Жан Тюлар - Наполеон, или Миф о «спасителе»

• Название: Наполеон, или Миф о «спасителе»
• Автор: Жан Тюлар
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-235-03157-9

Настоящая книга является на сегодняшний день, пожалуй, самой известной монографией в зарубежном наполеоноведении, ее автор — профессор Сорбонны, президент общества «История Парижа» и Института Наполеона — крупнейший исследователь Великой революции и Империи. Под его руководством был издан уникальный Словарь Наполеона (1987). Блестящее исследование Жана Тюлара является классикой исторической мысли. Русский перевод книги подготовлен доктором филологических наук А. П. Бондаревым. Научное редактирование осуществлено доктором исторических наук, профессором А. П. Левандовским. Издание снабжено большим количеством интереснейших иллюстраций.

Издание третье

Перевод доктора филологических наук А. П. Бондарева

Вступительная статья, научное редактирование, подбор иллюстраций доктора исторических наук, профессора Г. П. Левандовского.

Ouvrage publié avec l'aide du Ministère français chargé de la Culture — Centre national du livre

Издание осуществлено при поддержке Министерства культуры Франции (Национального центра книги)

© Librairie Arthème Fayard, 1987

© Бондарев А. П., перевод, 1996

© Левандовский А. П.

---

Осложнения начались в конце лета. 5 ноября 1789 года в связи с вопросом о статусе Национальной гвардии в Бастиа вспыхнули волнения, в которых принял участие и Бонапарт, однако его роль в них до сих пор не ясна. Патриоты направили петицию Учредительному собранию, которое 30 ноября объявило Корсику «неотъемлемой частью Французского государства», пообещав, что ее население будет жить по законам французской конституции.

Отвечал ли этот декрет насущным интересам населения? Похоже, что да, если судить по письму, написанному Наполеоном аббату Рейналю: «Отныне у нас общие интересы, общие чаяния, нет больше разделяющего нас моря». С другой стороны, идея «корсиканской нации» успела пустить глубокие корни. Спешный отъезд французов свидетельствовал о царящих на острове неуверенности и страхе. Так, 12 октября, когда было внесено предложение об утверждении титула короля Франции и Наварры, взявший слово Саличетти заявил: «Вполне достаточно титула короля Франции, однако если будет учрежден также титул короля Наварры, я уполномочен, более того, обязан на основании имеющихся у меня наказов потребовать, чтобы был учрежден также и титул короля Корсики».

Тот же Саличетти содействовал проведению в феврале 1790 года в Бастиа заседания Собрания под председательством полковника Петричони. На нем было принято решение о репатриации Паоли, амнистированного Учредительным собранием, и о возобновлении деятельности некоторых учреждений, в том числе — Верховного комитета для осуществления основных административных функций. Недовольство исходило в основном от части населения, жившей «по ту сторону гор», которая чувствовала себя обойденной в раздаче должностей и распределении налогов и потому настаивала на разделении острова. Жозеф Бонапарт решительно воспротивился этому: «Вчера еще мы были рабами, стоило нам возродиться, как нас предлагают расчленить, перечисляя допущенные бездарной администрацией ошибки. Вместо того чтобы приписать эти глупости угнетавшим нас тиранам всех мастей, пытаются внести раскол в наши ряды и свалить всю ответственность на наших соотечественников, до недавнего прошлого таких же жертв, как и мы». Им всецело владела идея объединения.

Географического, но отнюдь не политического. Корсиканцы по-прежнему оставались разделенными на два лагеря: паолистов, или патриотов, находившихся у власти с 1729 по 1769 год, когда в битве при Понте Ново они были сметены французской артиллерией, и роялистов, или гаффористов, вознесшихся в период французской оккупации и направивших в Генеральные штаты таких велеречивых ораторов, как Буттафьочо и Перетти. Революция углубила раскол. Роялисты, оставаясь сторонниками старого режима, опирались на армию и администрацию, патриоты, сплотившиеся под лозунгами 1789 года, пользовались широкой поддержкой народа. Она проявилась 17 июля 1790 года во время восторженного приема, оказанного возвратившемуся на остров Паоли.

Выборы глав администрации департамента прошли мирно. На состоявшемся в Орецце предвыборном заседании Собрания Паоли, вновь возглавивший силы обновления, вознес хвалу великодушной французской нации: «Вы были ее товарищами по несчастью в рабстве, ныне она желает, чтобы вы стали ее братьями под общим знаменем свободы». Словом, автономия исключалась. Генерал призывал корсиканцев «незамедлительно поклясться в верности и безоговорочной поддержке отрадной конституции, объединяющей нас с этой нацией под сенью общего закона и монарха-гражданина». Покровительство революционной Франции казалось ему гарантией безопасности острова, но он не был сторонником его полной ассимиляции. Скорее всего его устраивал союз на федеративной основе. В его выступлениях Корсика именуется «родиной», тогда как французы — «собратьями», а не «соотечественниками». Эта позиция разделялась, по-видимому, и

Наполеоном. Вместе со старшим братом он принимает самое активное участие в будоражащих остров выборах, обеспечивших победу паолистов, а Жозефу — должность председателя директории в Аяччо.

После того как был решен вопрос о статусе острова — самостоятельного департамента — и назначены руководители администрации, оставалось определить столицу. Бастиа? Аяччо? Корте? Выбор пал на Бастиа, который стал на некоторое время главным городом департамента.

Решения, принятые Собранием в Ореццо, были оспорены главой роялистов Буттафьочо, обвинившим Паоли в намерении подчинить остров Англии. Последующие события, похоже, подтвердили его правоту. Впрочем, паолисты болезненно воспринимали малейшую критику своего кумира. Они нанесли ответный удар, напомнив о предательстве Буттафьочо, который во время дипломатической миссии, выполняемой им по поручению Паоли, по собственному почину предложил Шаузелю присоединить Корсику к Франции. В то время как 2 августа 1790 года на улицах Аяччо сжигали чучело Буттафьочо, выборщики Ореццо принимали решение о делегировании в Учредительное собрание двух депутатов, Джентиле и Поццо ди Борго, для разъяснения позиции патриотов.

Однако Буттафьочо опередил их. 29 октября 1790 года, взойдя на трибуну Национального собрания, он сказал: «Дерзкие люди, прикрываясь интересами общественного блага, неустанно распространяют в отношении меня, а также аббата Пе-ретти гнусные клеветнические обвинения. Они восстановили против нас народ. И господин Паоли не воспрепятствовал этой клевете». И все же раскритикованные Мирабо (который всегда будет вызывать такое восхищение Наполеона, что последний назначит Фрошо, душеприказчика этого трибуна, префектом департамента Сена) и Саличетти, Буттафьочо и Перетти так и не смогли воспрепятствовать присутствию на этом заседании корсиканских делегатов. Роялисты потерпели крупное поражение.

Наполеон добивается продления отпуска, он явно не торопится возвращаться на континент. Ярый паолист, он решительно выступает против Буттафьочо. 23 января 1791 года в кабинете своего родового имения в Милелли он составляет «Письмо Буттафьочо», за обнародование которого единодушно проголосовал патриотический клуб в Аяччо. Это письмо — первая публикация Наполеона. Она не заслуживала бы внимания, если бы не личность ее автора. Стендаль все-таки преувеличивает, утверждая, что это — «сатирическое произведение, совершенно в духе Плутарха. Его главная мысль остроумна и основательна. Оно похоже на памфлет, написанный в 1630 году и изданный в Голландии». Паоли придерживался другого мнения. «Получил брошюру вашего брата, — пишет он Жозефу, — которая вызвала бы интерес, будь она менее многословной и более беспристрастной». Для нас в ней любопытна лишь заключительная тирада. Заклеймив Буттафьочо, автор восклицает: «О, Ламет! О, Робеспьер! О, Петион! О, Вольней! О, Мирабо! О, Барнев! О, Бальи! О, Лафайет! Этот человек осмеливается сидеть рядом с вами! Обагренный кровью братьев, запятнанный бесчисленными преступлениями, он осмеливается называть себя представителем нации, он, продавший ее». Этот ряд политических деятелей, занимающих — и не случайно — «левое крыло» Собрания, воплощает политические симпатии Бонапарта. Разумеется, они объясняются поддержкой, оказанной этими депутатами корсиканским посланцам. Лишь преданность Паоли побуждает Наполеона сблизиться с наиболее радикальными деятелями Учредительного собрания. Но можно предположить и более глубокий мотив. Некий документ просвещает нас на этот счет. Он был задуман еще в 1791-м, вероятно, под впечатлением известия о бегстве короля. Мы имеем в виду набросок брошюры, которую Бонапарт намеревался опубликовать в поддержку начавшей проясняться концепции республиканизма.

«Я перечитал выступления депутатов-монархистов. Все они отмечены усилиями, направленными на поддержку неправого дела. Они путаны и неосновательны. Воистину, если бы у меня еще оставались сомнения, они развеялись бы после знакомства с их выступлениями. Утверждение, что двадцать пять миллионов не способны жить при республиканском строе, — политическая банальность».

На пути к разрыву

Одержавшие победу корсиканские патриоты разделились, однако, в вопросе об отношении к Гражданской конституции духовенства. Не без колебаний одобрил ее Паоли. Может быть, ему казалось, что события выходят из-под его контроля. Опытный лидер призывал к осторожности. Избрание Гуаско епископом в соответствии с новой конституцией (9 мая 1791 года) не умиротворило общественность. Напротив, в июне в Бастиа вспыхнуло грандиозное восстание, весьма жестоко подавленное. В итоге Бастиа утратила статус столицы. Второй жертвой пал Паоли, лишившийся изрядной доли авторитета. На выборах в Законодательное собрание, призванное сменить собою Учредительное, антипаолистская оппозиция нанесла ему чудовищное оскорбление: Арена выдвинул свою кандидатуру против Леонетти, племянника великого человека.

Что касается Наполеона, то его преданность Паоли оставалась непоколебимой. Конечно, когда в феврале 1791 года Бонапарт вернулся на континент, он нашел совсем другую Францию. Однако ни заботы об образовании двенадцатилетнего брата Луи, которого он взял с собою в Осонн, ни революционные потрясения, ни назначение в Баланс, полученное им 1 июня 1791 года, не ослабили его привязанности к малой родине. По завершении хлопот, связанных с изданием «Письма Буттафьочо», он приступает к работе над «Историей Корсики», для которой выпрашивает у Паоли «необходимые документы». «История пишется в зрелые годы», — сухо ответил ему его кумир в письме 2 апреля 1791 года. В отношениях с Наполеоном Паоли демонстрировал явную холодность. Что это, раздражение, вызванное слишком назойливым и, пожалуй, чрезмерным восхищением? Неприязнь старого консерватора, каким в конечном счете стал Паоли, к молодому якобинцу? Недобрая память о Карло Бонапарте, чересчур поспешно перешедшем в свое время на сторону Франции? Наполеон не сдается и, набрасывая для Лионской академии «Рассуждение о счастье» (к которому мы еще вернемся), представляющее собою очередной панегирик паолистским преобразованиям на Корсике, выпрашивает отпуск.