Нина Бродская - Хулиганка

• Название: Хулиганка
• Автор: Нина Бродская
• Издательство: Издательское бюро Арнольда Фирт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005

Нина Бродская — звезда советской эстрады в 60—70-х годах прошлого века. Живо и непосредственно рассказывает о том, как девочка из простой еврейской семьи превратилась в эстрадную звезду первой величины; с большой теплотой вспоминает о встречах и сотрудничестве с выдающимися людьми искусства; подчас несколькими штрихами рисует выразительный портрет того или иного персонажа.

Природное чувство юмора и легкая ирония позволяют ей со смехом, «по-хулигански» говорить о серьезном и важном, а читателю — и молодому и со стажем — получать истинное удовольствие.

Книга предназначена всем, кто любит искусство, хорошую музыку и ценит юмор.

---

Расформировав свой джаз-оркестр, Рознер набрал новую команду, но уже по своим возможностям, хотя несколько музыкантов из бывшего оркестра остались в этом. Встретившись со мной в одной из концертных организаций, Рознер предложил мне поехать с его оркестром в поездку, в которой были такие города, как Ялта, Симферополь, Краснодар и наконец Одесса, где меня уже хорошо знали, любили, а главное то, что люди шли на концерт, что было очень необходимо тогда оркестру, который вместе со своим корифеем постепенно терял обороты. Я уже говорила, что у меня была очень маленькая концертная ставка — 6 рублей, и вот когда Рознер предложил мне с ним поехать, я ответила: «Завтра и поеду». А теперь вернусь снова к Борису Брунову, который в очередной раз должен был ехать на декаду искусств в Грузию, взяв, конечно, и меня. И тут ему сообщают о том, что я якобы дала согласие ехать в Одессу с Рознером. Я пыталась рассказать Брунову, как это все получилось, что я не собиралась ехать в поездку с Рознером. Узнав о том, что я не собираюсь ехать в поездку с Рознером, его директор и он сам стали плести паутину вокруг меня. А в это время в Одессе директором филармонии был легендарный Дмитрий Козак, который прослышав о том, что я отказываюсь ехать в Одессу, послал телеграмму на имя Рознера, в которой было сказано: «Оркестр Эдди Рознера принять не можем без Нины Бродской». Можете себе представить, что тут началось? Рознер был вне себя от происходящего, а главное — от унижения. И через Министерство культуры РСФСР он добивается того, что меня заставляют ехать вплоть до увольнения с работы за срыв концертов.

Борис Сергеевич Брунов не мог мне этого простить, считая меня, наверное, предательницей, и на протяжении многих лет относился ко мне с холодком, пока судьба не свела нас случайно уже в Нью-Йорке. Но это уже отдельный разговор, который будет в следующей книге. А пока расскажу, что было дальше.

Итак, я оказалась в городе Одессе. Рознер принял меня недружелюбно, и, как говорят, месть за месть, дядя Эдди поставил меня в конце первого отделения. Обычно, как это бывало в наши еще старые времена, Рознер садился за рояль и аккомпанировал мне одну еврейскую песню, затем вторую и так далее. Это всегда имело бешеный успех, но тут после спетых мною нескольких советских песен Рознер отказался от аккомпанемента. Концерт продолжался и, увидев, что я хорошо прошла и без еврейских песен, в следующем концерте он определил мое место первой, т. е. я должна была выходить в самом начале концерта. Таким образом, мое место постоянно менялось, и вот на одном из концертов, спев советские песни, я решила пойти на компромисс, и в тот момент, когда публика не отпускала меня со сцены, распахнув широко руки, я мимикой и жестами показала в сторону кулисы, где находился Эдди Игнатьевич. Надо сказать, что одесситы — особая публика, понимающая, умная. Конечно, они сразу догадались, что Рознер не хочет выходить на сцену, и в зале начался шум, а на сцене наступила пауза. Тогда Рознеру пришлось выйти и сыграть мне «Тум-балалайку». Зал не унимался, я то уходила, то снова выходила на сцену. Публика шумела и кричала: «Давай Бродскую!» Рознер не хотел больше играть мне. И вот тут началось что-то такое, от чего кровь у меня в жилах стала стынуть. Зал стучал ногами, орал, и кончилось все тем, что после первого отделения пришлось закончить концерт и всем артистам, а также зрителям разойтись. Я ревела белугой. «За что?» — не раз я задавала себе один и тот же вопрос. Но, видимо, все на свете неспроста, и просто так ничего в жизни не бывает.

А между тем в самом оркестре текла своя жизнь. Там же в оркестре я увидела парня, который мне раньше нравился, но теперь мне было не до него. Он и еще один музыкант, дирижер оркестра, которые жили в одном люксовском номере, стали за мной ухаживать, и, как это не покажется смешным, оба в один день объяснились мне в любви, но я не отдала предпочтение ни одному из них.

«… Об Одессе можно вспоминать и говорить до бесконечности»

Не могу не вспомнить, как там же, в Одессе, нас собрал у себя дома — меня, Рознера, Люи Марковича и еще нескольких артистов — Дмитрий Козак. Более остроумного и веселого человека мне не приходилось встречать. Что ни фраза — то смех до слез.

Однажды он ехал в трамвае, и кондуктор спросила его: «Гражданин, вы взяли билет?» Козак ответил кивком головы. Через некоторое время она опять обращается к нему с тем же вопросом, забыв, что уже спрашивала. Наконец, когда она обратилась к нему с тем же вопросом в третий раз, устав от нее, Козак ответил: «Что же вы думаете, что если у меня толстая жопа, так я должен на нее брать второй билет?»

Вообще об Одессе можно вспоминать и говорить до бесконечности.

Мне рассказали случай, как на очередном концерте, который вел О. Милявский, в зрительном зале появился гражданин, который во время представления искал свое место, мешая не только сидящим, но и Милявскому, и тот вынужден был прервать свой монолог. Милявский не выдержал и обратился к ищущему: «Здравствуйте, проходите пожалуйста, а мы вас все так долго ждали». На что товарищ этот, не глядя на Милявского, громко сказал: «Такие дорогие билеты и такие дешевые хохмы». Помню, как я встала на улице в очереди чтобы напиться газированной воды, и, подойдя ближе, услышала обращенный ко мне вопрос: «Женщина, вам с сиропом да или с сиропом бэз?» Я долго хохотала и рассказывала потом об этом своим друзьям.

ГЛАВА XI Я становлюсь окончательно взрослой

Оркестр Эдди Рознера должен был ехать дальше по намеченному маршруту, а я после Одессы вернулась в Москву, где снова окунулась в работу, выступая всюду, но уже без Б. Брунова. Судьба понемногу стала меня наказывать за необдуманные поступки и этим давала понять, что пора становиться взрослой.

В том же 1968 году, ближе к весне стал организовываться вокально-инструментальный ансамбль «Веселые ребята», и дирекция Москонцерта уговорила меня принять участие в организации этого коллектива. В ансамбль «Веселые ребята» поступил на работу музыкант из оркестра Эдди Рознера, тот самый, очаровательный, о котором я уже рассказывала и который поначалу не обращал на меня внимания. Но со временем все изменилось.

Мой избранник

Работая в «Веселых ребятах», я по-прежнему много записывала песен, а также принимала участие в телепередачах. Концертная ставка у меня была очень маленькая, и это очень обижало меня, а иногда и сильно злило. Но зато мои отношения с избранником Володей Богдановым не только радовали, но и близились к логическому завершению, мы решили расписаться. Во время концертов в городе Куйбышеве устроили в ресторане свадьбу. Присутствовало человек 50: все артисты из одной программы режиссера Эмиля Радова «Когда улыбаются звезды», а также артисты квартета «Гайя», квартета «Аккорд», певцы В. Мулерман, Г. Великанова, М. Кристалинская и многие другие. Тамадой на свадьбе был Марк Бернес. Когда мы вернулись в Москву, мои родители решили сделать нам еще одну свадьбу, на которой было около 300 человек — артисты и знакомые, жители Марьиной рощи.

Эдди Рознер на свадьбу не пришел, но прислал огромную корзину красных гладиолусов.

Борис Брунов долго вспоминал нашу свадьбу и многим о ней рассказывал. «Все ищут невесту, нигде не могут ее найти, а я зашел в подсобную комнату и увидел такую картину, — говорил Брунов, — сидит наша Нина на столе, свесив свои толстенькие еврейские ножки и большой ложкой ест черную икру».

Мы с Владимиром, моим мужем, любили друг друга. Оба отличались хорошей внешностью, отчего нередко происходили семейные трения. Я кому-то нравилась, и он нравился.

«Страшный сон в моей жизни»

Уйдя из «Веселых ребят», где у меня постоянно были ссоры с руководителем П. Слободкиным, мы с супругом — музыкантом-тромбонистом — решили уехать в небольшой город в трех часах езды от Москвы, который назывался Калинин и где директор филармонии пообещал мне концертную ставку в 13 рублей.

Вспоминаю тот период времени как страшный сон в моей жизни. Вот тогда я познала все прелести концертной работы, колеся по всем, как это называл своим именем опять же Рознер, «Хацапетовскам» и «Мухосранскам». Филармония денег вовремя не платила, и мы с мужем буквально голодали, порой покупали буханку черного хлеба и делили ее на несколько дней, как в войну. Помню, как один певец, работавший с нами, пригласил нас к своей подруге, и первый вопрос, который мы задали ему, был: «А там будет что поесть?»

Наверное, мы бы еще терпели некоторое время, работая в Калинине за обещанную мне концертную ставку, но в это время мои документы с просьбой о повышении ставки попали на стол человеку, бывшему в дружбе с виолончелистом Слободкиным, отцом П. Слободкина, руководителем «Веселых ребят», который не мог простить нам ухода из своего коллектива. Узнав об этом, я была готова к тому, что меня будут есть поедом, но деваться было некуда. Комиссия попросила меня спеть, при том что все знали, как я пою, тем более что в то время я была хорошо известна и любима на советской эстраде. Увидев в комиссии папу Слободкина, я тут же поняла, что повышения не будет, ко всему было еще написано сопроводительное письмо, в котором говорилось, что я профессионально непригодна!!!