке: сознание затуманилось — не было ничего вокруг, один сплошной кайф. Откинулся на подушку, устало прикрыв глаза.

— Ольга Кеба, — смакуя фамилию, радостно воскликнула она. — Генка, родной, я тебя так люблю! Клянусь — ты никогда об этом не пожалеешь. Я буду самой лучшей женой во вселенной!

Кеба выдавил из себя улыбку и промолчал. А что говорить? Что погорячился, поддался уговорам? Что взорвался бы, если б она не довела дело до конца? Что только этим и можно объяснить его поражение?

Именно поражением и принимал вырвавшиеся слова. Однако поздно сожалеть — сказанного не вернешь. Придется жениться.

Ну и ладно — в принципе, не самый плохой вариант. Не шлюха, а в постели вон что вытворяет — скучать явно не даст. Скромная опять же, наивная — рога не наставит.

Но рваных халатов Кеба не потерпит: развод и девичья фамилия!

На том и отключился.

Зато Ольга в эту ночь так и не заснула. Какой сон, когда столько всего нужно обдумать! Платье — в первую очередь: она должна выглядеть шикарно! Где праздновать свадьбу? Кого приглашать? О том, кого брать свидетельницей, долго не размышляла: естественно Маринку.

Едва дождалась утра — так хотелось поделиться радостью со всем светом. В первую очередь с Казанцевой.

— Я замуж выхожу! — огорошила подругу, не успев поздороваться. — Ты свидетельница!

***

Ольгино личико светилось не просто удовольствием. Да и удовольствием ли? Какая-то хищная радость горела в глазах, вроде ей удалось облапошить самого Господа Бога.

Маринку шокировало не столько неожиданное известие, сколько нездоровый восторг. Ей казалось, в такую минуту человек должен сиять от счастья. А в Ольгиных глазах проступал азарт охотника, заманившего в сети крупную добычу. И ничего, хотя бы отдаленно напоминающего обыкновенное женское счастье.

Помимо воли не удержалась от сарказма:

— Кого осчастливила?

— Обижаешь! Кого я 'окучивала' полгода? Ну ты что, подруга?

— Неужто самого Кебу раскрутила? Ну, даешь! И как тебе удалось его уговорить?

Что заставило ее это сказать? Не хотелось думать, что она самым банальным образом завидует Ольге: у той, вон, не только куча ухажеров, но и муж скоро появится. А Маринка все одна да одна, сколько ж можно?

И вовсе она не завидует! Просто… Вот этот Ольгин охотничий инстинкт, вечный ее сексуальный голод, поклонение любому мужику аки божеству только за то, что у того 'лишний палец' имеется — не то что в голове не укладывалось: претило это ей, царапало. Ну да, всем хочется любви, всем мечтается. Но не так же рьяно идти к мечте! Практически насиловать каждого встречного мужика.

Однако поди ж ты — на практике выходит, что Ольгин радикальный метод куда действеннее Маринкиного пассивного выжидания звездного часа. Может, ей не осуждать подругу нужно, а пример с нее брать? Может и так. Но удержаться все же не смогла — обида вырвалась наружу. Обида на безголовых мужиков, слетающихся на Конакову как на мед и не замечающих ее порченности. Обида на Ольгу, насмешливо обзывающую Маринку 'отпугивающим элементом'.

Ольга не обиделась. Скорее, возмутилась:

— Ты базар-то фильтруй. Как это 'я уговорила'? Да ты что?! Он меня уговорил! Он меня уже три месяца уговаривал, ну а вчера я сдалась. Знаешь, так просил, так просил! Такое вытворял, паразит! Ну, в самый ответственный момент я и не выдержала — слаба, каюсь. Хотела еще полгодика помучить, да сил не осталось — извел меня своими приставаниями. Ненасытный, сволочь, но такой сладкий!

От приятных воспоминаний Ольга зажмурилась. На лице засияла глупейшая из всех ее улыбок — похотливая, порочная.

— Ой, Маринка! — почти застонала в экстазе. — Ты и представить не можешь, какой мужик! Я от него просто тащусь. Ты-то знаешь: я ничего серьезного с ним не планировала — он ведь совершенно не в моем вкусе. А вот как в постель меня, сволочь, затащил, тут я и плюнула на все свои вкусы. Вкуснее его в жизни ничего не пробовала! Тааакой фантазёоор! А-баль-деть!

Марина с трудом удержалась, чтобы в очередной раз не подколоть собеседницу: как же, как же. И серьезного не планировала, и в постель не она его, а он ее затянул. Аха, помимо ее воли! Это пусть кому другому расскажет, но не Маринке: кому Ольга плакалась два месяца, что физрук на ее призывы не откликается?

Похоть на лице Конаковой уступила место обычной житейской радости:

— Наконец-то не надо будет прятаться от матушки! Теперь я смогу с ним трахаться хоть в материной квартире. Представляешь, кайф какой — он мой круглосуточно, в любое время дня и ночи! Хоть затрахайся. Такой сладкий — и весь мой!

Даже сейчас, в счастливейший, казалось бы, момент своей жизни, Ольга снова и снова говорила об одном. Маринку передернуло от неприязни. Или зависти? Да нет, чему завидовать? Что урвала Кебу? Этот переходный красный вымпел? Всеобщее достояние 'педульки'?! Да ей только посочувствовать можно, о какой зависти речь?

Однако вместо сочувствия вновь не удержалась:

— Ага, весь твой, почти. Все, что другие не съедят, тебе достанется.

Сытый оскал с Ольгиной физиономии как ветром сдуло:

— Ты это о чем?

— Сама знаешь. Кобель он, твой Кеба. Всю 'педульку' перетрахал — завидный жених!

— Да куда там — всю 'педульку'! Пару штук может, и трахнул, а ты уж сразу: 'всю'!

— Каких пару штук? Чего ты девочку-то из себя строишь? Вроде не слышала, что о нем говорят. Сама ведь прекрасно знаешь, что я права. Когда речь заходит о Кебе, там уже не пара штук, там уже действительно вся 'педулька'.

— Не смеши, — обиженно протянула Ольга. Правда, смеяться и не думала. Напротив — сытое торжество исчезло из взгляда и голоса. — Ну вот тебя-то он не трахал? Не трахал! А значит, не вся 'педулька', не вся!

— А-аа… Ну, тогда, и правда, не вся. До меня он действительно еще не добрался.

— Вот видишь, — обрадовалась Ольга. — Я была права — это все глупые разговоры. Просто девки злятся, что он ими пренебрег, вот и сочиняют о нем небылицы.

Ехидный смешок уже готов был вырваться из Маринкиных уст, но усилием воли она подавила его. Что-то она сегодня разошлась. Да, Ольгины взгляды на жизнь ее уже, мягко говоря, давно напрягали. Может, не столько напрягали, сколько не соответствовали ее собственным взглядам. Иной раз очень хотелось отдохнуть от подруги. Или хотя бы от замусоленной темы.

Однако Ольгу-то всегда волновало одно. Значит, надо было или терпеть, или менять подругу. Менять Маринка уже пробовала: несмотря ни на какие ухищрения, Конакова все равно оставалась рядом. И то сказать — только с Казанцевой ведь могла быть до конца откровенной. Хотя кто бы знал, как эта ее откровенность уже осточертела Марине!