Вильям Александров - Планета МИФ

• Название: Планета МИФ
• Автор: Вильям Александров
• Издательство: Издательство ЦК ЛКСМ Узбекистана «Ёш гвардия»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1975

В книге В. Александрова три повести: «Заповедник», «Альфа Центавра» и «Планета МИФ». Действие первой из них отнесено к нашим дням. События второй, небольшой повести разворачиваются так, что как бы перебрасывают мост из настоящего в будущее. Новеллы, слагающие третью повесть, хронологически относятся к двадцать второму веку. Писатель то и дело «опрокидывает» фантастические картины в нашу современность и, напротив, проецирует сегодняшний день в будущее. Три повести, написанные в разных жанрах, на различном тематическом материале, обнаруживают в результате глубокое внутреннее единство.

Роднит все эти три повести авторская концепция мира. В восприятии В. Александрова важнейшая пружина человеческой жизни — мысль, нацеленная в будущее, мысль, пронизанная чувством, мысль — мечта. Мера всех событий — дело, озаренное мыслью, дело — творчество.

---

Всю ночь я провел у вычислительного устройства. На экран смотреть почти не было времени, я включил видеозапись, чтобы все осталось на пленках — они вот здесь, в этих кассетах. А наутро (условное утро, конечно), когда экипаж поднялся и приступил к своим обязанностям, я объявил, что под влиянием сильного магнитного поля приборы дали отклонение, мы сбились с курса и теперь придется идти совсем иным путем.

Записи, которые я делал в журнале в ту ночь, я вырвал, пленки удалил. Никто так и не понял, что произошло на самом деле. Все только удивлялись, как далеко мы зашли в сторону. Когда я передал вахту дежурному, мы уже прошли магнитный полюс, удалялись от него.

Я шёл к себе счастливый, представлял, какой переворот произведет наше сообщение в ВКЦ, представлял себе триумф Бандровского, радовался за него.

Проходя мимо его каюты, постучал, но он не ответил, — спал, видимо.

Я пришел к себе, включил экран внутренней связи. Юлий Бандровский сидел неподвижно в кресле, откинув голову назад, с посиневшим отекшим лицом. Врач констатировал смерть от кровоизлияния в мозг, наступившую три часа тому назад.

5

Аллан нашел свою трубку, накурил, потом встал и принялся расхаживать по кабинету. Видно, вся эта история здорово разволновала его. Места в кабинете было мало. Он вышел в галерею, пошел по ней, постоял над морем, глядя сквозь стеклянную стенку на маяк, периодически вспыхивающий во мгле, на причальные башни, горящие разноцветными огнями.

— Никогда не прощу себе, — сказал он жестко, — Если бы тогда ночью я вызвал врача, может быть, ничего бы не случилось…

— Но ведь тогда решалась судьба корабля, — сказал я, стараясь как-то его успокоить. — Вам и в голову тогда не могло прийти…

— Вот именно! Я думал тогда о чём угодно, только не об этом. А должен был думать и об этом. Он ведь сказал мне, что болен, да я и сам видел — лицо у него было такое… — Он хотел как-то объяснить, какое лицо было у Бандровского, но только махнул рукой. — Оно стоит у меня перед глазами. Я часто вижу его по ночам. И буду видеть до самой смерти…

— Скажите, Аллан, он ведь сделал большое открытие?

— Величайшее. Пожалуй, самое великое в нашем веке.

— Почему нее тогда неизвестно его имя? И вообще о магнитной пушке я слышу впервые.

— Скоро услышите. Скоро имя Юлия Бандровского золотыми буквами впишут во все энциклопедии, во все учебники. Скоро ему памятник в пантеоне поставят… Ему и его отцу!

— Позвольте, но ведь с тех пор десять лет прошло!

— Да, десять лет. Вы хотите понять, почему все эти десять лет никто ничего не знал? Сейчас поймете. Я вам все расскажу, но и вам придется помолчать еще некоторое время — до официального извещения.

Он еще раз прошёлся по галерее, вернулся и сел на свое место у пульта.

— Мы вернулись на Землю месяцев через пять. И первое, что я сделал, поехал с докладом в ВКЦ. Я попросил приема у Председателя Совета и выложил ему все — все документы, пленки, расчеты. Сами понимаете, я был уверен, что он будет поражен и запрет тут же снимут.

Но странное дело, этот великий старик выслушал все довольно спокойно, а когда я кончил доклад, он попросил меня пока ничего никому не рассказывать до заседания Совета, которое он назначил на следующий день.

Я приехал на заседание Совета и снова сделал подробный доклад. А потом выступил Председатель и сказал, что наша экспедиция практически доказала то, о чём Совет давно догадывался, но так как человечество к межгалактическим перелетам не готово, держал в тайне все эти годы, оградив Запретом неразумные попытки горячих голов пройти через магнитный центр и выйти в межгалактическое пространство. Он сказал, что сейчас ведется разработка теории межгалактических перелетов и как только она будет завершена и будут построены первые межгалактические корабли, Запрет будет снят, и тогда доклад, сделанный сегодня, сможет быть обнародован. В настоящее же время распространение сведений о магнитной пушке может привести только к новым напрасным жертвам. Поэтому он предлагает сохранить Запрет еще на некоторое время.

И Совет проголосовал за сохранение Запрета.

— И вы согласились с этим?! — закричал я. — Вы — Аллан!!!

Он улыбнулся.

— Вот точно так же закричал тогда и я. И еще я сказал им, как называл их Бандровский.

— А они?

— Они покачали головами, улыбнулись печально и сказали, что в дни их молодости, когда они летали в Космос, они тоже находили для Совета хорошие прозвища. Потом меня увёл к себе Председатель. К вот что он мне сказал:

— Дорогой, Аллан, я прекрасно понимаю, что вы сёйчас чувствуете. Но поймите, дело не только в риске, которому подвергнет себя и других каждый, кто захочет воспользоваться магнитной пушкой.

Дело в том, что еще на какое-то Бремя надо сохранить миф о Могучей. А когда его не станет, возможно, родится новый научный миф или гипотеза, называйте как хотите. Вот так-то, мой дорогой, лет восемь, а то и десять придется подождать;.

И он взял с меня слово, что я буду молчать до тех пор, пока не построят первый межгалактический корабль.

Вот и вся история, Виктор. История Планеты МИФ..

— Да… Странная история. Значит, и я должен молчать?

— Совсем немного, Виктор. Через месяц — два будет официальное сообщение. А пока вам, как писателю, представляется возможность поразмыслить обо всем…

Плывущие листья

— Через полчаса у меня лекция в Академии, — сказал Аллан Хотите, поедем вместе?

Я согласился. Мне давно хотелось побывать на его лекциях в Академии Космонавтики, но все никак не получалось — то он был в экспедиции, то я был загружен работой.

— Тогда подождите минуту, Виктор. Я сейчас. Переоденусь только.

Он вышел и буквально через минуту вернулся в парадной форме — светло-сером облегающем костюме из мягкой ворсистой ткани с бледно-голубыми нашивками на отворотах. Крошечные золотистые звездочки на них обозначали количество дальних космических рейсов, в которых он принимал участие. Их было что-то около тридцати.

В сочетании с его ослепительной сединой, моложавым лицом и гибкой атлетической фигурой все это было очень красиво. Я откровенно залюбовался им. Он заметил это и смутился.

— Ненавижу этот парад! Гораздо лучше чувствую себя в рабочей форме. Но нельзя, не разрешается.

Он быстро собрал нужные кассеты, уложил их в плоскую металлическую коробочку, напоминающую древний портсигар, сунул ее в боковой карман. Надел на запястье радиобраслет, взял в руки берет из той же мягкой светло-серой материи.

— Ну вот и все. Поехали.

Мы вышли в горизонтальный лифт, проехали минут пять, перешли в вертикальный лифт, и он вынес нас на среднюю площадку башни. Здесь уже ждала дежурная авиетка.

Молоденький сияющий пилот, видимо, счастливый тем, что ему выпало везти самого Аллана, распахнул дверцу, усадил нас в кресла.

— В Академию? — спросил он, не сводя восторженного взгляда с Аллана.

— Да, да… И побыстрей, пожалуйста. В нашем распоряжении двадцать минут.

— Я мигом, оглянуться не успеете.

— Мигом не надо, — улыбнулся Аллан. — Лети на второй скорости.

Мы мягко оторвались от башни, описали дугу над морем и полетели в глубь полуострова, в сторону Старого Крыма, где прямо в центре лесного массива, в окружении могучих многолетних платанов, стояли корпуса Академии.

Когда мы разворачивались над морем, Аллан указал мне на скалу, напоминающую гордый профиль человека.

— Скала Волошина. Помните? «И на скале, замкнувшей зыбь залива, судьбой и ветрами изваян профиль мой…»

— Интересно, — я вгляделся в темный утёс, — фантазия поэта загипнотизировала десять поколений людей. И все верят, что это на самом деле его профиль.

— А это действительно его профиль!

— Ну да? Вы что, сверялись?

— Сверялся. По автопортретам. Он же еще и художник был отменный. Вот напомните, я вам покажу его акварели.

— Художник мог невольно подпасть под влияние природы, — сказал я.

— Это, конечно. — согласился Аллан. — Художник всегда под влиянием природы. Но и она тоже чувствует художника. Вы не верите?

— Мистика!

— А я верю. И я вам докажу, вот увидите…

Мы приземлились на посадочной площадке, расположенной прямо посреди лесного массива, и тут же к авиетке подкатил открытый сигарообразный автокар с эмблемой Академии, напоминающий небольшую ракету со срезанным верхом.

— Ну вот и отлично, — сказал Аллан. — Кажется, вовремя. Спасибо! — поблагодарил он пилота.

Тот покраснел, как девушка, и вдруг достал из кармана комбинезона плоский кружочек с яркой наклейкой. Я сразу понял, в чём дело: последний мой книгофильм об Аллане. Парень застенчиво протянул его Аллану и попросил:

— Надпишите, пожалуйста.