Нина Бродская - Хулиганка

• Название: Хулиганка
• Автор: Нина Бродская
• Издательство: Издательское бюро Арнольда Фирт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005

Нина Бродская — звезда советской эстрады в 60—70-х годах прошлого века. Живо и непосредственно рассказывает о том, как девочка из простой еврейской семьи превратилась в эстрадную звезду первой величины; с большой теплотой вспоминает о встречах и сотрудничестве с выдающимися людьми искусства; подчас несколькими штрихами рисует выразительный портрет того или иного персонажа.

Природное чувство юмора и легкая ирония позволяют ей со смехом, «по-хулигански» говорить о серьезном и важном, а читателю — и молодому и со стажем — получать истинное удовольствие.

Книга предназначена всем, кто любит искусство, хорошую музыку и ценит юмор.

---

Я уже говорила о том, что мне приходилось петь всюду, но вот туда, куда меня однажды пригласили, — было впервые, и был это кукольный театр С. Образцова. Мне надо было записать джазовую импровизацию минут эдак на пять-семь. Там же был и инструментальный ансамбль, с музыкантами которого я еще работала в «ВИО-66» Ю. Саульского, — это талантливый молодой пианист Игорь Бриль, саксофонист Алексей Козлов, барабанщик Володя Журавский. К сожалению, вскоре самолет, в котором Журавский летел на гастроли с очень известным в те годы пародистом Виктором Чистяковым, потерпел катастрофу, и они разбились. Это была настоящая трагедия для всего Москонцерта, для всех, кто их любил и знал.

Но тогда, когда мы все оказались в театре Образцова, был прекрасный вечер. Ребята-музыканты играли, я импровизировала на вольную тему, потом во время отдыха мы, а точнее я, сидели с Сергеем Образцовым, который показался мне очень милым, добрым человеком, любящим животных… Забыла сказать, что музыка, которую я записывала, была предназначена для спектакля «Необыкновенный концерт», и эту музыку должна была петь и играть кукла-негритянка. Сергей Образцов рассказывал мне о том, что у него много птиц и разных животных. Меня особенно поразило, что у него на даче жили два крокодила, которые находились в двух отдельных ванных.

На следующий день, встретившись на очередном концерте с Бруновым, я рассказала ему о своей встрече с Образцовым и, конечно, о двух крокодилах, которые живут на даче. Брунов, как я уже говорила, обладал большим чувством юмора и, быстро среагировав, заметил: «А у нас в Москонцерте есть еще один крокодил — Тамара Герзон». Смех стоявших вокруг артистов не заставил себя долго ждать.

Тамара Герзон, работавшая в Москонцерте редактором, отсидела при Сталине восемь или десять лет. Разговаривая с молодыми людьми, она через каждое слово употребляла мат, за что ее порой не любили, ругали на партийных собраниях и, конечно, нередко посмеивались над ней. Позже, узнав ее поближе, я поняла, что мат был ее защитой, а на самом деле она была добрым человеком, которым недобросовестные люди не раз пользовались и которого обманывали.

С Борисом Сергеевичем Бруновым было очень интересно работать. Его часто приглашали выступать на разных фестивалях и декадах искусств в различные республики. На одном из таких фестивалей, проходившем в Кишиневе, мне посчастливилось побывать. Всюду музыка, песни и, конечно же, концерты, но особенно интересными и очень познавательными были экскурсии по достопримечательным местам Молдавии, где всюду нас ожидали банкеты с вкусными яствами. А какой артист не любит халявы? Артист без халявы — это как наездник без быстрой езды. Помню, как нас, небольшую группу артистов, повезли на одну из таких экскурсий. Это были знаменитые «Криковские подвалы». Приходилось ли вам что-либо слышать о них? А мы туда попали. Это целый подземный город, где хранятся лучшие вина Молдовы, которые в ту пору шли исключительно на экспорт, и лишь немногим удавалось их испробовать, и среди этих немногих оказались и мы. Много всевозможных вин испробовали мы в дегустационном зале и домой еле пришли «на бровях», особенно Брунов. Ему бедному все подносили и подносили, да плюс еще тосты, которые ему пришлось за всех нас произносить. Встретились мы с ним в поезде уже под утро. Я случайно приоткрыла дверь туалета, которую он забыл закрыть, и увидела Брунова, свесившего голову над унитазом. Позже я по своей глупости рассказала об этом кому-то из музыкантов, все, конечно, посмеялись, но отметили, что Брунов, сколько бы ни выпил, а выпивал он тогда достаточно много, относился к категории не пьянеющих, и этот случай, по-видимому, исключительный (произошла неудержалка).

А еще помню, как мы с Борисом Сергеевичем были на другом похожем фестивале народов СССР в Алма-Ате. Там тоже было веселое представление, в котором вместе с большой группой артистов участвовала и я. После концерта мне и Брунову подарили казахские национальные костюмы и пригласили на банкет. Рядом со мной сидел какой-то представитель обкома, который мне все наливал и наливал. И как я только ни пыталась ему объяснить, что я не по этой части, он своего добился. Гад! Всю ночь я умирала и на следующий день тоже. А затем меня уговорили поехать вместе с нашей группой на берег реки Урала, где развели костры и в больших чанах приготовили уху из молодой осетрины. Съев такой вкусной суп, да еще на воздухе, я постепенно пришла в нормальное состояние, а потом пошла и посочувствовала Брунову за принятое в Молдавии.

На одном из банкетов фестиваля Борис Сергеевич попросил меня спеть, и я, разумеется, это сделала, и вот во время этого банкета подходит к Брунову народная артистка Казахской Республики, фамилию я ее не запомнила, и говорит: «Бирунов, а Бирунов, скажи Биротски, пусть она еще споет, у нее очень хорщий бзвук». Много раз Борис Сергеевич на каком-нибудь вечере рассказывал эту историю, и все дружно смеялись.

Всех артистов по отношению к себе я мысленно делила на два лагеря: тех, которые любили меня как певицу, и тех, которые ненавидели, а скорее завидовали и не любили, наверное, за то, что рано попала в прекрасный оркестр Рознера, работала с Бруновым, в общем, как многим это казалось — была «баловнем судьбы», и, наверное, так оно и было. Я нередко слышала колкости в свой адрес, и их было немало, но не на все обижалась. Я всегда любила и почитала старых артистов, с которыми посчастливилось работать в одних концертах, хорошо, например, относилась к актрисе Рине Зеленой, которая однажды в гримерке, увидев на мне короткое платьице, под которым виднелись молоденькие коленки, сказала: «Деточка, а что, тебе не хватило матерьяльчику на платьице?» Присутствовавшие заулыбались.

«…Просто так ничего в жизни не бывает»

С Борисом Сергеевичем Бруновым я проработала почти год, и, если бы не обстоятельства, мы бы еще долго работали вместе. Но прежде чем поведать о том, что случилось, начну издалека с тем, чтобы постепенно приблизиться к продолжению моего рассказа. В те времена появился оркестр, в котором играли лучшие музыканты Москвы, такие, как Георгий Гаранян, Владимир Чижик, пианист Борис Фрумкин, тромбонист Константин Бахолдин, тенорист Алексей Зубов и другие. Руководителем этого оркестра был великолепный музыкант и аранжировщик Вадим Людвиковский. Оркестр под управлением В. Людвиковского играл так здорово, что наряду со множеством поклонников вокруг него образовалось не меньшее количество врагов. Оркестр работал непосредственно от Комитета по радиовещанию, и при этом же Комитете на радио и телевидении был еще один известный оркестр под управлением Юрия Силантьева.

A, как правило, два борца на одном ринге — это борьба. И вот тогда началась серьезная борьба между оркестрами В. Людвиковского и Ю. Силантьева. Борьба эта продолжалась несколько лет и увенчалась успехом в пользу Ю. Силантьева. B. Людвиковский был человеком спокойным, уравновешенным, и музыканты ценили эти качества. Но у него имелся один маленький, как говорят дирижеры, штришок — любил выпить, ну и, как многие советские трудящиеся, однажды «накушавшись» сильно, он решил помочиться, да не где-нибудь, а прямо у гостиницы «Пекин». На следующий день все об этом знали, и оркестр был расформирован, а Ю. Силантьев пожинал плоды.

Позднее выяснилось, что, услышав оркестр В. Людвиковского в его еще бытность, Э. Рознер решил расформировать свой оркестр и создать новый, еще лучше, собрав великолепных джазовых музыкантов, среди которых были саксофонист Геннадий Гольдштейн, трубач Константин Носов, Виталий Долгов, Александр Пищиков, Виктор Снегов, Владимир Богданов и многие другие. Оркестр этот, как и оркестр Людвиковского, долго не просуществовал, но уже по другой причине. Э. Рознер по своему характеру напоминал взрослого ребенка и относился к игре оркестра очень ревностно, ведь в оркестре сидели молодые парни и играли здорово. Рознер быстро понял, что годы дают себя знать, он теряет себя прежде всего как музыкант, и вскоре ему пришлось расстаться с оркестром.

Помню, как приходила на репетиции этого оркестра и дядя Эдди говорил мне: «А, золотко! Какой у меня оркестр — холера, ясно?» И я поднимала вверх большой палец, давая понять, что здорово. Однажды я увидела там музыканта, который сидел в тромбоновой группе. Он был красив, с серыми глазами и ртом, да, ртом. Губы были сложены в бантик, красивые белые зубы, а улыбка — сплошное очарование. Я спросила кого-то: «Кто этот мальчик?» И услышала довольно внушительный ответ: «Многие женщины о нем наводят справки, но он ни на кого не обращает внимания». Я, конечно, в это не поверила и стала наведываться чаще с тем, чтобы обратить на себя внимание этого парня, но он продолжал смотреть мимо меня всякий раз, когда я пыталась вызвать его на беседу. В итоге, убедившись, что я его совсем не интересую, перестала туда приезжать. Тем более что у меня тогда отбоя от парней не было.