Ричард Хьюз - Деревянная пастушка

• Название: Деревянная пастушка
• Автор: Ричард Хьюз
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1981

---

— Так ли? — прервал его Огастин. — С немцами ничего нельзя сказать заранее — я имею в виду, не известно, на что и как они будут реагировать. Джереми слышал в Вене, как один полковник из юнкеров обвинял старика Гинденбурга в предательстве, ибо он нарушил присягу кайзеру; этот полковник кричал, что фельдмаршала-президента надо повесить!

Людовик посмотрел на часы.

— Кстати, насчет стариков, мой папочка-то ведь в отъезде, так почему бы вам обоим не позавтракать у меня? — И он повернулся к Джоан. — Останьтесь: я уезжаю в Марокко и какое-то время не увижу ни вас, ни Огастина, если, конечно, он не решит поехать со мной!

2

После завтрака с Людо Джоан и Огастин пошли через монастырский сад к выходу — они шли на расстоянии, избегая смотреть друг на друга, точно дети, которые вдруг застеснялись и не знают, как начать разговор, а молчание все затягивается, и наступает минута, когда уже невозможно его нарушить. Отношения между ними достигли предела, когда пути назад нет, и оба понимали это, — оба были переполнены чувством и сознавали, что достаточно одного касания, достаточно слова — и все течение их жизни изменится… При одной мысли об этом Джоан охватывала паника: два противоречивых чувства боролись в ней. Раньше она бы вышла за Огастина замуж не задумываясь, как только он сделал бы ей предложение, но, поскольку время шло, а он предложения не делал, она из чувства самозащиты настроилась критически по отношению к нему. И теперь, с одной стороны, ее влекло к человеку, которого она полюбила с первого взгляда; с другой же — удерживало соображение, что перед ней молодой человек, который, достигнув двадцати шести лет, до сих пор не выбрал свой путь в жизни (конечно, когда у тебя есть средства к существованию, можно выбрать любое занятие, но не иметь никакой цели в жизни, не делать вообще ничего?!). Словом, теперь, когда и он, казалось, влюбился в нее, Джоан трудно было уничтожить этот барьер, который она сама же и воздвигла… Способные молодые люди, которые проходят по жизни, не проявляя ни малейшего желания оставить после себя хоть какой-то след…

Так уж было угодно судьбе, что, лишь когда Джоан стала выказывать разочарование в нем и замыкаться в себе, долгого на раскачку Огастина потянуло к ней. Теперь он уже не сомневался в том, что она ему нравится: он сознавал, что его чувства к девушке последнее время стали меняться и скоро могут выйти из-под контроля, если уже не вышли. Но Огастина сегодня тоже раздирали противоречивые чувства, и все по милости Людовика, который целое утро говорил про немцев, оживив тем самым призрак Мици… Как бы ни нравилась Огастину Джоан, не может он на ней жениться, зная, что никого никогда не полюбит так, как Мици, даже если проживет еще сто лет! Не удивительно, что Огастин метался: ну как он введет Джоан в Ньютон-Ллантони когда он так мечтал, что Мици будет там хозяйкой, ведь образ слепой Мици, бродящей на ощупь по комнатам, будет вечно преследовать их, где бы они ни находились, призрак Мици ляжет между ними в постели… И однако же, он и помыслить не мог о том, чтобы отказаться от Джоан, к тому же (спрашивал он себя) разве это теперь было бы прилично? Разве он не зашел уже так далеко, что у Джоан есть основания ждать его предложения! Вот если бы у него было время все как следует обдумать… Он смерил взглядом расстояние, оставшееся до калитки, — ярдов триста, не больше, но сумеет ли он до тех пор промолчать…

Когда они наконец дошли до калитки, Джоан посмотрела на него, явно рассчитывая, что он последует за ней, но он тупо покачал головой. «Никто не знает, где его счастье», — казалось, проскрипела, открываясь, калитка, и Огастин в изумлении воззрился на старые облупившиеся доски — где он уже слышал эти слова? И на него вдруг снизошло откровение.

— Вы слышали, что сказал Людовик, я имею в виду про Марокко? — Он помолчал, не глядя на нее. — Я хочу вернуться и выяснить, быть может, он в самом деле возьмет меня с собой.

Хотя сердце у Джоан упало, словно налитое свинцом, вздохнула она все же с облегчением: вот теперь перед ней настоящий человек, а за те несколько недель, что он будет отсутствовать, она окончательно примет решение.

— Да, по-моему, это лучшее, что вы можете сделать, — сказала она наконец и даже сумела заставить себя слабо улыбнуться его затылку.

Конечно, она и понятия не имела о призраке, который встал между ними, или о говорящей (весьма двусмысленно) калитке.

Их корабль отплывает из Саутгемптона завтра рано утром. Огастину надо завязать свои пожитки в простыню, а когда они погрузятся на борт, ему дадут пустые картонки… Билет он сможет купить на борту… Людовик был в восторге, а когда Гилберт вернулся в Мелтон-Чейз, оказалось, что и Гилберт в восторге от его затеи. Огастин никак не объяснил своего решения, да объяснений и не требовалось — все и так было ясно. «Против всех ожиданий, — думал несказанно обрадованный Гилберт, — Джоан, как видно, отказала ему, и он решил отправиться в Марокко зализывать раны». Огастин вообще не пара Джоан — слишком она для него хороша, и, слава богу, она вовремя это поняла. Мысль Гилберта пошла дальше: теперь девушка неизбежно почувствует себя немного одинокой… И будет рада состраждущему другу… У нее появится жажда новых впечатлений… Надо будет постараться ее развлечь — иначе поступить нельзя, простая порядочность требует…

Какое-то время Гилберт раздумывал над этой приятной перспективой, которую лишь на миг омрачила мысль, мелькнувшая у него в мозгу: «Но ведь Мэри так хотела их союза. Эта новость огорчит ее». Тут раздался звонкий голос «бентли» — это Огастин, прощаясь, нажал на клаксон и отбыл, предварительно кинув в багажник узел с одеждой и башмаками.

Когда Гилберт, не жалея красок, поведал Мэри о причине (как он себе ее представлял) столь неожиданного отъезда Огастина, она и в самом деле огорчилась. Хотя Джоан и нравилась Мэри, она не могла простить девушке такого отношения к Огастину: да она просто бездушная кокетка! Нет, ублажать одиноких девиц — исключено, этим Уэйдеми заниматься не станут (к великому сожалению Гилберта, но не Мэри, которая читала мысли Гилберта куда лучше, чем он полагал).

Итак, Мэри осталась и без Огастина, и без Джоан в такую пору, когда ей остро необходимы были друзья, ибо в последнее время у нее начал расти живот и она втайне опасалась, как бы это не оказалось опухолью. Она не ошиблась, да только опухоль была необычная: Мэри снова ждала ребенка. Для Мэри это явилось не меньшим сюрпризом, чем для ее врача, она просто представить себе не могла, когда же это произошло, да и Гилберт что-то мямлил: ну в самом деле, как может государственный деятель обращать внимание на всякие личные мелочи в такую критическую пору, когда в палату общин внесен законопроект Болдуина о восстановлении в угольной промышленности восьмичасового рабочего дня…

Должно быть, все случилось, когда Мэри спала, и доктор понял, что «няня» Гилберт, который так широко истолковал свои ночные обязанности, сейчас едва ли мог собою гордиться.

Было тут, однако, и нечто такое, в чем Гилберту и вовсе не хотелось признаться: предаваясь любви с Мэри, он видел перед собой тело Джоан, поэтому, хоть он и вел себя так, будто понятия не имеет, откуда взялся ребенок, на самом же деле он удивлялся тому, что его ребенок оказался во чреве Мэри…

Тем временем выяснилось, что у Мэри уже четырехмесячная беременность, и, поскольку делать аборт было слишком поздно, доктор предложил немедленную операцию: уж очень опасно затягивать, когда нормальные роды исключены. Однако приглашенный специалист — правда, под нажимом — признал, что известны случаи, когда патологическая беременность благодаря умелой акушерской помощи заканчивалась вполне удачно, но Мэри идет на серьезный риск, потому что младенец может оказаться крупный.

Мэри тут же сказала, что готова пойти на риск… Но каков этот старый дурак Гилберт! Мэри очень польстило, что он до сих пор способен ее желать, вот только почему он не разбудил ее?!

3

Когда англичане в 1684 году уходили из Танжера под напором превосходящих сил мавров, они, покидая город, взорвали мол. С тех пор его так и не починили, хотя теперь это крошечное отсталое самостоятельное государство находилось под международным протекторатом и управлялось «от имени султана» группой европейских стран, включая опять-таки Англию. Тем не менее пароходы компании «П. энд О.» предпочитали заходить в Гибралтар, и лишь те, что принадлежали компании «Роттердам-Ллойд», заходили в Танжер, вернее, заходили в тех случаях, когда не было ветра с востока, ибо большим судам приходилось здесь становиться на якорь по крайней мере в миле от берега. Вот почему корабль, на котором плыли Огастин и Людовик, был голландский, и еду там соответственно подавали по своим правилам; Огастин в связи с этим решил, что он человек чрезвычайно широких взглядов, коль скоро, спрятав свои привычки в карман, может есть сначала мясо, потом рыбу, сыр же — только по утрам, за завтраком.