Полдень XXI век - Полдень XXI век 2003 №4

• Название: Полдень XXI век 2003 №4
• Автор: Полдень XXI век
• Издательство: Геликон Плюс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2003

Александр Етоев. Человек из паутины

Ян Разливинский. По ком звонит колокольчик

Юрий Окунев. Долгое несчастье Билла Стрейсснера

Александр Белаш. Легким шагом по Нью-Йорку

Эдуард Веркин. В восьмом кувшине

Игорь Шарапов. Мальчик в шапочке «Mori»

Леонид Каганов. Моя космонавтика

Александр Торин. Хвост

---

— Мишенька! Как я рад! — все тем же страшным телефонным шепотом известил он и тут же потащил прочь с аллеи, оглядываясь по сторонам с видом шпиона, находящегося на грани разоблачения. — За вами никто не увязался? — спросил он, все время заглядывая куда-то мне за спину.

— Синицын!

— Ну-ну, не горячитесь, Мишенька, это я так…

Нельзя, пожалуй, найти более разительного контраста между истинным характером персонажа и работой, выполняемой им по тексту. Синицын, существо мягкое, нерешительное и пугливое, в «Торжестве разума» исполнял обязанности командира десантного звена, совершая подвиги со сноровкой супермена и вечным испугом в глазах. Сознаюсь, все время я относился к Синицыну несколько свысока, хотя и без пренебрежения. По-другому относиться было бы трудно, — настолько часто он являл собой жалкое зрелище, несовместимое с обликом советского космонавта…

— У меня к вам хорошие новости, Мишенька, — зловеще прошипел он, роясь во внутренних карманах куртки. То, что он искал, обнаружилось в заднем кармане застиранных джинсов.

Оба-на.

Я где стоял, там и сел. Хорошо, что Синицын догадался преподнести сюрприз около скамьи.

На ладони испуганного Синицына, разгораясь мертвенным бледно-зеленым фосфорным огнем, лежал листик папиросной бумаги.

— Видите, что это? — шепотом спросил Синицын. Дурак. Еще бы я не видел. По телу паническим галопом понеслись холодные мурашки озноба…

— Вижу, — тоже шепотом ответил я. Теперь было понятно, что голос у Синицына не зловещий, и у меня при виде листка тоже перехватило горло, махом, как в восемнадцатой главе, где мы вдвоем с капитаном двое суток бредем по пустыне Серых Камней.

— А кто… кто ходил… туда? — я даже не решился произнести вслух название мест, откуда происходил этот листок.

— А я, Мишенька, сам и ходил, — зачарованно глядя на листок, сказал Синицын.

Меня передернуло. Настолько это казалось нелепым и невероятным: чтобы именно Синицын покинул полки, покинул пространство, пусть и неполноценных, картонных героев книг и спустился еще ниже, в Загробный мир — именно так мы испокон веков называем пространство, заполненное газетными новостями.

Книга живет годы. Активная жизнь журналов измеряется месяцами. Газета существует несколько дней, после чего перекочевывает в гроба подшивок, крышки которых поднимает редкий читатель. И тогда призрачный мир содрогается от ураганных ветров — это торопливые пальцы человека листают широкие страницы, заставляя пробуждаться миллионы миллионов обитателей Загробного мира — уродов, гомункулов, кадавров: политиков, судорожно повторяющих одни и те же фразы — те, что бойкий журналист вписал от их лица в статейку; мертвенно улыбающихся коммерсантов, молчаливых героев глянцевых обложек; работяг, карикатурно уродливых, словно морлоки; маньяков, суетливо скользящих в вечных поисках жертв — то есть всеми теми, кто, как чудовище Франкенштейна, рождается под скальпелем-пером тысяч журналистов. В природе ничего не исчезает — и это истинная правда.

Порождения мира новостей, они обитают на бескрайней плоскости, соединившей в себе и Пространство и Время — тысячи Брежневых, миллионы Лениных, миллиарды всех тех, кого хотя бы раз упомянули на газетной полосе, и триллионы тех, чьи фамилии никогда не звучали. Кто остался безымянным, мелькнув в строке типа «погибло сорок восемь пассажиров» или вообще — «никто не сумел спастись…» Никогда даже не пытайтесь подойти к Загробному миру — если вы ослушаетесь, он заберет вас к себе. Ежеминутно на Земле выходят десятки газет, а это значит, что Загробный мир тоже ежеминутно расширяется. Войдя в него, вы не заметите как уже через час окажетесь в сотнях километров от его границ, в мире без ориентиров, потому что невозможно ориентироваться там, где нет солнца, где в вечно серое небо возносятся тысячи одинаково краснозвездных кремлевских башен, тысячи Белых Домов и сотни тысяч заводов, фабрик, комбинатов, похожих друг на друга, старательно-гадко дымящих, дымящих, дымящих… Там зомби с пустыми глазами равнодушно обтекают гигантские туши «Титаников», наклонно уходящих в муть над головами, — тысячи, тысячи «Титаников». Мало того, вы можете увидеть там тысячи «Титаников» чуть поменьше настоящих — из рецензий на кэмероновский суперфильм… Однажды я и Гера Комов, каюсь, из нездорового интереса, так как возник он в процессе обильного возлияния, пошли взглянуть на Загробный мир.

Не ходите туда, Бога ради никогда не ходите туда! Нас ведь тоже хватило ненадолго. Когда с неба исчезло солнце, а нам навстречу, словно снег, все гуще и гуще пошли бормочущие что-то зомби, мы моментально протрезвели и что было сил рванули назад… Говорят, что рукопись второго тома «Мертвых душ» не просто сгорела. Дескать, Чичиков, позарившись на газетную нежить, отправился в Загробный мир, да и бесследно сгинул там, — а какой же роман без главного героя? Вот и спалил Николай Васильевич свое детище. Но это из числа наших, книжных баек. А лично я до сегодняшнего дня не знал ни одного безумца, который бы рискнул по своей воле отправиться в Загробный мир (мы с Комовым, два дурака, не в счет). И уж, конечно, Синицын был последним, на кого вообще можно было подумать…

— Дурак, — чуть успокоившись, сказал я, по-прежнему не отрывая глаз от мерцавшего листка. — Ты зачем туда лазил, баранья башка? Жить надоело? — Но, кажется, я уже знал, за чем ходил Синицын — туда можно ходить только за информацией.

— Это копия рецензии на нашу повесть, — прошептал Синицын, баюкая листок в ладонях. — Газета «Молодой коммунар» за июнь 1969 года. Автор — Б. Толстиков.

— Зачем она тебе, Синицын?

— А затем, — вкрадчиво шепнул десантник, вздрагивая всем телом. — Сами, Мишенька, знаете, зачем. На что наш Автор будет ориентироваться, нас перерабатывая? Какие критерии у него будут? Вот они, критерии, эта заметочка в прессе. И знаете, что в ней написано? Развернуть?

— Нет! — Я едва не слетел со скамьи. Не хватало еще впускать эту нежить в наш книжный мир!

Во взгляде Синицына, заслоняя на миг вечный испуг, мелькнуло удивление.

— Да, пожалуй, не стоит. Вы мне, Мишенька, на слово поверите?

— Слушай, я пойду. Достало меня все это, Синицын.

— А вы не волнуйтесь, Мишенька, не волнуйтесь. Я вот уже не волнуюсь — и вы не волнуйтесь… Ведь там черным по белому написано… — Синицын погрузил всю правую пятерню в листок, нащупывая в мерцании строчки, словно слепой, читающий по Брайлю. — «…Не смог в полной мере показать… не хватает глубины образам…» Вот, слушайте: «Одной из несомненных удач повести можно назвать фигуру инженера-механика Безбородова, в которой в достаточной мере соединились черты человека нашего времени и далекого коммунистического грядущего…» Понимаете, Мишенька? «Несомненная удача…» Нам с вами, Мишенька, плевать на все их справочки да характеристики, верно, Мишенька, у нас вот она, характеристика наша!.. Своя, золотая…

Мне показалось, что Синицын вот-вот ударится в истерику: его шепот все истончался и истончался, он уже только шевелил губами, поглаживая лоскуток мертвечины и глядя куда-то мимо меня, в пространство. Преодолевая отвращение, я заставил Синицына спрятать рецензию в пиджак и повел его в сторону космодрома — пока мы играли в конспирацию, подошло время второй смены. Вы думаете, я был рад, что получил дополнительный шанс? Нет, я думал совсем о другом. О хрупкости наших сущностей, ибо оказалось достаточно всего лишь одного камня, чтобы вся спокойная и благополучная жизнь разлетелась вдребезги.

11.

Обслуги на космодроме — полтораста единиц, не больше. Но волей Автора нам соорудили роскошную проходную на три электронных турникета и живого вахтера Козловского. Несмотря на то, что один из турникетов постоянно сломан, даже в час пик тут пустынно: работяги просачиваются сквозь электронное сито, как капли. Но сегодня здесь явно произошел засор.

— Я Гамлета играть могу! — орал кто-то, пытаясь пробиться мимо распахнутых лап Козловского. — Я Король Лир! Я Воланд! Я личность в развитии, а ты… пешка!.. Пусти, сатрап!

Невнятный рокочущий ответ терялся в серии очередных визгливых выкриков:

— Да, я выпил, потому что!.. А вы все!.. Герой многоплановый!..

Нас с Синицыным подтолкнули к турникету, над затором взметнулась растрепанная голова с алыми ушами. Краснознаменные уши и визг выдавали в их обладателе пресловутого Бегунько. Я увернулся и, бросив Синицына, втиснулся в соседнюю очередь. Но не успел клацнуть турникет, как кто-то вцепился в комбинезон. Я вздрогнул, затравленно дернувшись в сторону. Не дай Автор!..

Но это был не Бегунько — это был Стасик Лазарев, стажер с «Поиска».

— Михаил Петрович, можно вас на секундочку?

— Хоть на две, — разрешил я, мысленно крестясь. Мы выскочили на летное поле («Да мне и Гамлет в подметки не годится…» — «Все равно пьяного не пущу!..» — затихло за спиной). — Ну, что случилось?