Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 4

• Название: Базар житейской суеты. Часть 4
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Классическая проза

Родился в Индии в семье чиновника Восточно-Индийской компании. Учился в Англии, окончил Кембриджский университет. В студенческие годы проиграл в поэтическом состязании Альфреду Теннисону, будущему поэту-лауреату британской короны. В Кембридже Теккерей познакомился и с Эдвардом Фицджеральдом, который стал его лучшим другом. В юности думал посвятить себя искусству книжной иллюстрации, предлагал услуги художника Диккенсу, выпускавшему "Записки Пиквикского клуба", но получил отказ. Начинал сатирическимиочерками и пародиями, среди которых можно выделить повесть "Кэтрин" (1839) — травести так называемого "ньюгейтского романа" (по названию тюрьмы в Лондоне), таившей в себе едва завуалированную насмешку над "Оливером Твистом". Отношения с Диккенсом и дальшебыли отмечены соперничеством; обоюдная неприязнь едва не привела к дуэли. "Записки Барри Линдона, эсквайра" (1844), которыми Теккерей дебютировал как романист, обозначили его интерес к XVIII в. "История Генри Эсмонда" (1852), продолженная "Виргинцами"(1859), принесла Теккерею славу "романиста воспоминаний", как отозвался о нем Г.К. Честертон. Роман "Ярмарка тщеславия", законченный в 1848 г., стал самым признанным из произведений Теккерея. Среди других его романов наиболее известны "История Пенденниса" (1850) и "Ньюкомы" (1855).

---

Амелія начала брать ванны и гулять въ сопровожденіи своей неразлучной подруги. Многія особы, при встрѣчѣ съ мистриссъ Кроли, круто отворачивались отъ нея съ какимъ-то весьма страннымъ и озабоченнымъ видомъ, но Амелія не знала никого, не замѣчала ничего, и Ребекка не считала нужнымъ объяснять, что совершается передъ невинными глазками ея патрона.

Нашлись, впрочемъ, великодушныя особы, которыя весьма охотно признали въ мистриссъ Родонъ свою старую знакомку — охотнѣе, можетъ-быть, чѣмъ сама этого желала мистриссъ Кроли. Къ числу этихъ особъ принадлежали между прочимъ майоръ Лодеръ и отставной капитанъ Рукъ, любившіе гулять около ваннъ съ трубками въ зубахъ, и заглядывать подъ шляпки женщинъ. Имъ не стоило ни малѣйшаго труда отрекомендоваться мистеру Джозефу Седли, и получить доступъ въ избранный кружокъ этога джентльмена. Они входили въ его домъ запросто, безъ всякой церемоніи, была ли Бекки дома или нѣтъ, и гостиная мистриссъ Осборнъ сдѣлалась для нихъ настоящимъ притономъ. Они принимали участіе въ роскошномъ столѣ щедраго Бенгальца, курили, пили, смѣялись, хохотали, и по дружески называли его «Старымъ павлиномъ».

— Что это они говорятъ, мамаша? спросилъ Джорджъ, нелюбившій этихъ джентльменовъ. Я слышалъ, какъ вчера майоръ сказалъ мистриссъ Кроли: «Нѣтъ, Бекки, нѣтъ, ты ужь слишкомъ держишь на привязи этого мясистаго павлина. Подѣлимся хоть косточками, не-то, я, чортъ побери… ходи у меня въ аккуратѣ, Бекки!» Что это значитъ, мамаша, «ходить въ аккуратѣ?» Что хотѣлъ сказать майоръ?

— Майоръ! не называй его майоромъ, запальчиво сказала мистриссъ Эмми. Почему я знаю, что все это значитъ?

Постоянное присутствіе этихъ двухъ пріятелей было невыносимо для мистриссъ Осборнъ. Полупьяные и всегда пропитанные табачнымъ дымомъ, они осмѣливались говорить ей дерзкіе комплименты, и нахально смотрѣли на нее за обѣденнымъ столомъ. Капитанъ былъ дерзокъ, и Амелія, оскорбленная грязными выходками, соглашалась подъ конецъ видѣть его не иначе, какъ въ присутствіи маленькаго Джорджа.

И Ребекка — должно отдать ей справелливость — старалась, повозможности, не оставлять своей подруги наединѣ съ этими господами. Майоръ поклялся, что онъ, рано или поздно, приберетъ вдовушку къ своимъ рукамъ. Онъ и его товарищи держали пари, кому изъ нихъ достанется «этотъ лакомый кусочекъ». Амелія ничего не знала объ этихъ планахъ двухъ волокитъ, тѣмъ не менѣе она чувствовала въ ихъ присутствіи невольный ужасъ, и готова была бѣжать отъ нихъ хоть на тотъ край свѣта.

Со слезами умоляла она брата ѣхать на родину какъ-можно скорѣе. Не тутъ-то было. Мистеръ Джой, слишкомъ тяжелый на подъемъ, отчаянно прівязался къ своему доктору, и были, вѣроятно, другія узы, державшія его въ Остенде. Извѣстно, по крайней мѣрѣ то, что мистриссъ Кроли, по нѣкоторымъ обстоятельствамъ, не желала такъ скоро ѣхать въ свою отчизну.

Наконецъ мистриссъ Эмми рѣшилась на отчаянный поступокъ. Она написала письмо къ нѣкоему другу, жившему, съ недавняго времени, по другую сторону пролива. Дѣло извѣстное, что объ этомъ письмѣ Амелія не сказала никому ни одного слова. Она сама, подъ кашмировою шалью, снесла его на почту, такъ-что никто и ничего не могъ замѣтить. Только, при встрѣчѣ съ Джорджинькой, на возвратномъ пути изъ почтамта, она разрумянилась и раскраснѣлась, и вечеромъ, съ особенною горячностію, прижимала малютку къ своей груди. Весь этотъ день она не выходила изъ своей комнаты. Бекки была увѣрена, что ея напугали майоръ Лодеръ и капитанъ Рукъ.

— Однакожь, надобно положить этому конецъ, разсуждала сама съ собою мистриссъ. Бекки. Ей не слѣдуетъ оставаться въ этомъ мѣстѣ. Пусть она уѣзжаетъ, чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше, Глупая плакса все еще тоскуетъ объ этомъ болванчикѣ, что протянулъ ноги за пятнадцать лѣтъ назадъ. Это изъ рукъ вонъ. Надобно ее выдать замужъ. Изъ этихъ двухъ волокитъ не годится для нея ни тотъ, ни другой. Обвѣнчаемъ ее на бамбуковой трости. Сегодня вечеромъ я устрою это дѣло.

Вечеромъ Ребекка, съ чашкой чаю въ рукахъ, вошла въ комнату Амеліи, и застала ее, по обыкновенію, въ обществѣ двухъ миньятюровъ. Она была въ печальномъ и грустномъ расположеніи духа. Ребекка поставила передъ нею чашку.

— Благодарю, сказала мистриссъ Эмми.

— Выслушай меня, Амелія, сказала Ребекка, маршируя по комнатѣ взадъ и впередъ, и посматривая на свою подругу съ жалкимъ и презрительнымъ видомъ. Мнѣ надобно поговорить съ тобою. Ты должна уѣхать отсюда и удалиться отъ наглой докучливости этихъ людей. Мнѣ вовсе не хочется подвергать тебя незаслуженнымъ непріятностямъ, но если ты останешься здѣсь, эти люди могутъ оскорбить тебя жестокимъ образомъ. Не спрашивай, какъ я ихъ знаю. Я всѣхъ знаю. Джой не можетъ защитить тебя, онъ слишкомъ толстъ и слабъ для этой цѣли, ему самому нужна нянька. Сама по себѣ ты столько же можешь жить въ свѣтѣ, какъ грудной ребенокъ. Тебѣ непремѣнно слѣдуетъ выйдти замужъ, или, ты пропадешь ни за грошъ вмѣстѣ съ своимъ ненагляднымъ сынкомъ. Тебѣ нуженъ мужъ, неразумное дитя. Благороднѣйшій человѣкъ, какихъ немного на свѣтѣ, тысячу разъ предлагалъ теоѣ свою руку, и ты, неблагодарное созданіе, была столько безумна, что оттолкнула его отъ себя.

— Что дѣлать, Ребекка? сказала Амелія дрожащимъ голосомъ. Мнѣ самой хотѣлось любить… но… но я не могу забыть…

И она кончила фразу нѣжнымъ взглядомъ на миньятюръ.

— Кого? вскричала Ребекка. Ты не можешь забыть этого тщеславнаго пустомелю, конфектнаго денди? Но между нимъ и твоимъ честнымъ другомъ — такое же разстояніе, какъ между тобой и королевой Елисаветой. Помилуй, этотъ человѣкъ скучалъ тобой, и еще невѣстой бросилъ бы тебя, какъ тряпицу, еслибы Доббинъ не заставилъ его жениться на тебѣ! онъ самъ мнѣ признавался въ этомъ. Онъ не заботился о тебѣ. Онъ смѣялся надъ тобой почти въ глаза, и въ довершеніе, объяснился мнѣ въ любви черезъ недѣлю послѣ твоей свадьбы.

— Ты лжешь, Ребекка, лжешь, лжешь! вскричала Эмми, быстро вскочивъ съ мѣста,

— А вотъ не хочешь ли взглянуть, какъ я лгу, сказала Бекки веселымъ тономъ, вынувъ изъ-за пояса бумажку, и бросивъ ее на колѣни своей недовѣрчивой подругѣ. Ты знаешь его почеркъ. Онъ отдалъ мнѣ эту записку передъ твоимъ носомъ, и, какъ видишь, глупецъ вызывался меня похитить наканунѣ своей смерти. Пуля оказала ему чудесную услугу.

Эмми уже не слышала этихъ словъ. Она смотрѣла на письмо. Этотъ самый billet-doux покойный Джорджъ Осборнъ всунулъ въ букетъ мистриссъ Кроли на балу у герцогини Ричмондской. И Ребекка сказала цравду: глупецъ упрашивалъ ее бѣжать.

Эмми опустила голову на грудь, и — разумѣется, заплакала, но думать надобно, что это уже послѣднія слезы въ этой книгѣ. Бекки стояла передъ ней, и съ почтеніемъ наблюдала эту рыдающую невинность, закрывшую глазки своими руками. Кто можетъ анализировать эти слезы, и сказать навѣрное, сладки онѣ или горьки? О томъ ли сокрушалась Эмми, что идолъ ея жизни рухнулъ съ пьедестала и разбился въ-прахъ у ея ногъ, или о томъ, что любовь ея была отвергнута и поругана недостойно? Могло, впрочемъ, и то статься: Амелія радовалась при мысли, что теперь нѣтъ больше роковой преграды между нею и новою, истинною привязанностью къ великодушному другу.

«Теперь уже ничто больше не удержитъ меня, думала мистриссъ Эмми. Я могу любить его отъ всего сердца. И я буду любить его, буду, буду, если только онъ проститъ меня и возьметъ къ себѣ.»

Думать надобно, что эти мысли взяли перевѣсъ надъ всѣми другими чувствами въ сердцѣ мистриссъ Эмми. Скоро она утѣшилась. Ребекка цаловала ее и старалась успокоить, обнаруживая такимъ-образомъ симпатію, которой до сихъ поръ мы еще не замѣчали въ мистриссъ Кроли. Она обращалась съ Эмми, какъ съ ребенкомъ, и гладила ее до головкѣ.

— Возьми теперь бумагу, перо, чернила, и напишемъ сію же минуту, чтобъ онъ пріѣхалъ, сказала Ребекка.

— Я… я уже писала къ нему сегодня утромъ, отвѣчала Эмми, зардѣвшаяся самымъ яркимъ румянцемъ.

Бекки залилась веселымъ смѣхомъ.

— Un biglietto? Eccola qua! запѣла она, какъ синьора Розина.

И пронзительная пѣснь ея раздалась по всему дому.

* * *

Черезъ два утра послѣ этой маленькой сцены, Амелія встала очень рано и пошла съ Джорджинькой гулять на пристань. День былъ мрачный, бурный и дождливый, Амелія не спала всю ночь, прислушиваясь къ завыванію вѣтра, и душевно сожалѣя о плавающихъ и путешествующихъ въ такую погоду. Несмотря, однакожь, на чрезмѣрную усталость и печальное расположеніе духа, она хотѣла гулять какъ можно долѣе. Взоры ея постоянпо были обращены къ западу, и съ участіемъ слѣдили за бурными волнами, прибивавшимися къ берегу. Дулъ сильный вѣтеръ, и дождевыя капли били по лицу мистриссъ Эмми и ея сына. Оба они молчали: изрѣдка только мальчикъ обращалъ къ своей спутницѣ нѣсколько словъ, обнаруживавшихъ его безпокойство.