Павел Огурцов - Конспект

• Название: Конспект
• Автор: Павел Огурцов
• Издательство: Права людини
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8919-86-2

«Конспект» – автобиографический роман, написанный архитектором Павлом Андреевичем Огурцовым (1913–1992). Основные события романа разворачиваются в Харькове 1920-х – 1941 гг. и Запорожье 1944 – 1945 гг. и подаются через призму восприятия человека с нелегкой судьбой, выходца из среды старой русской интеллигенции. Предлагая вниманию читателей весьма увлекательный сюжет (историю формирования личности на фоне эпохи), автор очень точно воссоздает общую атмосферу и умонастроения того сложного и тяжелого времени. В романе представлено много бытовых и исторических подробностей, которые, скорее всего, неизвестны подавляющему большинству наших современников. Эта книга наверняка вызовет интерес у тех, кому небезразлична история нашей страны и кто хотел бы больше знать о недавнем прошлом Харькова и Запорожья. Кроме того, произведение П.А. Огурцова обладает несомненными литературными достоинствами, в чем мы и предлагаем вам, дорогие читатели, убедиться.

---

— Потом не получится. Потом немцам будет не до захвата Великобритании — они увязнут в России.

— В России они увязнут, — сказал отец. — Этого им не избежать, получат второй фронт. А этого они больше всего боятся.

— А ты, Федя, рассуждаешь с позиции немцев, — продолжала Клава: — если они нападут, то будут рассчитывать на быструю войну и легкую победу, как в Польше и во Франции. У нас это не пройдет, как не прошло у Наполеона.

— Пожалуй, вы правы, — сказал Федя и поднял руки. — Сдаюсь... Клава — это голова, я бы ей палец в рот не положил.

Когда утих смех, — больше всех смеялись отец, Клава и я, — Кучеров, переглянувшись с Михаилом Сергеевичем, сказал:

— Нас с Мишей еще вот что интересует. Недавние зверские указы, — это, конечно, подготовка в большой войне. Вот мы обсуждаем когда и при каких условиях Германия может напасть на нас. Значит ли, что эти указы — только на случай нападения Германии? Или возможна какая-то другая большая война? В союзе с Германией?

— А если в союзе с Германией, — спросил Михаил Сергеевич, — то против кого и за что? Европу мы, кажется, уже кончили делить.

— А ты забыл про давнее устремление Российской империи? — спросил Сережа. — Дарданеллы, крест на святой Софии, крепость, контролирующая вход в Черное море?

— Но это — война с Турцией, а Турция — в большой дружбе с Германией.

— И Румыния в большой дружбе с Германией, — сказала Надежда Павловна. — Ну и что?

Заговорили вместе Клава, отец и Федя, но сразу остановились, переглянулись и предоставили возможность ответить Клаве. Клава сказала:

— Разница большая, То, что мы до сих пор захватывали, это, конечно, — по сговору с Гитлером. А после Финской войны зачем Гитлеру соглашаться на наши новые территориальные приобретения? Тем более, — на выход к Средиземному морю?

— Совершенно верно, — подтвердил Федя. — Я думаю, что Бессарабия и Северная Буковина — наши последние приобретения.

Рядом с Лизой сидела Юлия Кирилловна. Они то говорили о чем-то своем, то прислушивались к общему разговору, а сейчас Юлия Кирилловна сказала:

— Куди кiнь з копитом, туди i рак з клешнею.

А ведь, действительно, — подумал я, — масштабы оттяпывания не сопоставимы. В проектном институте недалеко от меня вдруг увидел Дмитрия Андреевича Чепуренко, сидевшего рядом с архитектором, под началом которого я работаю. На старших курсах Чепуренко — из самых уважаемых и любимых руководителей. Он доброжелателен, немногословен и привлекает мягким юмором. Ему лет под сорок, он высокого роста и очень курносый. Запомнилась сценка: он заходит в аудиторию, а на доске нарисована его голова со сходством, достаточным, чтобы быть узнанной. В наступившей тишине Чепуренко подходит к доске, стирает нос, рисует другой, поправляет что-то еще, — сходство полное, — вытирает руки и, улыбаясь и глядя на нее издали, говорит: «Видно — хорошо потренировались». Под его руководством в минувшем семестре я проектировал квартал многоэтажных, — по тому времени 4—5 этажей, — домов. Из всех курсовых проектов почему-то именно этот оказался для меня самым трудным и неудачным: много с ним возился, еле успел ко второй выставке и получил тройку. Вдруг мой начальник и Чепуренко оказались возле меня — Чепуренко хочет посмотреть проект поселка, над которым я работаю.

— Начиная с первого эскиза работа выполнена самостоятельно и, — не правда ли? — вполне профессионально, — говорит мой начальник. Мы и зачислили Петра Григорьевича на работу — пусть хоть деньги получит. Ты посмотри на соотношение застройки и ширины улиц. Мало кто уделяет этому внимание, а здесь они приятны. Твоя школа?

— Школа Эйнгорна. Вот я смотрю — площадь масштабна поселку, а не распластана, как теперь часто делают. Проект решен хорошо — логично и красиво. Вы, Горелов, попросите, чтобы вам отсиньковали экземпляр, хотя бы ваших чертежей.

— Давайте выйдем, — говорит мой начальник, протягивая мне папиросы. — Мы с Петром Григорьевичем покурим, а ты подышишь отравленным воздухом. — Вышли, закурили, и он продолжает: — Вот теперь подыши нашим воздухом. Отпечатать чертежи для Петра Григорьевича нельзя: поселок для… ну, для танкозавода. Не знаю, как он будет строиться и эксплуатироваться, но проектирование засекречено. Такое у нас сплошь да рядом — наверное, это и есть бдительность. Стыдно сказать, — даже подписи Петра Григорьевича не будет — у него нет допуска.

— Коля, да разве так можно? Он же автор. Это знаешь как называется?

— Митя, не горячись. Что лучше: держать способного проектанта на вычерчивании чертежей, которые он подпишет в графе «чертил», или дать ему возможность поработать самостоятельно?

— Ну, и пусть не будет моей подписи, — говорю я. — Зато работа интересная.

— Ну, хорошо. Работу Горелова я видел, и для меня этого достаточно.

— Дмитрий Андреевич, вы проверяете как проходит практика? — спрашиваю я.

— Ничего я не проверяю. Я зашел к Николаю Николаевичу по своим делам. А вы кому-нибудь говорили, что вас здесь приняли на работу?

— Дома сказал.

— А еще кому-нибудь? С соучениками видитесь?

— Иногда встречаю. — Несколько секунд я припоминал. — Больше никому не говорил. А что?

— Стипендию получаете?

— Получаю. Ах, вот оно что: наверное, нельзя получать стипендию и зарплату?

— Я точно не знаю, но боюсь, что нельзя. И касается ли это временной работы, тоже не знаю.

— Да по сравнению с зарплатой стипендия так мала, что я готов ее вернуть за эти два месяца.

— Дело не в этом. Вы не сообщили, что получаете зарплату, и если кто-нибудь об этом узнает и захочет вам насолить, у вас могут быть неприятности. Поэтому я и спросил — знает ли еще кто-нибудь?

— Считайте, что все благополучно, — сказал мой начальник. — Петр Григорьевич никому не говорил, а мы не станем сообщать в ваш институт.

— И то верно, — сказал Чепуренко.

Дня через два Сережа мне говорит:

— Я навел справки. Студенты на практике получают либо стипендию, либо зарплату. Но раз ты никому не говорил, что получаешь зарплату, — можно не беспокоиться. Кто там станет тебя проверять? Да еще при нашем хаосе.

На нашем факультете — традиция: после проектной практики — экскурсия в Ленинград почти на весь август, а на обратном пути — несколько дней в Москве. Что может быть лучше для каникул — впервые, да еще с друзьями, побывать в Ленинграде и его пригородах? Скоро август, и вдруг мне предлагают на работе остаться еще на месяц. Из-за денег, хотя они очень не помешают, я бы не остался, но мне страсть как хочется окончить свой первый реальный проект, хорошо начатый и хорошо идущий. Я ни с кем не советуюсь — решать мне. Если будет война, а это будет страшная война, и я погибну, то какая разница — был я в Ленинграде или не был? Выживу или вдруг войны не будет — что я, не побываю в Ленинграде? Поколебавшись несколько дней в размышлениях, решил довериться чувству: поступлю так, как больше хочется. Прислушался к себе: больше хочется закончить проект, и я остался. Лиза расстроилась: как же, Петя в этом году совсем не отдохнет. Отец ее успокаивал: работа по душе лучше любого отдыха. Сережа помалкивал, но в его взгляде угадывались и удивление, и одобрение. Галя сказала:

— Ишь ты какой!

— Какой такой?

— Да вот такой.

5.

Обычное дело — обмен впечатлениями о минувшем лете. На этот раз наш курс ездил на экскурсию, и впечатления главным образом о Ленинграде и немного о Львове. Борис Гуглий рассказывает:

— Мы знали каким трамваем ехать с вокзала. Вышли на площадь, видим — наш трамвай.

Побежали к нему и сходу — к площадке. Как у нас. Пожилой мужчина придержал даму и сказал ей: «Зачекай. Нехай бидло сiдає». Там садятся по очереди. Такой позор, хоть сквозь землю провались.

Архитектор Виктор Викторович, сокращенно Вик-Вик, руководивший проектами у гражданцев, молодой, застенчивый, часто краснеющий, рассказывает в кругу студентов:

— Жил я в частном пансионе. Хозяйка спрашивает — почему я не выставляю на ночь обувь за дверь? Я не сразу сообразил, в чем дело, и чуть не ляпнул «Чтобы ее украли?» Беру в буфете компот. У нас как подают? Без ложечки и блюдца. Ну, я по привычке — хап, хап, а косточки в кулак. Смотрю — все едят ложечками и ложечками кладут косточки на блюдца. И они, люди воспитанные, делают вид, что ничего не замечают. Такой конфуз!

Леша Возженов отзывает меня в сторону.

— Когда мы приехали, там работало много поляков — архитекторов и инженеров, а потом они один за другим стали исчезать. Когда я уезжал, жена одного из исчезнувших, — она тоже там работала, — попросила меня взять посылку, — там посылки за пределы Западной Украины не принимают, — и отправить ее мужу. Ну, ты понимаешь куда — в лагерь. Отказать я не мог, а теперь думаю: увидят мой обратный адрес и пришьют мне связь с врагами народа. Как ты думаешь?