Джек Лондон - Приключение

• Название: Приключение
• Автор: Джек Лондон
• Издательство: МП "Сувенир"
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-87392-022-8

Написанный в 1911 году по свежим впечатлениям от путешествия по Южным морям, роман «Приключение» посвящен борьбе человека с природой, с несправедливостью общественной морали, с дикой необузданностью нецивилизованных народов, населявших далекие колонии. Действие романа разворачивется в глухих зарослях Соломоновых островов, затерянных где-то в юго-западной части Тихого океана. Сюда приехали дети капиталистической системы, отчаянные люди, готовые с кровью, зубами выдрать у жизни право на свое место под солнцем. Что ждет их в далекой и чужой стране? Победят они или проиграют? И какой урок вынесут из всего, чему предстоит произойти?

Роман Джека Лондона «Приключение» никогда не воспринимался однозначно ни читателями, ни критикаим. С одной стороны, писатель воспевает победу человека над стихией и человека над самим собой в самых трудных жизненных обстоятельствах. С другой — в тексте прослеживаются симпатия автора к философии, разделяющей людей на рабов и господ, на «белых» и «черных». Это привело к тому, что в СССР, например, роман Джека Лондона «Приключение» находился под запретом, как произведение, пропагандирующее расизм. Так ли это на самом деле? В этом самому предстоит разобраться каждому, кто решит послушать и осмыслить увлекательную и захватывающую историю, имя которой — «Приключение».

---

Шелдон принял все необходимые меры предосторожности для защиты построек от бурно разлившейся Бейльсуны и послал всех своих рабочих отстаивать наиболее угрожаемую часть берега, относительно которой его предупреждала Джен.

Когда миновали ненастные дни, Шелдон поставил своих рабочих на обычные полевые работы, а сам оседлал коня и поехал охотиться на голубей. Не успел он провести и двух часов на охоте, как к нему прибежал запыхавшийся слуга с известием, что прибыли «Марта», «Флибберти» и «Эмилия». Они уже становятся на якорь.

Подъезжая к усадьбе с задней стороны ограды, Шелдон не мог ничего увидеть, пока не завернул за угол дома. Потом он увидел все сразу: блеск моря, огромный корпус «Марты», возвышавшийся над стоявшими рядом с нею катером и кетчем, которым «Марта» обязана была своим спасением, и, наконец, двор перед верандой и на нем толпу вновь доставленных людоедов. Заметив, что на них были новые белоснежные пояса, Шелдон понял, что все они — вновь завербованные рабочие. Последний, которого вызвали по списку, всходил на ступеньки веранды. Он узнал голос Джен, и приостановил свою лошадь. Джен сидела за столом наверху в обществе Мюнстера и его белого штурмана. Они втроем проверяли список. Джен вызывала чернокожих, задавала им вопросы и записывала ответы в толстую конторскую книгу.

— Имя? — вопрошала она чернокожего, стоявшего на ступеньках.

— Тэгари, — отвечал дикарь, тараща глаза и раздвигая рот до ушей.

Первый раз в жизни он видел дом белого человека.

— Откуда?

— Бэнгура.

Никем еще не замеченный, Шелдон продолжал наблюдать эту сцену. Показания чернокожего расходились с отметками в списках, но Мюнстер выяснил недоразумение и положил конец возникшему было спору.

— Бэнгура? — сказал он. — Это маленькая коса у входа в залив Лэтта. В списке он отнесен к туземцам Лэтты. Смотрите, тут так и записано: Тэгари, Лэтта.

— Куда пойдешь, когда отслужишь срок у белого мастера? — спросила Джен.

— Бэнгура, — ответил тот, и Джен занесла его в книгу.

— Огу! — вызвала Джен.

Тэгари отошел в сторону, а другой дикарь занял его место. Но Тэгари еще не успел сойти с последней ступеньки, как заметил Шелдона. Он впервые видел лошадь и, взвизгнув от ужаса, повернул назад и, как полоумный, бросился опять вверх по ступенькам. В ту же секунду и вся толпа чернокожих отшатнулась от страшного всадника.

Слуги со смехом стали уговаривать их не бояться, и чернокожие новобранцы мало-помалу успокоились. Панический страх уступил место любопытству. Они жались друг к другу, разглядывая издали невиданное дотоле страшилище.

— Хелло! — крикнула Джен. — Что это вы вздумали пугать моих новых рабочих? Идите сюда!

— Ну, как вам нравятся эти молодцы? — спросила она, пожимая ему руку. — И как вам нравится вот это? — добавила она, указывая рукою на «Марту». — Я уже думала, что вы сбежали с плантации, и сама собиралась отправлять этих негров в бараки. Красавчики, а? Взгляните вон на того, с расплющенным носом. Изо всей партии он только один не из Пунга-Пунга; а они уверяли, что с Пунга-Пунга никого не заманишь. Полюбуйтесь же на них и поздравьте меня. Среди них нет ни одного малыша или подростка. Они все до единого взрослые люди. У меня много набралось чего вам рассказать, но не знаю, с чего начать, да и не хочу начинать, пока мы не кончим нашего дела и пока не услышу от вас, что вы не сердитесь на меня.

— Огу, ты откуда? — продолжала она свою перекличку.

Но Огу был совсем дикий бушмен, не понимавший почти ни слова из универсального английского жаргона, и окружавшие его сотоварищи всячески старались втолковать ему суть дела.

— Таких у нас не более двух или трех, — сказал Джен Шелдону. — Ну, вот мы и покончили с ними! А вы все еще не ответили мне на вопрос: вы сердитесь на меня или нет?

Шелдон посмотрел в ее глаза. Светлый холодный блеск этих глаз угрожал принять вызывающее выражение. А он смотрел на нее и думал о том, что ему никогда и в голову не приходило, что он так обрадуется ее возвращению.

— Я сердился, — сказал он, пытаясь придать своему лицу суровость. — Я и до сих пор сержусь на вас, очень сержусь! — Тут он заметил, что в ее глазах забегали подозрительные огоньки, и вздрогнул. — Но я простил вам, я все вам прощаю. Хотя все же полагаю…

— Что мне нужна старая нянька, — перебила она его. — Но этого вы никогда не добьетесь. Слава Богу, я совершеннолетняя и в праве вести дела по своему усмотрению. Но вернемся к делу: как вам нравятся мои американские приемы быстроты и натиска?

— Мистер Рафф, насколько я слышал, не очарован ими, — уклончиво ответил Шелдон. — Во всяком случае, вы задали им встряску. Но любопытно знать, однако, многим ли американцам удается столь же успешно вершить дела, как вам?

— Счастливая случайность. Мне просто повезло, — скромно пояснила Джен. Но в то же время глаза ее заблестели от удовольствия, и он понял, что его деликатная похвала необыкновенно польстила ее мальчишескому тщеславию.

— Да, повезло, нечего сказать! — отозвался долговязый штурман Спэррохоук, с лицом, просиявшим от восхищения. — Признаться, пришлось нам попотеть. Не даром достались нам денежки. Она просто нас замучила работой. А тут еще напала на нас лихорадка. Но она не поддалась лихорадке и все нас подбадривала. Право слово, она истый рабовладелец. «Понатужьтесь еще немножко, пожалуйста, мистер Спэррохоук, и после того ложитесь себе в постель хоть на целую неделю», — подъезжала она ко мне, а я шатаюсь, как полумертвый, и в глазах у меня желто-зеленые огоньки, а голова, как котел. Что с меня взять? Но я все-таки крепился, честное и благородное слово, и исполнял кое-как ее просьбу. «Еще одно маленькое усилие, мистер Спэррохоук, еще маленькое», — приставала она опять. Можете себе представить, она каким-то чудом даже старого Кипа-Кипа заставила себя полюбить. Провались я на этом месте!

Он укоризненно покачал головой и засмеялся тихим смешком, как будто в горле у него что-то заклокотало.

— Он дряхлее и безобразнее самого Теленасса, — заметила Джен, обращаясь к Шелдону, — и, я уверена, еще гораздо зловреднее, нежели тот. Но пора покончить со списками.

Она обратилась к чернокожему, остановившемуся на ступеньках.

— Огу, кончишь срок у мастера, у белого человека, пойдешь в Нот-Нот. Ну-ка, Тэнгари, растолкуй этому фелла Огу: когда выйдет срок, он отправится в Нот-Нот. Записали, мистер Мюнстер?

— Однако, вы поступили противозаконно, — сказал Шелдон, когда новобранцев-негров отвели в бараки. — Таким судам, как «Флибберти» и «Эмилия», не разрешается вербовать столь большое количество дикарей — целых полтораста человек. Как мог это допустить Вернет?

— Он их всех пропустил, уверяю вас, — ответила она. — Не обошлось, разумеется, без некоторых пререканий. Капитан Мюнстер расскажет вам, как было дело. А я побегу умываться. Прибыли мои заказы из Сиднея?

— Ваши вещи у вас, — сказал Шелдон. — Поторопитесь, пожалуйста, завтрак уже на столе! Отдайте мне вашу шляпу и кольт. Позвольте, пожалуйста. Я знаю, куда их надо повесить.

Она обожгла его испытующим взором, в котором как будто промелькнуло на этот раз нечто женственное, и вздохнула с облегчением, снимая с себя и опуская ему на руки свой тяжелый кольт.

— Кажется, я больше никогда не захочу таскать на себе револьвер, — пожаловалась она. — Он мне надоел до смерти. Я и не воображала, что он может до такой степени мне наскучить!

Шелдон проводил ее глазами до нижней ступеньки лестницы; тут она обернулась и прокричала ему:

— О, если бы вы только знали, как приятно вернуться к себе домой.

И в то время, как он задумчиво смотрел ей вслед, ему внезапно пришла в голову поразившая его мысль, что Беранда и эта маленькая соломенная беседка, куда она пробирается через двор усадьбы, являются единственным в мире местом, где она может чувствовать себя вполне «дома».

— А Вернет говорит: «Извините, говорит, мисс Лэкленд, но будь я проклят, если вы не нарушили правил вербовки; впрочем, вы, разумеется, сделали это не предумышленно».

Капитан Мюнстер рассказывал, как было дело. Они сидели с Шелдоном, потягивая виски, и поджидали Джен.

— А она говорит ему: «Мистер Вернет! Разве существует закон, запрещающий снимать пассажиров с корабля, засевшего на рифах?» «Но этот закон не имеет никакого отношения к данному случаю», — говорит он. «Очень даже имеет, — возражает она, — зарубите себе это на носу и пропустите моих рабочих. Вы можете донести на меня главному комиссару. Но здесь целых три судна ожидают вашего пропуска, и если вы их долго продержите, то главному комиссару будет также послано вслед и другое донесение». «Ответственность ляжет на вас, капитан Мюнстер», — обращается он ко мне, доведенный до белого каления. «Отнюдь нет, — говорит она — „Эмилия“ зафрахтована мною, и капитан Мюнстер действует по моему распоряжению». Что тут прикажете делать? Вернет взял да и пропустил всех полтораста человек, хотя «Эмилия» имела право принять не более сорока, а «Флибберти-Джиббет» — не более тридцати пяти.