Максим Перфильев - Жажда Смерти

• Название: Жажда Смерти
• Автор: Максим Перфильев
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

Малочевский подошел ближе и взглянул на дверь.

— Вы пытались ее взломать? — произнес он, как бы задавая вопрос, но в тоже время, зная ответ.

— Да, как видишь. — ответил дух.

Пресвитер зло улыбнулся.

— Вы не можете войти.

— Ничего. — сказал дух. — Это дело времени. За этой дверью находится Сознание человека. Мы выбьем ее, рано или поздно. И когда мы войдем внутрь, этот человек станет нашим рабом. Здесь мы можем всего лишь навязывать себя, а там — мы станем его царями.

— Мечтать не вредно. — усмехнулся Викториус.

Дух осклабился.

— Уходи, священник, это наша земля. — проговорил он. — Ты пришел, чтобы отнять ее у нас.

— Так уж получилось.

Наступила пауза.

— Мы с тобой уже однажды встречались. — произнес дух. — Ты помнишь — в твоем разуме?

— Да, я помню. — ответил пресвитер. — Только на этот раз я тебя вижу. — он поднял меч в руке и наставил его на полупрозрачное тело духа, которое постепенно начинало все больше проявляться и материализовываться.

Их разделяло несколько шагов.

Викториус стоял и ждал, когда демон попытается нанести первый удар, но эту битву ему нужно было начать самому.

Он ринулся вперед.

На встречу ему сразу рванули все три существа.

Началась схватка.

Малочевский видел переливающееся тело духа, хотя иногда ему действительно было трудно различить его движения. Священник сражался одновременно с тремя противниками. На него наваливались сразу со всех сторон. Он только успевал нанести один удар, как уже необходимо было отбивать другой. Его превосходили в численности, но, тем не менее, он чувствовал в себе силу, и знал, что может одержать победу. Существа пытались бить одновременно — так, чтобы невозможно было блокировать все удары. Тогда Викториус старался уворачиваться в сторону, используя инертность выпадов своих врагов. Он уклонялся и хитрил, и у него это достаточно хорошо получалось, но, все же, отбивая атаки, ему приходилось тратить сил в три раза больше, чем каждому из его противников. Существа постоянно стремились зайти сзади, в то время, как кто-то один из них отвлекал внимание спереди. Малочевский подумал, что было бы очень кстати вывести из сражения хотя бы одного — тогда стало бы намного легче. Он также подумал о том, как бы ему использовать превосходящую численность врагов против них же самих. В этот момент, когда меч Викториуса после сильного замаха смел собой мечи двух из существ, один дух взлетел к потолку и в мгновение ока оказался за спиной пресвитера. Священник почувствовал, что в следующий момент произойдет удар, он изо всех сил резко выкинул свое тело назад и вверх, и, перелетев через духа, уже он оказался за его спиной. Малочевский попытался поразить своего противника, он замахнулся, но его меч, на его удивление, был отбит демоном, успевшим резко развернуться на 180 градусов. Должно быть, тот предвидел такой ход. Священник, наконец, понял, что он находится в крайне не выгодном положении. Узкий коридор не давал возможности раскидать противников в стороны или грамотно обвести их. Викториус начинал уставать и выдыхаться. Этим существам всего лишь нужно было просто еще немного потянуть схватку, и тогда бы одержать победу над пресвитером уже не составило особого труда — он бы просто обессилел. Необходимо было менять тактику. Малочевский рванулся назад и уперся спиной в стену. Демоны ринулись за ним. На пресвитера обрушился шквал ударов. Теперь сложно было зайти к нему сзади, но зато его зажимали в самый угол. Он сделал несколько агрессивных рывков вперед, отбросив назад своих врагов. Но он знал: долго в таком положении он тоже не сможет продержаться. Викториус сделал еще один рывок, нанеся несколько ударов. Демоны отошли назад, и в тот момент, когда они кинулись на него, он прыгнул вверх, с силой оттолкнулся от стены сзади и, перелетев через троих существ, нанес сокрушающий удар одному из них. Только он сделал замах для того, чтобы добить своего противника, как увидел перед собой лезвия меча. В долю мгновения у него был выбор: отбить атаку или, рискнув, навсегда вывести из строя одного из духов. Он выбрал второе. От сильнейшего удара демон отлетел к стене, буквально впечатавшись в нее. В этот же момент Малочевский почувствовал, как что-то огнем прожгло его грудь и его мощно отбросило назад. Он пролетел по краю длинной стены, ободрав и без того осыпающуюся краску, и ударился об пол. Он попытался встать, как можно скорее, и тут же увидел перед собой разъяренных духов, устремившихся в атаку, но теперь их было уже двое. Он отскочил назад и принялся отражать удары, все еще чувствуя, как его грудь горит и невыносимо ноет от полученной раны. Один из демонов снова прыгнул за спину. Следя за замахом меча того, кто находился перед ним, Викториус на удачу резко опустился вниз и обернулся назад. Он увидел, как сталь рубанула по телу его врага, находящегося сзади. Воспользовавшись моментом, священник поднялся на ноги и одним точным ударом отправил уже обдолбанного демона в другой конец коридора. Затем он попытался повернуться, но не успел. Он почувствовал сильный удар по спине и полетел вперед. Оказавшись на полу, он резко развернулся, но тут же понял, что противник находится сзади над головой. Викториус резко рванулся вперед, и лишь краем одежды почувствовал рассекающее прикосновение меча. Он откатился на безопасное расстояние, вскочил на ноги, и с огромной радостью для себя обнаружил, что дух все еще находился на том месте, где он видел его в последний раз. Они сверкнули глазами друг на друга и кинулись в атаку. Целый шквал ударов обрушил священник на демона, не ожидавшего такого натиска. Дух начал отступал. Малочевский принялся рубить со всего размаху, желая как можно скорее одержать победу над врагом. Он не давал перевести дыхание ни себе, ни своему противнику, он в неистовстве и с невероятной злобой добивал существо, пока, наконец, оно не оказалось зажатым в углу перед той самой дверью, которую пыталось взломать.

— Довольно! — крикнуло оно.

Пресвитер остановился.

— Я ухожу. — злобно и с остатками гордости произнес демон.

Священник, задыхаясь, отошел назад.

Дух поднялся в воздух.

— Мы еще встретимся. Ты же знаешь: придут последствия. — пообещал он и резко рванулся к другому концу коридора, пролетев под потолком. Он нарочно выставленным в сторону мечом содрал со стены последние куски краски и вылетел наружу, пробив своим телом огромную дыру в Преддверии Разума.

Малочевский, тяжело задыхаясь, но, постепенно приходя в себя, облизал кровавые губы, и, с видом человека, невероятно счастливого от того, что все закончилось, с надменностью хрипло произнес:

— Аминь…

…Бариус вскрикнул и передернулся всем телом. Викториус расцепил пальцы, и они оба со спецназовцем повалились на землю в разные стороны. Подбежал Лиус. Клавор с широко открытыми глазами тяжело поднялся на ноги. Пресвитер отполз к дереву и уперся в него спиной. Он с покореженным от боли лицом расстегнул куртку, и разорвал рубашку. На его груди глубокой рваной бороздой кровоточила большая рана от какого-то сильного рассекающего удара неким острым предметом.

36.

Ожидание смерти хуже самой смерти — одна из старейших мудростей… по крайней мере, так считается. На деле же все определяется тем, как сам человек относится к этому явлению. Для кого-то смерть — это трагедия, это самое худшее, что может с ним произойти, это нечто настолько ужасное, что человек лучше согласится терпеть самую невыносимую боль, но лишь бы только оставаться в живых. Для кого-то же смерть — это избавление, это свобода, это долгожданное завершение того бессмысленного и полного страданий существования, которое он вынужден вести, и которое он не выбирал. Один мудрец сказал: "в мире нет проблем, есть лишь наше отношение к ситуациям". Оптимисты берут эту истину на вооружение, и стараются ко всему относиться с юмором и с некоторой долей философии. Насколько хорошо у них это получается — судить им самим, но, наверное, никто никогда не станет отрицать того, что в природе любого человека всегда есть в наличии определенные рецепторы, которые чувствуют боль — как физическую, так и душевную. Эти рецепторы всегда будут работать по заданной программе, и они всегда будут воспринимать раздражение. И существуют вполне конкретные вещи, которые, совершенно естественно, будут вызывать эту боль и причинять страдания. Так уж сложилось — это закон. По большому счету, вся философия, все идеологии людей, различные типы восприятия жизни, типы отношения к жизни, принципы медитации и достижения Нирваны, идеология панк-культуры, пессимизм, оптимизм — это всего лишь некие защитные механизмы, придуманные человеком, и которые помогают ему уходить от своей боли. Все это создано, для того, чтобы обмануть, обойти систему работы рецепторов, которые чувствуют раздражение. Медитация — хороший способ: просто игнорировать эти рецепторы, забыть вообще об их существовании, забыть о боли, забыть даже о той боли, которая является следствием осознания чего-либо — о боли внутренней. Оптимизм — тоже выход: пусть сейчас все плохо, но есть надежда, что потом, когда-то там, все будет хорошо, а та боль, которую ты испытываешь, еще и обернется для тебя благом, ведь "нет худа без добра". Пессимизм — более мудреная система, и, наверное, наиболее честная по отношению к самой же себе, но создана для той же цели: человек перестает убегать от своей боли, он признает ее и примиряется с ней, в результате она становится не такой острой, эмоции получают возможность выхода, а осознание того, что ты страдаешь, и что кто-то может тебя пожалеть — вырабатывает определенное ощущение удовольствия. Пофигизм — все то же самое: этот мир бессмысленен, существование в нем бессмысленно, значит и боль тоже бессмысленна, а если это так — то зачем тогда уделять этому столько внимания. Возможно, действительно все определяется лишь тем, как человек относится к той или иной ситуации. Именно поэтому еще с давних времен люди стремятся воздействовать на саму причину существования боли — на систему работы рецепторов раздражения. Если удастся ее обмануть — удастся обмануть собственную боль, хоть в какой-то степени. Способы достижения этого различны, их великое множество, и каждый сам для себя выбирает тот, который ему больше всего подходит — каждый сам для себя определяет, как он будет воспринимать ту действительность, которая окружает его. Как бы человек не относился к жизни — не трогайте его, это его личный способ защиты от боли, это его собственный механизм обмана рецепторов раздражения — ему так удобнее.