Евгений Николаев - Снайперские дуэли. Звезды на винтовке

• Название: Снайперские дуэли. Звезды на винтовке
• Автор: Евгений Николаев
• Издательство: Яуза, Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-37383-3

«Морда фашиста была отчетливо видна через окуляр моей снайперки. Выстрел, как щелчок бича, повалил его на снег. Снайперская винтовка, ставшая теперь безопасной для наших бойцов, выскользнула из его рук и упала к ногам своего уже мертвого хозяина…»

«Негромок голос снайперской пули, но жалит она смертельно. Выстрела своего я не услышал — мое собственное сердце в это время стучало, кажется, куда громче! — но увидел, как мгновенно осел фашист. Двое других продолжали свой путь, не заметив случившегося. Давно отработанным движением я перезарядил винтовку и выстрелил снова. Словно споткнувшись, упал и второй «завоеватель». Последний, сделав еще два-три шага вперед, остановился, оглянулся и подошел к упавшему. А мне вполне хватило времени снова перезарядить винтовку и сделать очередной выстрел. И третий фашист, сраженный моей пулей, замертво свалился на второго…»

На снайперском счету автора этой книги 324 уничтоженных фашиста, включая одного генерала. За боевые заслуги Военный совет Ленинградского фронта вручил Е. А. Николаеву именную снайперскую винтовку.

---

Из всего вышесказанного следует, что к началу Великой Отечественной войны Советский Союз располагал вполне адекватным снайперским оружием, которое ни в чем не уступало мировым образцам, а по целому ряду параметров заметно их превосходило. Тем не менее любая винтовка является лишь инструментом в руках снайпера, и именно от человека зависит результативность выстрела. Впечатляющие списки побед советских снайперов являются наглядным подтверждением успешности программ допризывной и военно-спортивной подготовки, предпринятых в Советском Союзе в промежутке между мировыми войнами. Впрочем, никакая стрелковая подготовка не сможет помочь преодолеть страх смерти, возникающий перед каждым боем. Тем, кому посвящена эта книга, это удалось — потому что они защищали Родину.

М. Мильчев

От автора

Опять война,
Опять блокада…
А может, нам о них забыть?
Я слышу иногда:
«Не надо,
Не надо раны бередить.
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне.
И о блокаде пролистали
Стихов достаточно вполне».
И может показаться:
Правы
И убедительны слова.
Но даже если это правда,
Такая правда
Не права!
Я не напрасно беспокоюсь,
Чтоб не забылась та война:
Ведь эта память — наша
совесть.
Она,
Как сила, нам нужна…

Юрий Воронов

Воодушевленный и поддержанный в свое время великим писателем и поэтом времен войны К. М. Симоновым, я набрался храбрости написать книгу о войне, поставив эпиграфом к ней запавшие мне в душу стихи ленинградского поэта Юрия Петровича Воронова не только потому, чтоб не забылась та война, а еще и для того, чтобы рассказанное мною пошло на пользу нашему подрастающему поколению.

Пройдя большую школу жизни и войны, я, рядовой ее боец, дошагавший от Нарвских ворот в Ленинграде до Бранденбургских ворот в Берлине, переживший со своими товарищами все 900 блокадных дней, хочу поделиться с молодежью пережитым в самые тяжелые для нашей Родины годы, когда каждый из нас проверялся на стойкость и мужество. Я хотел своим повествованием раскрыть еще одну страницу истории Великой Отечественной войны — рассказать о том, как зарождалось и принимало массовый характер в осажденном Ленинграде снайперское движение, сыгравшее огромную роль в позиционной, «окопной войне» блокадного Ленинграда.

Стареют ветераны. Почти пятьдесят лет прошло с той поры, о которой ведется речь в книге «Звезды на винтовке». В основном это начало войны, первый ее год — самый трудный для осажденного Ленинграда период. Еще в годы войны я начал накапливать материал: вглядывался в события, в людей, фиксировал каждый характерный штрих военных будней, собирал газетные вырезки, документы, хранил снимки, запоминал рассказанное товарищами. Все это пригодилось мне и помогло в работе над рукописью.

Я приношу свою глубокую благодарность моим землякам, товарищам по оружию — ветеранам 21-й (109-й) Краснознаменной, ордена Суворова Ленинградской стрелковой дивизии войск НКВД, особенно бывшему комиссару ее 14-го Краснознаменного стрелкового полка войск НКВД, ныне уже умершему, полковнику запаса Ивану Ильичу Агашину, который оказывал мне большую помощь и постоянную поддержку в процессе работы над книгой.

Книга, переживает свое 2-е издание, так как претерпела усиленную «рубку» материала, подготовленного к изданию Лениздатом. В первом варианте из рукописи было выброшено много того, о чем в тот застойный период либо нельзя было вспоминать, либо то, что не интересовало издателей географией событий. Сейчас она значительно изменена, дополнена, исправлены ошибки, случившиеся в ее 1-м издании.

Задумка лейтенанта Буторина

Была середина сентября 1941 года. Удивительно для этого времени немилосердно палило солнце. Из-за Пулковских высот в сторону Ленинграда лениво проплывали белоснежные облака и растворялись где-то в районе Морского порта.

Радуясь тишине вокруг и тому, что остались живы, мы сидели, вытянув, натруженные ноги в тяжелых кирзовых сапогах, густо покрытых дорожной пылью. Сидели молча, упершись руками в высокую зеленую траву, отдыхали, бездумно рассматривая, как работают наши односельчане, укрепляя оборону полка, смотрели, как лениво покачиваются верхушки деревьев в Шереметевском парке[1], раскинувшемся позади обороны нашей части.

Мы — это десять полковых разведчиков, только что вернувшихся с очередного задания. Плотно завернутый в плащ-накидку, лежал одиннадцатый. Наш товарищ, которого убило, а принесли мы его на руках. Радоваться чему-то, как мы, он уже не мог.

Я сидел в стороне, корчась от боли в левой руке. «Лишь бы не заметили, что я ранен. Отправят в госпиталь, ищи тогда свою часть!» — думал я. В ладонь потихоньку стекала кровь из раны, и я незаметно пучком травы вытирал ее здоровой рукой.

Мимо проходил полковой санинструктор. Я решил окликнуть его.

— Земляк, посмотри-ка, пожалуйста, что это у меня с рукой? Только не очень-то ее ворочай — больно малость.

— Э-э… Да ты, брат, ранен! Во — дырища в ватнике! Где это тебя так шарахнуло? И сколько времени прошло с тех пор? — обеспокоенно спросил санинструктор.

— Да вот, минут двадцать, как вернулись из разведки.

— Что ж ты молчал до сих пор! — произнес он, раскрывая свою санитарную сумку. — Сейчас перевяжем, наложим жгут, кровь остановим.

Он старательно сделал перевязку, а потом, прямо поверх ватника, наложил жгут — узким резиновым шлангом стянул руку у левого плеча.

— И сейчас же отправляйся на полковой медпункт: необходимо сделать противостолбнячный укол, — складывая свою сумку, приказал он.

Кровь, до этого непрерывно стекавшая мне в ладонь, действительно перестала течь, но рука все еще продолжала болеть.

— Ну и на том спасибо, дорогой! Жаль, что ты вот ему уже ничем не поможешь, — кивнул я в сторону убитого, завернутого в палатку.

— Да… В таких случаях медицина, как говорят, бессильна, — пробормотал он. — Так хоть ты поторопись, если не хочешь, чтобы и тебя так же завернули…

Мне было горько сознавать, что в смерти нашего товарища в какой-то степени виноват был я сам…

Группу вел я. Выполнить задание — установить, где находится сейчас противник и кто наш сосед слева, справа, — удалось почти без труда. Противник находился рядом, перед нами. Он уже захватил Урицк и был остановлен перед Пулковскими высотами. Соседом слева оказался батальон 6-го полка нашей же дивизии. Справа — Финский залив.

Успешно выполнив задание, по дороге чуть не перестрелялись, как оказалось, с такими же разведчиками-пограничниками на конях. С хорошим настроением возвращались мы в полк. Шли к Ленинграду уже по своей территории, по широкому, бетонированному, пустынному теперь шоссе, которое наверняка просматривалось противником. Точнее — по неопытности и от излишнего усердия — по шоссе шел только я сам. Как старший группы. Бойцам же приказал идти по глубокому кювету справа от дороги, хорошо скрывавшему разведчиков. Идти рассредоточенно, в восьми-десяти метрах друг за другом. Только голова да плечи самого высокого в группе — замыкавшего колонну — бойца Котельникова возвышались над дорогой.

Шел я по шоссе потому, что мне казалось — так удобнее: всех и все видно. А для противника моя одинокая фигура вряд ли могла представлять какой-то интерес. Однако я, кажется, все-таки привлек внимание фашистов: в нашу сторону вдруг полетели мины и снаряды. С большим недолетом они стали рваться на голом поле, все приближаясь к дороге. Я немедленно приказал всем двигаться бегом, побежал и сам, продолжая следить за разрывами снарядов. Через минуту рядом со мной будто крякнул кто-то и вроде доской — плашмя! — сильно ударил по левой руке. Ойкнув от боли, я тут только сообразил, что к чему, и, прижав правой рукой ушибленное место, скатился в кювет. Пробежав по инерции метров двести, остановился. Взрывы к этому времени прекратились. Я пересчитал глазами бойцов: со мной вместе их было десять.

— Где одиннадцатый? — спросил я, оглядев разведчиков. — Где Котельников?

— Он шел замыкающим, — ответил кто-то.

— Что замыкающим, знаю, сам ставил в хвост колонны, чтобы видел всех вас. А где он теперь, куда делся? Не провалился же сквозь землю!

Я посмотрел на пустынное, без единого кустика, поле с той и другой стороны шоссе и никого не увидел.

— Плохо наше дело, придется всем вернуться, будем искать Котельникова.

Нашли мы его, уже мертвого, в том же кювете, пройдя метров триста назад…

И вот мы дома. Рука все еще ныла, но в санчасть я не торопился — сидел и думал…

Шел третий месяц войны. Несколько дней тому назад мы были в Ленинграде. Несколько сот чекистов — остатки 154-го стрелкового полка войск НКВД. До вероломного нападения на нашу страну фашистов полк — его штаб, тылы и часть подразделений — стоял в небольшом пограничном карельском городке.