Автор неизвестен - Тысяча и одна ночь

• Название: Тысяча и одна ночь
• Автор: Автор неизвестен
• Издательство: "Художественная литература"
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 1975

«Тысяча и одна ночь» — собрание сказок на арабском языке, объединённых обрамляющим рассказом о жестоком царе Шахрияре, который каждый вечер брал себе новую жену и на утро убивал её. История возникновения «Тысячи и одной ночи» до сих пор далеко не выяснена; истоки её теряются в глубине веков.

Сказкам «Тысячи и одной ночи» присущи занимательность сюжета, причудливое сплетение фантастического и реального, яркие картины городской жизни средневекового арабского Востока, увлекательные описания удивительных стран, живость и глубина переживаний героев сказок, психологическая оправданность ситуаций, ясная определённая мораль. Великолепен язык многих повестей — живой, образный, сочный, чуждый обиняков и недомолвок.

Сказки Шахразады могут быть разбиты на три основные группы, которые условно можно назвать сказками героическими, авантюрными и плутовскими.

---

А Хасан-Шуман спросил смотрителя казармы: «Где люди?» И когда он его расспрашивал, они вдруг подошли, голые, — и тогда Хасан-Шуман произнес такие стихи:

 Один другому равен по доходам,
 Но не равны они перед народом.
 Есть простофили, есть и ловкачи.
 Ведь звезды тоже разнятся в ночи.

И, увидев подошедших, он спросил их: «Кто сыграл с вами шутку и оголил вас?» И они ответили: «Мы взялись поймать одну старуху и искали ее, а оголил нас не кто иной, как красивая женщина». «Прекрасно она с вами сделала!» — сказал Хасан. И его спросили: «А разве ты ее знаешь, о Хасан?» — «Я знаю ее и знаю старуху», — ответил Хасан. И его спросили: «Что ты скажешь у халифа?» — «О Данаф, — сказал ему Шуман, — отряхни перед халифом твой воротник, и тогда халиф спросит: «Кто возьмется ее поймать?» И если он спросит тебя: «Почему ты ее не схватил?» — скажи ему: «Я ее не знаю, но обяжи Хасана-Шумана поймать ее». И если он обяжет меня, я ее поймаю».

И они проспали ночь, а утром пришли в диван халифа и поцеловали землю, и халиф спросил: «Где старуха, о начальник Ахмед?» И Ахмед ад-Данаф потряс воротником. «Почему?» — спросил халиф. И Ахмед ответил: «Я ее не знаю, но обяжи Шумана ее поймать, — он знает и ее, и ее дочь и говорит, что она устроила эти штуки не из жадности до чужих вещей, но чтобы стала видна ее ловкость и ловкость ее дочери и чтобы ты назначил ей жалованье ее мужа, а ее дочери — такое жалованье, какое было у ее отца».

И Шуман попросил, чтобы Далилу не убивали, когда он ее приведет. И халиф воскликнул: «Клянусь жизнью моих дедов, если она возвратит людям их вещи, ей будет пощада, и она под заступничеством Шумана!» — «Дай мне для нее платок пощады, о повелитель правоверных», — сказал Шуман. И Халиф молвил: «Она под твоим заступничеством», — и дал ему платок пощады.

И Шуман вышел, и пошел к дому Далилы, и кликнул ее: и ему ответила ее дочь Зейнаб, и тогда он спросил: «Где твоя мать?» — «Наверху», — ответила Зейнаб. И Шуман сказал: «Скажи ей, чтобы она принесла вещи людей и пошла со мной к халифу. Я принес ей платок пощады, и если она не пойдет добром, пусть упрекает сама себя».

И Далила спустилась, и повесила платок себе на шею, и отдала Шуману чужие вещи, погрузив их на осла ослятника и на коня бедуина. И Шуман сказал ей: «Остается одежда моего старшего и одежда его людей». — «Клянусь величайшим именем, я их не раздевала!»- ответила Далила. И Шуман сказал: «Твоя правда, но это шутка твоей дочери Зейнаб, и это услуга, которую она тебе оказала».

И он пошел, а старуха с ним, в диван халифа, и Хасан выступил вперед, и показал халифу вещи, и подвел к нему Далилу; и когда халиф увидел ее, он приказал ее кинуть на коврик крови. «Я под твоей защитой, о Шуман!» — крикнула Далила. И Шуман поднялся, и поцеловал халифу руку, и сказал: «Прощение, ты дал ей пощаду!» — «Она под защитой твоего великодушия, — сказал халиф. — Подойди сюда, старуха, как твое имя?» — «Мое имя Далила», — отвечала она. И халиф сказал: «Поистине, ты хитрюга и хитрица!» И ее прозвали Далила-хитрица. «Зачем ты устроила эти плутни и утомила наши сердца?» — спросил потом халиф. И она ответила: «Я сделала эти плутни не от жадности до чужих вещей, но я услышала о плутнях Ахмеда ад-Данафа, которые он устроил в Багдаде, и о плутнях Хасана-Шумана и сказала себе: «Я тоже сделаю так, как они!» И я уже возвратила людям их вещи».

И тут поднялся ослятник и сказал: «Закон Аллаха между мною и ею! Ей недостаточно было взять моего осла, и она напустила на меня цирюльника-магрибинца, который вырвал мне зубы и прижег мне виски два раза…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала семьсот восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что ослятник поднялся и сказал: «Закон Аллаха между мною и ею! Ей недостаточно было взять моего осла, и она напустила на меня цирюльника-магрибинца, который вырвал мне зубы и прижег виски два раза».

И халиф приказал дать ослятнику сто динаров и красильщику сто динаров и сказал: «Иди открой свою красильню!» И они пожелали халифу блага и ушли, а бедуин взял свои вещи и своего коня и сказал: «Запретно мне входить в Багдад и есть пирожки с медом!»

И всякий, кому что-либо принадлежало, получил свое, и все разошлись, и тогда халиф молвил: «Пожелай от меня чего-нибудь», о Далила!» И Далила сказала: «Мой отец заведовал у тебя письмами[134], я воспитывала почтовых голубей, а мой муж был начальником в Багдаде, и я хочу получить жалованье моего мужа, а моя дочь хочет иметь жалованье своего отца». И халиф назначил им то, что они пожелали; а потом Далила сказала: «Я хочу от тебя, чтобы я была привратницей хана».

А халиф устроил хан с тремя домами, чтобы там жили купцы, и к хану било приставлено сорок рабов и сорок собак, — халиф привез их от правителя Сулеймании, когда он отставил его, и сделал для собак ошейники. А в хане был раб-повар, который стряпал еду для рабов и кормил собак мясом. «О Далила, — сказал халиф, — я запишу тебя надсмотрщицей хана, и если оттуда что-нибудь пропадет, с тебя будут взыскивать». — «Хорошо, — сказала Далила, — но только посели мою дочь в помещении, которое над воротами хана. В этом помещении есть площадка, а голубей хорошо воспитывать только на просторе».

И халиф приказал так сделать, и дочь ее перенесла все свои вещи в помещение над воротами хана, а Далила приняла сорок птиц, которые носили письма; что же касается Зейнаб, то она повесила у себя в помещении те сорок одежд и одежду Ахмеда ад-Данафа.

А Далилу халиф сделал начальницей над сорока рабами и наказал им ее слушаться. И она устроила себе место, чтобы жить за воротами хана, и стала каждый день ходить в диван, — может быть, халифу понадобится послать письмо в какую-нибудь страну, — и не уходила из дивана до конца дня; и те сорок рабов стояли и охраняли хан, а когда наступала ночь, Далила спускала собак, чтобы они сторожили хан ночью.

Вот что случилось с Далилой-хитрицей в Багдаде.

Что же касается до Али аз-Зейбака каирского, то это был ловкач, который жил в Каире в то время, когда начальником дивана был человек по имени Салах египетский, у которого было сорок приближенных. И приближенные Салаха египетского устраивали ловушку ловкачу Али и думали, что он попадется, и они искали его, и оказывалось, что он убегал, как убегает ртуть, и поэтому его прозвали «Каирская ртуть».

И вот однажды, в один из дней, ловкач Али сидел в казарме среди своих приближенных, и сердце его сжималось, и стеснялась у него грудь. И начальник казармы увидел, что он сидит с нахмуренным лицом, и сказал: «Что с тобой, о старший? Если у тебя стеснилась грудь, пройдись разок по Каиру: твоя забота рассеется, когда ты пройдешься по его рынкам». И Али поднялся и вышел пройтись по Каиру, но его грусть и забота еще увеличились.

И он проходил мимо винной лавки и сказал себе: «Войду и напьюсь! И он вошел и увидел семь рядов людей. «О виноторговец, — сказал он, — я буду сидеть только один». И виноторговец посадил его в комнате одного и принес ему вино, и Али пил, пока не исчез из мира.

А потом он вышел из винной лавки и пошел по Каиру, и до тех пор ходил по его площадям, пока не дошел до Красной улицы, и дорога перед ним становилась свободной от людей, так как его боялись. И Али обернулся и увидел водоноса, который поил людей из кувшина и кричал на дороге: «О Аллах-заменяющий! Нет напитка, кроме как из изюма, нет сближения, кроме как с любимым, и не сидит на почетном месте никто, кроме разумного!» — «Подойди напои меня!» — сказал Али. И водонос посмотрел на него и подал ему кувшин; и Али взглянул в кувшин, и встряхнул его, и вылил на землю. «Ты не будешь пить?» — спросил его водонос. И Али ответил: «Напои меня!» И водонос снова наполнил кувшин, и Али взял его, и встряхнул, и вылил на землю, и в третий раз сделал то же самое. И водонос сказал: «Если ты не будешь пить, я пойду». — «Напои меня!» — сказал Али. И водонос наполнил кувшин и подал его Али, и тот взял его и выпил. И потом он дал водоносу динар, и вдруг водонос посмотрел на него, и счел его ничтожным, и сказал: «Награди тебя Аллах, награди тебя Аллах, о юноша! Маленькие люди для иных — большие люди…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала семьсот девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда ловкач Али дал водоносу динар, водонос посмотрел на него, и счел его ничтожным, и сказал: «Награди тебя Аллах, награди тебя Аллах! Маленькие люди у иных — большие люди!»

И ловкач Али подошел к водоносу, и схватил его за платье, и вытащил драгоценный кинжал, как тот, о котором были сказаны такие стихи:

 Бей кинжалом наотмашь и вниз
 И страшись только воли Аллаха.
 Помни гордость и честь, сторонись
 Всех, исполненных подлого страха!

«О старец, — сказал Али, — поговори со мной разумно! Цена за твой бурдюк, если он и дорог, дойдет всего до двух дирхемов, а в три кувшина, которые я вылил на землю, войдет с ритль воды».