Протоиерей Иоанн Толмачев - 1.Неделя Триоди Великопостной.

• Название: 1.Неделя Триоди Великопостной.
• Автор: протоиерей Иоанн Толмачев
• Жанр: Религия
• Год: 2002

---

Чувственный мир с его, так называемыми, прелестями всегда имеет огромную силу обаяния для нашей природы, которая готова предпочесть его миру духовному даже тогда, когда перед ней последний открывается во всем величии своей божественности. Так это было даже с ближайшими учениками Христа-Спасителя, которые, не смотря на постоянное разъяснение им и в словах и делах сущности Царства Божьего, как царства не от мира сего, продолжали своими мыслями жить в царстве именно мира сего и даже добивались первенства чести в нем, как это обыкновенно бывает в наших земных отношениях.

Но мир, как весь лежащий во зле, способен увлекать людей и гораздо дальше — прямо в бездну самой греховности, в которой погибает все нравственное существо человека, и последний, теряя образ Божий, принимает на себя образ и подобие самого сатаны, подобострастно исполняя все его веления и прихоти. И Святая Церковь, предостерегая нас от такого греховного падения, предлагает нам за литургией в пятое воскресенье великого поста два евангельских чтения, из которых в одном, по поводу честолюбивой притязательности сыновей Саломии на первенство чести в Царстве Божьем, преподает урок христианского самоотречения, a в другом рисует страшную бездну греховности, в которую неминуемо падает человек, увлекающийся прелестями чувственного мира, и из которой нас может избавить только особенная Божья благодать.[721]

Мы остановим свое внимание на втором из них, так как и сама Церковь с особенной выразительностью останавливается на этом именно чтении, дополняя евангельский рассказ житием великой христианской подвижницы, которая своей жизнью доказала, как глубоко может падать человек, отдающийся миру страстей, и как наконец высоко может подниматься он, когда, отрешившись от мира, начинает служить Богу и стремиться к осуществлению своего высшего предназначения.

В период первого галилейского служения, когда слава учения и чудесных дел Христа Спасителя уже привлекла к Нему массы постоянно следовавшего за Ним народа, но не успела еще совсем ожесточить сердца книжников и фарисеев, один из последних, носивший одно из самых распространенных в то время имен — Симон, пригласил к себе в дом нового Учителя на вечерю. В этом приглашении сказалось конечно не столько искреннее гостеприимство и уважение к Учителю, сколько своего рода надменное честолюбие, желавшее выделиться этим из ряда других, a также и любопытство, побуждавшее поближе присмотреться к назаретскому Пророку.

Насколько последние чувства преобладали над первыми, видно из того, что Симон не соблюл при этом обычных на востоке любезностей и церемоний при встрече почетных гостей. Полагая для галилейского Пророка с Его учениками совершенно достаточной честью самое приглашени в дом такого знатного человека, как фарисей Симон, он даже не встретил Его, как требовалось установившимся обычаем, приветствием: шалом лека — «мир тебе», сопровождавшимся поцелуем в щеку, не помазал головы благовонными мастями и даже не подал холодной воды для освежения рук и ног.[722] Не соблюдя этих требований истинного гостеприимства, Симон прямо провел гостя к триклинию, за которым уже расположились сановные и чопорные друзья самого Симона, такие же высокомерные фарисеи, как и он сам.[723]

По обычаю, за Христом Спасителем следовал народ, который и теснился у дверей, даже проникая и внутрь дома, что при простоте восточной жизни было явлением весьма обыкновенным. Симон был доволен, что его дом сделался предметом такого общего внимания. Одно только крайне неприятно было ему: среди народа проникла в его дом одна такая личность, которая самым своим присутствием оскверняла все. Это была известная всему городу блудница — женщина, которая чарами своей красоты и нарядов увлекала в бездну греховности не только неопытную молодежь, но и благопристойных по внешности людей. Присутствие этой личности при данных обстоятельствах было крайне неприятно Симону, так как оно бросало тень на то показное благочестие, которым любили фарисеи хвастаться перед другими.[724] Ему хотелось бы сейчас же удалить ее, но, по-видимому, что-то препятствовало этому, и он, скрепя сердце, наблюдал за ней, вероятно приняв меры к тому, чтобы она не выдвигалась на особенно видное место.

Как фарисей, весь поглощенный соблюдением внешних обрядов благопристойности, он конечно и на эту женщину смотрел с точки зрения наружного благоприличия. Она была в его глазах сосудом греха, жалкой, презренной тварью, не заслуживавшей ни малейшего сострадания. A между тем в этой женщине была душа, которая жаждала любви и сострадания. И теперь в ее душе происходила страшная трагедия борьбы между добром и злом. Ведь и она когда-то была чистым, невинным существом, которое жило самыми чистыми надеждами и руководилось самыми невинными стремлениями. Эти надежды и стремления омрачились, когда она вступила на путь греховной жизни и падала все ниже и ниже. Есть натуры, которые навсегда погибают в этой бездне греховности и душой и телом, но есть другие, которые, даже осквернив свое тело и валяясь в бездне самых омерзительных пороков, продолжают сохранять искру добра и чистоты в глубочайшем тайнике своего сердца, и эта искра может разгореться в целое пламя, способное сразу очистить не только всю душу, но и тело от привитой ему мерзости осквернения.

К числу таких, именно, натур, по-видимому, принадлежала и эта женщина — причем холодное презрение со стороны людей могло только еще более погружать ее в порочность. При обычном течении жизни она могла беспечно предаваться самому грязному беспутству; но достаточно было ей услышать одно из благодатных изречений Спасителя, с бесконечной любвеобильностью и состраданием призывавшего к Себе всех «труждающихся и обремененных», чтобы все ее существо встрепенулось, искра добра воспламенилась и — совершился полный переворот в ее духовной жизни. Этот переворот и совершился теперь, когда она слышала учение божественного Учителя и видела, с какою любовью Он относился даже к самым отверженным существам в человеческом обществе.

При виде этого безгрешного Богочеловека она почувствовала всю омерзительность своей собственной греховности, и старалась теперь хоть чем-нибудь выразить свое благоговение к Нему. Для нее не существовало никого из этих надутых и гордо-презрительных фарисеев, которые сами, снаружи благоухая притворной святостью, внутри были преисполнены всякой мерзости. Поэтому, не обращая внимания на гневные, молниеносные взоры Симона и других фарисеев, она пробралась к Самому Христу и «начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром.»[725]

И Христос, как сердцеведец, принял эту жертву истинно сокрушенного сердца. Он не сказал пока еще ни одного ободрительного слова плачущей женщине, но она уже чувствовала, что жертва ее не отвергнута. Между тем фарисей пришел в ужас. Для него теперь стало ясно, что галилейский учитель вовсе не пророк. «Если бы Он был пророк, рассуждал про себя Симон, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница.» Сам Симон после такого осквернения непременно счел бы своим долгом совершить семь омовений в семи водах! Но он находился на ложном пути рассуждения, и в поучение ему, как и всем подобным ему высокомерным самолюбцам, Христос рассказал причту о двух должниках, из которых, вследствие их несостоятельности, одному заимодавец простил 500 динариев, a другому 50. «Скажи же, обратился к Симону божественный Учитель, который из этих должников более возлюбил его?»

Симону и в голову не приходило, чтобы эта притча могла иметь хотя какое-нибудь отношение к грешнице, a еще меньше к нему самому, и потому он, с некоторой важностью и не без примеси раввинского самовозношения, ответил: «думаю, тот, которому более простил.» «Правильно ты рассудил», ответил ему Христос, и затем обратив его внимание на женщину, все еще омывавшую свою греховную жизнь слезами у ног Спасителя, произнес то праведное обличение Симону, которое было для него тем неожиданнее и громоноснее, что оно основывалось на сравнении его бессердечия и черствости с сокрушением и любовью этой грешной, плачущей женщины!

«А потому сказываю тебе, торжественно заключил Христос: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много.» Ее долг был велик, но он прощен теперь, a потому и любовь ее также велика, — неизмеримо больше любви самого Симона, который воображал, что его долг совсем ничтожный, так что, в случае прощения его, не стоило даже и питать особых чувств любви и признательности к заимодавцу!

Можно представить себе, каким радостным трепетом охвачено было сердце бедной женщины, когда она сквозь рыдания слышала всю эту беседу, которая как сладостный голос бесконечно-чистой и нежной любви раздавался над ее склоненной к ногам божественного Учителя головой. Но ее радость перешла в полный и безграничный восторг, когда Господь Христос, обращаясь уже прямо к ней, с бесконечным человеколюбием сказал ей: «прощаются тебе грехи», a затем, чтобы рассеять недоумение фарисеев, еще прибавил: «вера твоя спасла тебя; иди с миром!»