Генрих Иоффе - "Трест": легенды и факты

• Название: "Трест": легенды и факты
• Автор: Генрих Иоффе
• Жанр: История

9 мая 1927 г. в рижской эмигрантской газете “Сегодня” появилась заметка под интригующим названием “Советский Азеф”. В ней сообщалось о бегстве из Москвы в Гельсингфорс некоего Стауница-Опперпута, на протяжении нескольких лет связанного с действовавшей в советском подполье монархической организацией. Но теперь Стауниц-Опперпут утверждает, что она была ничем иным, как… ловушкой для монархической эмиграции, созданной ГПУ.Через неделю, 17 мая, в той же “Сегодня” откликнулся сам Стауниц-Опперпут. Он писал, что с 1922 г. состоял секретным агентом контрразведывательного отдела (КРО) ГПУ и в качестве такового являлся одним из главных действующих лиц гэпэушной ловушки, так называемой Монархической организации Центральной России (МОЦР), кодовое название – “Трест”. “Тресту”, утверждал он, удалось глубоко внедриться в самые высокие политические круги русской эмиграции правого толка и в значительной степени контролировать ее. Более того, люди “Треста”, действуя через некоторые эмигрантские элементы или напрямую, сумели установить связи с разведками и генштабами ряда европейских стран и нередко вводили их в заблуждение с помощью дезинформирующих материалов.Письмо вызвало среди русских эмигрантов-монархистов нечто, подобное шоку. Когда потихоньку шок стал проходить, эмигрантскую прессу “прорвало”. Одни газеты не без злорадства напоминали, что уже давно высказывались подозрения в “гэпэушном” происхождении “Треста”, в его “советском азефстве”, и вот теперь все это, наконец, подтвердилось. Другие уверяли, что разоблачение Стауница-Опперпута как раз и есть какая-то новая ловушка ГПУ. Третьи утверждали, что представление о “Тресте” как капкане ГПУ – ложно, что ГПУ “промахнулся”, что в “Тресте” было много “искренних патриотов, которые кровью запечатлели верность белым идеалам”. По этой версии выходило, что чекистский “Трест” был как бы “крышей” для реальной контрреволюционной организации.Чем же был “Трест” на самом деле? И кто такой этот Стауниц-Опперпут? Здесь надо вернуться на шесть-семь лет назад, чтобы ухватить конец той веревочки, которая привела Опперпута к Борису Савинкову, а от него – в ГПУ…

---

После обсуждения задач, выдвинутых Рейли, он должен был в тот же день выехать в Ленинград и затем в Финляндию. Попрощался с чекистами – «членами правления МОЦРа», сел в машину. Повезли его, однако, не на Ленинградский вокзал, а на Лубянку, во внутреннюю тюрьму. Казалось бы – точка: операция кончена. Но нет. В ночь на 29 сентября С. Пузицкий и его помощники выехали на финскую границу, к деревне Ала- Кюль. Тут была инсценирована перестрелка между пограничниками и Рейли с его людьми. Советские газеты сообщили, что два человека в завязавшейся перестрелке погибли.

А в Ленинграде, как и было условлено, Рейли ждали Гога Радкевич и Мария Захарченко. Он не являлся. Верили, что Рейли не мог погибнуть: ведь он шел через «трестовское окно», гарантировавшее безопасность. Радкевич и Захарченко выехали на границу с целью выяснения случившегося. Видимо, они пришли к заключению, что произошло несчастье и Рейли погиб случайно. Захарченко вернулась в Ленинград, а Радкевич через другое «трестовское окно», у станции Столбун, перешел польскую границу. Варшавский представитель «Треста» Ю. Артамонов писал: «Происшествие, по-видимому, случайность. ‘Тресту’ в целом опасность не угрожает. А это уже счастье, так же, как и то, что Якушев не поехал провожать Рейли».

В самом «Тресте» тоже было сделано все, чтобы отвести от себя любые подозрения. Однако Мария Владиславовна была безутешна, считая себя виновной в смерти Рейли. Якушеву она писала: «У меня в сознании оказался какой-то провал, у меня неотступное чувство, что Рейли предала и убила лично я. Я была ответственна за окно». В сущности, так оно и было, хотя Мария Владиславовна не подозревала, кто стоит за этим «окном». Провал и гибель Рейли, с которым она связывала так много ожиданий на оживление работы против большевизма, нанесли ей тяжелый моральный удар. И можно предположить, что он в дальнейшем сыграл свою роль в конце «Треста»…

Но Рейли пока был жив. Арестованный, он находился в тюрьме на Лубянке, в особой камере №73, обставленной почти как гостиничный номер-люкс. ОГПУ ждало от Рейли столь же многого, как от Б. Савинкова, камера которого тоже была обставлена со всем комфортом. Допрашивали Рейли Г. Ягода, Пиляр, В. Стырне и др. Он предпочитал молчать или «путаться в показаниях». По некоторым свидетельствам, доложили И. Сталину, который знал об «узнике № 73». От него будто бы и последовал приказ о расстреле. Это произошло 5 ноября 1925 г. в Сокольниках. Было ли это приведением в исполнение прежнего приговора зимы 1918 года? В определенной степени, да. Но тот приговор утяжелился обвинением в шпионаже, связях с эмигрантскими антисоветскими кругами, подготовкой террора. К тому же, кажется, существовали и другие соображения, которые подвели английского «супершпиона» под чекистскую пулю. «Выход» Рейли на «Трест» создавал перспективу превращения его в подпольную антисоветскую организацию, «втягивающую» в себя не только правые круги российской эмиграции и некоторые разведки стран-лимитрофов, но и спецслужбы больших европейских стран, а то и Америки: ведь Рейли был прочно связан и с американской разведкой. Такое «разбухание» «Треста» не входило в планы ОГПУ: оно могло, во-первых, осложнить отношения СССР с европейскими державами, и, во-вторых, ослабить контроль ОГПУ над «Трестом». Жизнь Рейли, в конечном счете, была принесена в жертву – с тем, чтобы обрубить нити «Треста», шедшие за пределы, ему установленные.

Только еще через два года о смерти С. Рейли было сообщено официально. Но и тогда находилось немало людей, не верящих в исчезновение английского «супермена». Ходило множество слухов о том, что его видели в разных частях мира живым и здоровым, что он дожил до глубокой старости. Впрочем, так случается со многими людьми типа С. Рейли, например, с другим «героем» «Треста» Э. Стауницем-Опперпутом. Убитый, он еще долго, по слухам и свидетельствам, продолжал жить. Но об этом – дальше.

«Три столицы» Шульгина

Далеко не все уверовали в «случайность» гибели С. Рейли. Те, кто видели в «Тресте» «филиал» ГПУ, еще больше утвердились в своем мнении. Это одновременно рождало у них и душевную боль: выходит, Россия потеряна, надеяться не на что и вечным уделом становится постылая эмиграция…

Василий Витальевич Шульгин был не из таких. Имя его значилось среди «первых номеров» не только в Гражданскую войну и не только в период Белой эмиграции. Оно было хорошо известно еще до революции. Издатель популярной правой газеты «Киевлянин», он трижды избирался в Государственную думу, был там одним из наиболее ярких ораторов фракции националистов-прогрессистов. В 1915 г. Шульгин вышел из фракции националистов и вступил в Прогрессивный блок, сблизившись со своими бывшими противниками – либералами (кадетами). И все же не дореволюционной общественной и политической деятельностью имя В. В. Шульгина оказалось навсегда вписано в русскую историю. Именно А. Гучков и В. Шульгин приняли у Государя Николая II отречение от престола. Всю Гражданскую войну Шульгин провел с Добровольческой армией. Идеологически он занимал правые позиции, выступал как монархист, пропагандируя свои идеи в издаваемых им газетах «Россия» и «Великая Россия».

Размышляя над причинами краха Белого дела, Шульгин пришел к оригинальному выводу. На смену Ленину, считал он, «придет Некто». Этот «Некто» будет красным по волевой силе, но белым по преследуемым целям. Он будет большевик по энергии и националист по убеждениям… «Весь этот ужас, который сейчас навис над Россией, – полагал Шульгин, – это только страшные, ужасно мучительные… роды самодержца».[23]

В эмиграции Шульгин был близок к Врангелю, хотя между ними существовали и разногласия. Шульгин, как уже отмечалось, открыто пропагандировал монархизм, Врангель, тоже бывший монархистом, считал, однако, что армия должна быть вне партий и не торопился с поднятием монархического флага. А вскоре к этому разногласию добавилось и еще одно. Шульгин был одним из первых белых идеологов, с кем встретился «трестовец» Якушев. Напомним, что на этой встрече, кроме Шульгина, присутствовали Н. Чебышев, Е. Климович и др. Но если, например, Чебышев заподозрил в Якушеве и представляемом им «Тресте» что-то неладное, то Шульгин, похоже, поверил в «Трест», поверил Якушеву, который сказал ему: «Вы знаете, что такое ‘Трест?’ ‘Трест’ – это измена Советской власти, измена, которая поднялась так высоко, что вы не можете себе представить».

Но Шульгин как раз мог себе представить, как с течением времени многие революционные завоевания будут постепенно изживаться, а исконные исторические корни – давать все больше ростков. Судя по многим высказываниям Шульгина, он не был партийным монархистом, т. е. сторонником государственности обязательно в форме монархии. Скорее он был государственником-монархистом. Еще накануне Октября, выступая в собрании думцев и обращаясь к левым депутатам, Шульгин говорил: «Мы предпочитаем быть нищими в этой стране. Если вы можете нам сохранить эту страну и спасти ее, раздевайте нас, мы об этом плакать не будем!»

«Трест» привлекал Шульгина по трем причинам. Во-первых, как идеолога и политика. Во-вторых, Шульгин сам, собственными глазами рассчитывал убедиться в действительной монархичности «Треста». Ведь сомнения таких людей, как Врангель, Чебышев, Климович и др., не могли пройти мимо него. Наконец, была и еще одна причина, притягивавшая Шульгина к «Тресту» – его старший сын Вениамин, пропавший во время Гражданской войны. Шульгин и раньше прилагал все возможные усилия к его розыску. Наконец, дошли сведения, что Вениамин – в Виннице, будто бы в одной из больниц. В разговоре с Якушевым Шульгин поинтересовался, не может ли «Трест» оказать ему содействие в этом важном для него деле. Якушев пообещал.

Шульгин, естественно, хотел, чтобы его поздка в Россию при поддержке «Треста» проходила в полной тайне. Но сделать это не удалось. В Сремских Карловцах, где он жил, пошли слухи о том, что Шульгин-де собирается нелегально проникнуть в Россию и благополучно вернуться. Люди, близкие к Шульгину, пытались отговорить его от рискованной поездки. Чебышев уверял в том, что Шульгин попадет в руки большевиков и ему «припишут различного рода политические отречения», как это произошло с Б. Савинковым. Шульгин был спокоен за себя. В то, что «Трест» – это учреждение ГПУ, он не верит. Но если даже так, то «Тресту» есть смысл «выбросить» Шульгина обратно, т. к. его возвращение лишь укрепит доверие к «трестовцам». Не убедил его и сам Врангель, прямо указавший, что Якушев – провокатор.

Не забывая об участи Савинкова, Шульгин оставил генералу Л. Артифексову письмо, в котором писал, что хотя и едет он в Россию по личным мотивам, но в случае ареста все должны знать, что он – Шульгин – был и остается непримиримым врагом большевизма. «Поэтому, – писал он, – каким бы то ни было их (большевиков – Г. И.) заявлениям о моем ‘раскаянии’ или с ними ‘примирении’, прошу не придавать никакой веры».[24] Итак, прямая заинтересованность Шульгина побывать в России очевидна. Но какую цель мог преследовать «Трест», стремясь «вывезти» Шульгина на территорию Советской России? Одно дело Савинков или Рейли. Савинков концентрировал вокруг себя боевые силы. Рейли имел тесные связи с разведками и контрразведками многих стран. А Шульгин? В эмиграции он был известен и даже знаменит не как террорист, боевик или разведчик, а как идеолог, талантливый писатель, публицист, автор нескольких книг о революции и Гражданской войне, множества статей по политическим вопросам. Шульгина читали во всех эмигрантских кругах. Его слово было значимо. Книги Шульгина – «Дни» и «20-й год» были хорошо известны и в Советском Союзе. Были они и в ленинской библиотеке. Шульгин – монархист по убеждению – был все же лишен партийных шор. Так, например, рассказывая о Белом движении, он не обошел тему его разложения в конце Гражданской войны. Литератор, писатель часто брал в нем верх над человеком политики, человеком партии. И именно такой писатель, по расчетам советских властей и руководства ОГПУ, не чуждый сменовеховства, понимания эволюции событий, мог увидеть в СССР черты роста и развития, показать их в своей книге, если он ее напишет. Неизвестно, кто и где принял решение через «Трест» «пригласить» Шульгина в Россию, имея в виду дать ему возможность ознакомиться с ситуацией в СССР и порекомендовать написать книгу обо всем увиденном. Без ОГПУ и, скорее всего, лично без Дзержинского, это решение, конечно, не обошлось…