Андрей Черноморченко - Интерферотрон Густава Эшера

• Название: Интерферотрон Густава Эшера
• Автор: Андрей Черноморченко
• Жанр: Юмористическая фантастика

---

а ваша траектория выглядит, возможно, следующим образом:

Но, в те моменты, когда мы воспринимаем друг друга как явления, наши трассы пересекаются, проходя по пикам событийной ячейки.

— Извините, что перебиваю вас, Густав, но какова природа этих возмущений? Из-за чего они возникают?

— Точного объяснения дать не могу, но подозреваю, что возмущения, равно как и «дефекты» — результат статического напряжения внутри «пирога». Если можно так выразиться, внутренних сейсмических явлений.

— Следует, таким образом, понимать, что субъекты, то есть, мы с вами, существуем исключительно благодаря нестабильности «пирога» и с достижением им полного успокоения попросту исчезнем?

— «Пирог» не может успокоиться или, наоборот, раскачаться. Все, что находится внутри него, существует всегда и никогда, происходит постоянно либо — с другой точки зрения — вообще не происходит. Индивидуальное восприятие здесь зависит от того, на какие интерференционные вихри или гребни, реализуемые в виде явлений, наталкивается возмущение вдоль своей трассы. Но, поскольку «пирог» вечен, вернее, находится вне времени, у меня нет оснований полагать, будто присутствующие внутри него процессы куда-либо исчезнут. Возвращаясь к моим объяснениям: третьим следствием является полный отказ от понятия времени. Его попросту нет. Время — это то, что субъективно представляется возмущению при следовании вдоль интерференционной трассы. Нам не жалко какой-нибудь сорняк, но мы с уважением относимся к человеку, прожившему 300 лет. Но кому ведомо, чья трасса длиннее или насыщеннее? Говоря о смерти, следует, очевидно, понимать ее шире. Та картина гибели, что мы видим здесь, в нашем мире, — возможно, лишь изменение направления трассы, ожидающее всякое возмущение. Покойник еще бегает среди нас, размахивая руками, но мы его не видим: у нас другие векторы. Он свернул и ушел в смежные пространства. Видна только часть сущности, оставшаяся от него — распадающаяся внешняя физическая оболочка. Наши траектории разошлись. Возмущение, естественно, имеет конечный характер, но сколько еще ему предстоит сделать подобных поворотов, витков? Однако, когда время отсутствует, по большому счету, все равно — где начало, конец или середина. Все существует постоянно и всегда. Я не считаю себя философом и не задумывался достаточно глубоко над многими вещами, надеясь, что кто-нибудь сделает это лучше меня. А сейчас уже совершенно ясно, что у человеческого рода продолжения не будет, так есть ли смысл тратить время на исследования, заранее обреченные на забвение? Вы курите, Франц?

— Да. Боюсь показаться нескромным, но неужели у вас остался еще и запас древнего табака?

— К нашей со Стивом радости, благодаря усилиям прежнего хозяина, настоящего табака хватит до конца дней. Сигары, папиросы, ароматный трубочный и так далее. Какой яд предпочитаете?

— Сигару, если можно.

Густав принес коробку мальтийских сигар, а сам разжег трубку. Франц с наслаждением сделал несколько глубоких затяжек, выпустив клубы зеленоватого дыма.

— Насколько я понял из ваших слов, Густав, к интерферотрону имеются подробные инструкции, так что достаточно подготовленный специалист сможет его сравнительно быстро освоить.

Эшер улыбнулся.

— Это не совсем так. Даже если опустить изучение теории, минимальные практические навыки можно приобрести в лучшем случае месяца за два. Характер танца к тому же не вполне обычен и требует особой квалификации. Не всякому магистру хореоматики это может оказаться по зубам.

— Похоже, вы решили ограничить доступ к вашему изобретению.

— Можно считать так. Если всякий сможет им овладеть, последствия будут трудно предсказуемые. Я не ставил целью массовое распространение интерферотрона.

— Почему?

— Люди лишатся привычки обманывать друг друга, даже по пустякам. Каждый в любой момент сможет легко узнать, как все было на самом деле. Представляете, какой удар это нанесло бы по нравам? Человечество не сможет существовать на столь высоком моральном уровне — без лжи, ставшей второй натурой.

— Действительно, я как-то упустил это соображение из виду. Однако же остаются другие, специализированные применения: история, археология, этнография, не говоря уже о сыске. Мне показалось, что Стив, хотя бы из профессионального любопытства, должен был потребовать от вас завершения исследований. Неужели ему как историку не было интересно заглянуть в прошлое? Раскрыть пару тайн? Сделать, хотя бы для себя, несколько великих открытий? Всегда есть необходимость в установлении истины. Вы могли бы усложнить ваш аппарат, ограничив спектр его применения. В этом смысле интерферотрон весьма перспективен.

— Маловероятно. 99 % всех историков и детективов сразу бы остались без работы. Какой смысл содержать целую армию доморощенных следопытов, когда за пять минут теоретически можно узнать все? Кстати, кафедра истории моего университета, как я подозреваю, приложила руку к сокращению ассигнований на развитие интерферотрона, — очевидно, почувствовав угрозу. Да и в судейских инстанциях к аппарату относились с подозрением. Интерферотрон опасен тем, что ставит все точки над i. Нет больше места для бесконечных дискуссий в среде историков, схваток между обвинителем и защитой в суде. Успевай только считывать и складировать информацию, а для этого особого ума не требуется. Да и к тому же, Франц, вы рассуждаете так, будто мы окружены миллионами потенциальных пользователей моего изобретения. Всего-то людей осталось — сколько? Сотни две-три? И кому из них нужен интерферотрон? Кроме холовизора, им ничего в этой жизни не требуется.

— Да, я как-то по старинке забываю, что цивилизация угасла. А какова дальность действия — или глубина считывания — у интерферотрона сейчас?

— Три месяца. Глубже я не опускался.

— А практический предел?

— Я не прикидывал, но это не суть важно. Всегда по цепочке можно добраться до любого интересующего события, — Густав произвел в уме какие-то подсчеты. — Мне кажется, пятьсот лет — вполне достижимый порог уже сейчас, без особых дополнительных модификаций. Впрочем, есть один сдерживающий фактор.

— Какой именно?

— Реконструкция возможна только при наличии исходных материальных элементов и, желательно, на месте действия. Сидя здесь, я не смогу например, узнать, что творилось в Древнем Риме. Мне нужен хотя бы камешек из Колизея, кусок колесницы, — что-нибудь в этом роде. Или же опустить датчики на дно морское — там, где когда-то была Италия.

— И эту особенность нельзя никак поправить?

— Нет. Она зависит от конструкции датчиков, а лучше тех, что я использую сейчас, мне соорудить не удавалось. Говоря о Стиве: он действительно в начале нашего знакомства упрашивал меня запустить прибор, причем довольно настойчиво, — надо отдать ему должное, профессиональная любознательность Стиву присуща. Я ему отказал.

— Почему?

— Как я уже сказал, есть технические трудности. Ресурсы аппарата недостаточны, это во-первых, а, во-вторых, здесь не та местность, которая позволила бы распутывать клубок по-настоящему интересных событий. В окрестностях Кантабиле не происходило ничего заслуживающего внимания с точки зрения историка. Возможно, в Сапале есть что-нибудь, но Стив туда не пойдет. Там хроническое возмущение психосреды, а Стиву не хочется рисковать.

— А где эта Сапала?

— В миле отсюда. Там есть могилы конкистадоров, старая церковь. Но я не настолько уверен в своих силах, чтобы отправляться туда в одиночку и проверять интерферотрон в условиях неустойчивой земной психики.

— Я мог бы составить вам компанию.

— Бросьте, Франц. Вы сегодня употребили слишком много всяких напитков, чтобы я воспринимал ваши слова серьезно. Вам не кажется, что человечество устало от своей истории, и любые изыскания только подтвердят, что выдающиеся личности были еще большими негодяями, чем о них думали даже самые заклятые их враги? Интерферотрон пылится в подвале, и это, наверное, самый лучший финал.

— Но почему же? Надо непременно совершить вылазку в Сапалу. Уверяю вас, я говорю вполне ответственно.

— Давайте вернемся к этому разговору, когда протрезвеем.

Музыка неожиданно оборвалась. Инструменты упали на пол и рассыпались на мелкие кусочки.

— Однако, Франц, засиделись мы с вами. Уже фантомы начали разваливаться. Пора подумать о ночлеге. До ближайшего дома минут пятнадцать ходьбы, идемте, я вас провожу.

* * *

— Теперь ваша очередь, Франц, рассказывать о своих свершениях. Вы что-то говорили о мозговом модуле или протезе, который разрабатывали на Тянь-Шане.

Они спускались по скользкой после урагана грунтовой тропинке к домам, расположившимся почти вплотную к воде. Из десятка вилл огни светились не более чем в трех. Богенбрум катил рядом с собой велосипед, к багажнику которого был прикреплен увесистый рюкзак. Уже совершенно стемнело, и путь им освещал велосипедный фонарь.