Николас Шэффнер - Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»

• Название: Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»
• Автор: Николас Шэффнер
• Издательство: Издательство Сергея Козлова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-901013-01-8

Книга содержит не просто биографические данные о супергруппе, а дает представление об эпохе расцвета прогрессив-рока и о зарождении движения психоделического искусства.

---

После того как Джо Гэннон уехал на Западное побережье США (20 лет спустя он появится за пультом управления световым шоу во время турне Элиса Купера), основная тяжесть по проектированию и воплощению в жизнь «каплевидного шоу» легла на плечи мастеровитого и изобретательного Питера Уинна Уилсона, который, помимо всего прочего, подрабатывал, продавая сконструированные им самим солнцезащитные психоделические очки разных фасонов. Именуемый в ранних рецензиях пятым флойдовцем, Уинн Уилсон был еще и роуд-менеджером группы, хотя водительских прав у него не было. Как светорежиссер он получал проценты от гонорара группы, что вызвало некоторые трения между ним и остальными членами команды, как только их доходы пошли резко вверх.

Сюзи Голер-Райт, получившая известность в кругах андеграунда как «дебютантка» психоделии, помогала Уинну Уилсону управляться с флойдовским световым шоу. «Сюзи была милой, — говорит Джун Болан. — Тоненькая, как тростиночка, с потрясающе ровными зубками и самой чарующей улыбкой на свете. Красота да и только — как говаривали в те славные дни».

Сид Барретт жил на верхнем этаже дома Питера и Сюзи с подружкой, стильной моделью по имени Линдси Корнер (Lindsay Korner). Отзывчивая и добродушная, Линдси оставалась преданной Сиду на протяжении всей эпохи его пребывания во ФЛОЙД, полной взлетов и падений.

Обе парочки наслаждались богемным, расслабленным образом жизни, поздно вставая по утрам, часами «зависая» в баре «Polio» на Олд Комптон Стрит, где они набивали брюшко сэндвичами и всякими жареными-пареными блюдами, а дома допоздна играли в восточную настольную игру «Го».

Потом Барретт забросил эту игру и с головой погрузился в китайскую «Книгу бытия» («I Ching»), которая и послужила толчком к созданию песни «Chapter 24»: «Изменения оборачиваются успехом… Действие приносит удачу…».

Теперь, когда ФЛОЙД стали набирать высоту, Сид забросил свои занятия живописью и сосредоточился на написании песен -«музыки в цветах», создавая их с такой самоотверженностью и проявляя такие способности, что даже близкие ему люди были поражены. Источники его вдохновения были типичными для ангдеграунда: восточные предсказания и детские сказки, бульварная фантастика и саги Толкиена о Средиземье, английские народные баллады, чикагский блюз, авангардная электронная музыка, Донован, THE BEATLES и THE STONES. Все это попадало в бурлящий котел его подсознания только для того, чтобы выплеснуться наружу и обрести форму в голосе, звуке и стиле. И стиль этот был уникальным — барреттовским.

«Раньше, — говорит Уинн Уилсон, — гораздо больше времени уходило на сочинение композиций, чем на их исполнение. Сид работал над материалом, думая, скорее, о его сценическом воплощении, чем о записи. Написав текст песни, он концентрировался на основной музыкальной теме, затем без конца «обсасывал» ее, готовясь к тому моменту, когда надо будет импровизировать на сцене. То были счастливые дни — все тогда казалось прекрасным. События разворачивались именно так, как хотелось Сиду. В его распоряжении был неограниченный запас времени — сочиняй, играй! Помню, как он сидел, играя словами и выкуривая при этом огромное количество гашиша и «травки». Спокойная обстановка. Это позже она стала слишком давящей и искусственной».

«Сид был очень непростым человеком, именно непростым, — говорит Джун Болан. — Он писал удивительные песни с невероятными текстами. В начале, когда он был более собранным, он напоминал зашоренную лошадь. Он сидел и часами играл замечательные вещи на гитаре, писал, ЗАНИМАЛСЯ ТОЛЬКО ЭТИМ — больше ничем. Он делал поразительные успехи».

«В те дни именно он был самым творческим человеком в группе, заложившим ее основу. Сидя дома и сочиняя песню, он задумывался над тем, что должен играть барабанщик, а что — басист. Он оченьхорошо держал ритм и играл соло, точно зная, что ему хочется услышать. Бывало, он подходил на репетициях к Нику Мейсону и говорил: «Я хочу, чтобы ты сыграл вот так, а вот что должно получиться».

Суми Дженнер никогда не считала Сида особенно общительным человеком: «Он просто самовыражался в своей музыке». Ее муж вспоминает о Барретте так: «Он — наиболее творческая личность из всех тех, с кем мне приходилось сталкиваться. Потрясающе, но факт: за несколько месяцев, проведенных в квартире на Ирлхэм Стрит, Барретт написал почти все песни для ФЛОЙД и для своих соло-альбомов».

«Все происходило спонтанно, идеи так и выплескивались на бумагу. Насколько я мог судить, он не был каким-либо гением-мучеником, выдавливающим из себя свою боль. Когда люди пишут, не ограничивая себя и не подавляя, выходит гораздо лучше, чем когда их начинает заботить их собственное величие».

Питер Дженнер сделал весьма весомый (хотя своевременно и не замеченный) вклад в этот мощный выплеск творческой энергии. Об этом свидетельствует история появления мощного риффового лейтмотива «Interstellar Overdrive» — длинного инструментального номера, служившего кульминацией всех выступлений Сида с ФЛОЙД. Все началось, когда Дженнер попытался напеть песню Берта Бакара (Burt Bacharach) «My Little Red Book», услышанную им в обработке группы LOVE. «Я не самый лучший в мире певец: со слухом у меня беда, — говорит Дженнер. — Сид повторил рифф на гитаре и спросил: «Так что ли?». Конечно, рифф был совсем другим, потому что, сами понимаете, мое гудение, или жужжание, было ужасным …».

К октябрю 1966 года ФЛОЙД были в состоянии ответить на вызов, брошенный им ведущим лондонским журналистом Аланом Джонсом (Allan Jones) из «Melody Maker». Он, в частности, писал: «Психоделические версии «Louie Louie» не проходят, но если они сумеют вплести свои электронные достижения в мелодичные и лиричные песни, уходя от устарелых ритм-энд-блюзовых стандартов, то в ближайшем будущем они добьются успеха». С появлением таких оригинальных барреттовских композиций , как «Astronomy Domine», «The Gnome», «Mathilda Mother» и гимн «травке» — «Let's Roll Another One», вещи Чака Берри и Бо Дидли бесследно и навсегда испарились из репертуара ФЛОЙД.

Творческая активность Барретта, расцветающая пышным цветом по ночам, вскоре проявила себя на сцене. Именно Сид навел Пита Тауншенда на мысль совместить функции ритм- и соло-гитариста в одном лице. Его новшества простирались от игры на слайд-гитаре с помощью любимой зажигалки «Зиппо» до использования специальных эффектов-примочек «Бинсон».

Во время кульминационных моментов концертов — тридцати — тридцатипятиминутных свободных импровизаций на тему «Interstellar Overdrive» и «Astronomy Domine» — Барретт превращался в крутящегося и вертящегося дервиша. То и дело используя фидбэк, он размахивал руками, а светоустановки проецировали колеблющиеся тени на установленный сзади экран. Майлз сообщает, что «Барретт развивал музыкальные новшества, доходя до опасных пределов и танцуя на краю пропасти, удерживаемый подчас только докатывавшимися до них волнами одобрения со стороны публики, находившейся на расстоянии нескольких дюймов от их ног».

«Под конец, доведя аудиторию до экстаза, Ник возвращался к отбивке, которая переходила в коду, и люди могли перевести дыхание».

«Сид уводил вас в совершенно другой мир, — вспоминает Суми Дженнер. — Находясь на сцене, он, казалось, гипнотизировал публику. Остальные еле-еле за ним поспевали».

Барретт и ВЫГЛЯДЕЛ обалденно. Одним из первых он открыл для себя психоделический магазинчик «Granny Takes A Trip» и сделался настоящей витриной того, что Джун Болан назвала «удивительным чувством одежды». Он был, словно манекен. Все, что он надевал, смотрелось потрясающе. Он носил рубашки из атласа со всевозможными украшениями, шарфы и все такое прочее. И внешне Сид был самым симпатичным из группы. Этакий «гений, похожий на Адониса». По словам Суми, Сид постоянно изменял свою внешность. «Непонятно почему, он и Линдси сделали одинаковые прически и носили одинаковую одежду — их невозможно было отличить друг от друга». Едва ли Питер Дженнер был одинок в своем убеждении, что из всех четверых флойдовцев Барретт был «на много голов выше и гораздо важней», и, действительно, «ФЛОЙД были ЕГО группой».

Напротив, Ник Мейсон производил впечатление случайного человека (хотя он даже собрал восемь томов газетных вырезок о ФЛОЙД). Приветливый и занятный «барабанщик-повеса» произвел, тем не менее, на немногих, близких к группе людей, впечатление «высокомерного сноба, надменного и циничного. Может быть, онне был особенно уверен в себе и прикрывался таким имиджем, как щитом? Ведь Ник должен был производить впечатление лучшего ударника ведущей группы, хотя на самом деле он таким не был. С годами, похоже, его характер смягчился». Питер Дженнер, наоборот, считал его не таким психически неуравновешенным, как все флойдовцы, и всегда говорил, что с Мейсоном легко работать.

По крайней мере, то, что у Рика Райта — золотое сердце, было видно невооруженным глазом (как, впрочем, и то, что от рождения он был человеком легкоранимым). Один товарищ флойдовцев до-звездного периода назвал его «мягким и приятным, но неуверенным и колеблющимся человеком», сильно зависевшим от его «более решительной и практичной» жены Джульетты. Сначала коллеги подтрунивали над Риком за то, что в любой песне он играл один и тот же пассаж, который они так и назвали «Rick's Turkish Delight». Райт был наиболее близок к Барретту как в творческом, так и в чисто человеческом отношении. «На сцене, — пишет Майлз, — Рик поддерживал ощущение присутствия чего-то астрального, мира-жируя, как привидение, и извлекая из своего органа призрачные ноты, которые мягко вплетались в общее звучание группы».