Генри Уильямсон - Выдра по имени Тарка

• Название: Выдра по имени Тарка
• Автор: Генри Уильямсон
• Издательство: Мир
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1979

Книга известного английского писателя-натуралиста Генри Уильямсона о жизни малоизученного дикого животного — выдры по праву считается классической: впервые изданная в 1927 г., она выдержала десятки изданий и переведена на многие языки.

Превосходное знание флоры и фауны юго-западного побережья Англии, высокое литературное мастерство, а главное — любовь автора ко всему живому и его озабоченность судьбами наших «братьев меньших» не оставят равнодушными читателей самого разного возраста и интересов.

---

— Ату его!

Тарка повернул обратно. Он успел достичь места, где ему покрыло спину, прежде чем встретил собак, потому что они шли по чутью и не видели, как он пробирался меж водорослей темно-коричневой тенью. Гончие миновали его, так как запах выдры все еще тек сверху.

Тарка подплыл к тому концу протоки, где стояли мельницы. На илистом дне темнели бурые пятна — островки недвижной жизни. Деревья не пропускали света. Здесь в протоку вливался ручеек; он прибежал из соседних лесов и дожидался в запруде, чтобы пройти к мельницам сквозь железную решетку. Тарка проплыл по трубе, через которую изливался ручей, но, увидев, что и в нем тоже мелко, возвратился и стал искать вдоль берега какой-нибудь лаз — нору или дренажную трубу. Солнечные стрелы пронзали листву деревьев, пестрили зайчиками воду. Перед решеткой лежала широкая тень от штабеля свеженапиленных дубовых досок. Вдруг под деревьями раздался пронзительный визг циркульной пилы, попавшей на сучок, и заглушил дрожащее громыханье жерновов, перемалывающих зерно. На воду, где в тени отдыхал Тарка, уцепившись лапой за ржавый гвоздь в стене, посыпались опилки.

Тарка ждал и слушал. Опилки пронесло мимо, втянуло между прутьями решетки. Визг пилы замолк. С дальнего конца протоки снова донесся заливистый рев собак. Над самой головой выдры кто-то крикнул: «Час дня». Послышались удаляющиеся шаги. Затвор закрыли, мельничное колесо крутилось все медленнее и наконец остановилось. Тарка услышал щебет ласточек, но прислушивался он к другому — не запоет ли рожок. Рев Капкана! По берегу раздались шаги, захрустела трава под башмаками. Голоса выжлятников, один хриплый и бранчливый, зазвучали ближе. За трубой задвигались головы и плечи. Когда первая из собак, громко взлаяв, появилась в запруде, Тарка нырнул и выскользнул через решетку там, где не хватало одного из прутьев; только выдра и могла здесь пролезть. Взобрался на затвор и прошел по мокрым и скользким деревянным ковшам до верха колеса, припал ко дну одного из них и стал следить за решеткой, вдоль которой плыли гончие. Капкан сунул голову туда, где был выломан прут. Морда прижалась к железу, дальше попасть он не мог. Капкан заревел в пустоту мельницы, где древнее колесо роняло капли рядом с современной водяной турбиной. Здесь было сумрачно, лишь в углу светился солнечный треугольник и свисали из щели в каменной кладке папоротники — кочедыжник, щитовник и страусник. В гнезде в корнях щитовника сидели пять молодых трясогузок — птенцы сжались в комок, напуганные гоном.

Капли, падающие с лопаток колеса, выдолбили в камне под ним чашу. Тарка сидел в верхнем ковше, его хвост свисал с обода. До него доносилось пронзительное тявканье терьеров, все еще не спущенных со сворки, шарканье ног по дороге, невнятные переговоры. Люди совали колья между дубовыми досками, шлепали по воде лапы собак, плавающих под деревянными балками. Тарка слышал их визг, чувствовал их дыханье. Через некоторое время звуки стихли, раздалось «чик-ик, чик-ик» трясогузок, дожидавшихся на крыше с полными клювами насекомых. Тарка вылизал себе лапы и устроился поудобнее в разбухшем ясеневом ковше. Иногда его глаза закрывались, но он не спал.

В два часа в темном помещении мельницы раздались голоса — вернулись с обеда рабочие. Подняли затвор. Вода наполнила первый ковш и перелилась через край. Колесо дрогнуло и тронулось с места. Вода наполняла ковш за ковшом, и колесо начало свою нелегкую работу. Тарку снесло вниз, в темноту и кинуло на камень. Он прополз под ковшами к тонкой струйке, которая уже начала течь в реку по нижней трубе. Солнце ослепило его. Впереди ярдах в десяти был мост.

Парапет ровной линией прочеркивал небо; нарушали ее лишь пестрое тельце трясогузки, верхушки трех папоротников, да голова и плечи седобородого старика в синей куртке, и темная пустая бутылка из-под пива.

— Ату его!

19

Тарка слился с рекой; он скользил меж зеленых от водорослей камней, не высовывая спины. Поднялся возле среднего устоя, нос которого скрывался нанесенными паводком прутьями. Под ними был испещренный солнечными просветами полумрак. Тарка притаился, прислушался.

Лапы его опирались на затонувшую ветку. Журчала вода, с протоки наплывали струи взбаламученного ила. Тарка лежал неподвижно, и форель вернулась на свои места у каменных волнорезов.

— Похаживай! Поглядывай! Тут был! Ох, добудь!

Илистая муть растеклась пятном по заводи ниже моста. Гончие заливались у вороха прутьев, «показывая» выдру. Их многоголосый рев заглушил в Таркиных ушах все остальные звуки. Он знал, что они не могут добраться до него, и оставался в своем убежище даже тогда, когда в кучу вонзили кол и тот задел его по боку. Затем над Таркой раздался скрип и треск — на прутья влез человек и стал прыгать по куче. Тарка опустился ко дну и поплыл вниз по реке. Крики от нижнего парапета, топот ног. По течению потянулась цепочка пузырей.

Тарка приблизился к левому берегу, ткнулся в него, перевел дыхание. В ту долю секунды, что голова его была наверху, он услыхал звук, так напугавший его в детстве, — казалось, будто по перекату ползет подкованная железом многоножка. Поперек реки стояла вереница вертикальных фигур — одна в шаге от другой — люди. Они били кольями по воде. Тарка нырнул и, хотя слышал шум, продолжал двигаться вниз, пока не увидел перед собой сверкающего пузырьками барьера. Повернул и направился обратно, изо всех сил работая тремя с половиной перепончатыми лапами.

Тарка снова притаился под ворохом прутьев у быка, несмотря на мучительный для его ушей рев гончих, но скрип и глухие удары над головой выгнали его на открытое место. Тарка проплыл под пролетом, забрал к нижнему волнорезу и вернулся под другим пролетом к затону, отделенному от стрежня грядой камней, которые натащило сюда перекрестной волной во время разлива. Над затоном рос ясень, но Тарка не нашел прибежища в его корнях. Он повернул прямо под ногами у гончих и поплыл вниз по реке.

— Ату его!

Тарка проскользнул среди неутомимых кольев заслона и пробежал по песку к спасительной воде, прежде чем собаки бросились следом. Тарка был молод, силен и быстр. Стая рассыпалась позади; одни гончие плыли, другие шлепали по мелководью, опускали морды, стараясь уловить запах выдры на промоинах и перекатах, подавали голос. На глубине собаки были не видны Тарке, пока не оказались почти над ним. Тарка упорно двигался вниз, подплывал к берегу только, чтобы вздохнуть, и тут же шел наискосок к другому. Один раз на ровном отрезке реки в милю длиной он поднялся у отмели чуть не под брюхом Капкана и сразу же нырнул снова.

У зарослей недотроги, подсохшие корни которой напоминали красные птичьи пальцы, Тарка вылез и побежал под деревьями. Он не пробежал и тридцати ярдов, как с хрустом ломая сочные стебли, за ним кинулись Данник и Капкан. Хотя ноги у выдры короткие — их трудно увидеть, когда она бежит, — Тарка двигался быстрее преследователей. Он оставил сушу неподалеку от небольшого моста, там, где торчали из земли черепки старых глиняных горшков.

Ниже мостика было нагромождение больших плоских камней — длинное и широкое, точно корпус парусного судна. Здесь росли ольха и ива, высокая трава скрывала сухие прутья и водоросли, застрявшие на нижних ветвях деревьев. С каждым половодьем островок становился больше. Не успели еще мокрые отпечатки Таркиных лап исчезнуть на голышах, как их перекрыли огромные лапы гончих.

— Пошел! Вот, вот, вот! Возьми! Возьми!

Тарка пытался сбить собак со следа, пройдя по накаленной солнцем гальке; когда он возвращался к воде, лапы его были совсем сухие. Он прошмыгнул среди сочных стеблей цикуты и высокой — в рост человека — таволги, кое-где под собственной тяжестью приникшей к земле, и поплыл дальше, вниз по течению. Над лесом с жалобным криком парил канюк, которого донимали грачи. Грачи отстали от него, чтобы посмотреть, что делают собаки, и бесшумно закружили над рекой. По воде скользили их тени, более заметные, чем выдра.

Вот Тарка миновал ручей, по которому он когда-то поднимался вместе с матерью к Белоглиняным карьерам, и оказался под железнодорожным мостом. Дальше русло сужалось, река спешила вперед меж высоких берегов. Посреди был островок, где росли вязы. Он делил поток на два рукава; правый рукав обезводел, порос ястребинкой, крестовником и зверобоем. Тарка подплыл к узкому концу островка и вскарабкался на откос. Здесь было прохладно и тенисто, от широких листьев и белых цветов дикого чеснока под деревьями тянул острый запашок. Тарка забился в заросли и припал к земле.

Выдра на заслоне (собака не гончая, а пастушья дворняжка).

Гончие промчались мимо. Он слышал их рев в узкой протоке за островком.

Капкан взобрался на берег, пробежал несколько ярдов по траве, вскинул голову, принюхался и повернул обратно. Тарка задержал дыхание. Остальные гончие взбегали вслед за Капканом, тоже принюхивались и тоже возвращались в воду. Тарка слушал, как они «работают» в корнях под обрывом, затем перебираются на другую сторону. До него доносился монотонный распев егеря и выжлятника, шум автомобилей, медленно двигающихся по ухабистому сухому руслу старого канала справа от реки, голоса мужчин и женщин, выходящих из автомобилей, и вскоре затем — скрип сапог по крутой каменистой тропе.