Джеймс Хилтон - Утерянный Горизонт

• Название: Утерянный Горизонт
• Автор: Джеймс Хилтон
• Жанр: Проза

---

"Значит он принадлежит к тому меньшинству, которых ты не знаешь." Кануэй улыбнулся и добавил: "Как только мы прибудем в Пешавар, что очень скоро, ты можешь с ним познакомиться и узнать все, что тебя интересует."

"В таком случае, мы никогда в Пешавар не попадем. Он абсолютно сбился с пути. И не удивительно -- летит проклятый, до того высоко, что не видит, где он находится."

Кануэй не обращал внимания. Он привык путешествовать по воздуху и считал, что так и должно быть. Кроме того, в Пешаваре ничего особенного его не ожидало, и потому он был безразличен займет ли путешествие четыре часа или все шесть. Он был холост; по прибытию не ожидалось никаких нежных встреч. Были друзья, и некоторые из них, возможно, потянут его в клуб и угостят спиртным; приятная перспектива, но не из тех, о которой вздыхают в предвкушении.

Вздохов так же не было, когда перед ним раскидывалось приятное, но в чем-то упущенное прошлое десятилетие. Перемены, приличные интервалы, приход неустройства, наверное; метеорологическая сводка мира и его собственной жизни. Он вспомнил Баскул, Пекин, Макао, другие места -- переезжал он довольно часто. Дальше всего был Оксфорд, где он преподавал около двух лет после войны: лекции по истории Востока, солнечные библиотеки с привкусом пыли, велосипедный спуск по шоссе. Видение притягивало, но не трогало; частица того, кем он мог бы стать, все еще витала где-то внутри.

Знакомый желудочный крен дал понять, что самолет шел на посадку. На него нашло желание отчитать Мэллисона за беспокойство, и он, пожалуй, сделал бы это, если бы юноша не вскочил, и ударившись головой о крышу, не разбудил Барнарда, американца, посапывающего в своем сидении по другую сторону узкого прохода. "Боже мой!" вскрикнул Мэллисон выглядывая в окно. "Вы только посмотрите!"

Кануэй выглянул. Вид был далеко не тот, что он ожидал увидеть, если, конечно, он вообще чего-нибудь ожидал. Вместо аккуратных, геометрически выложенных кантонментов и больших продолговатостей ангаров, простиралась неясная дымка, покрывающая безмерное, выжженое солнцем запустение. Самолет, не смотря на стремительный спуск, был все еще на высоте неприемлимой для обычных полетов. Длинные, рифленные хребты гор могли быть задеты через милю или около того, будучи ближе чем облачное пятно равнины. Это был типичный сценарий границы, не смотря на то, что Кануэйю никогда не случалось видеть его с подобной высоты. Так же, что показалось довольно странным, все это находилось совсем не там, где, по его представлению, должен был быть Пешавар. "Я не узнаю эту часть света," он заметил. Потом, более конфиденциально, чтобы не расстревожить остальных, он добавил прямо на ухо Мэллисону: "Похоже ты прав. Парень действительно сбился с пути."

Самолет устремлялся вниз с бешеной скоростью, и по мере этого, температура воздуха быстро росла; палящая под ним земля напоминала духовку с неожиданно распахнувшейся дверцей. Вершины гор, одна за другой, поднимались над горизонтом зубчатыми силуэтами; теперь полет шел над изгибающейся внизу долиной, сплошь укрытой камнями и остатками высохших водных русел. Картина напоминала пол, засоренный ореховой скорлупой. Самолет подбрасывало и ударяло в воздушных ямах с тем же неудобством, как если он был гребной лодкой воюющей с морем. Все четверо пассажиров были вынуждены держаться за сидения.

"Кажется, он вздумал садится," хрипло крикнул американец.

"Он не сможет!" резко ответил Мэллисон. "Надо быть сумасшедшим чтобы даже пытаться! Он разобьется и после - "

Не смотря ни на что пилот таки приземлился. Небольшое чистое пространство открылось у одной стороны оврага, и с замечательным умением машина была подброшена и остановлена полностью. Последующие события, однако, ситуацию не улучшили, а наоборот, намного ее усложнили. Толпы бородатых туземцев в тюрбанах подступили со всех сторон, окружая самолет и успешно предотвращая высадку кого-либо за исключением пилота. Последний выкарабкался на землю и вступил с ними в оживленную беседу из которой выяснилось, что он не только не Феннер, но и совсем не англичанин, и скорее всего, даже не европеец. В это время канистры с бензином были принесены из близлежащей свалки и опустошены в исключительно вместительные цистерны. Крики четырех заточенных пассажиров были встеречены усмешками и пренебрежительным молчанием, тогда как малейшая попытка высадки вызывала угрожающее движение множества винтовок. Кануэй, немного знающий Пэшто, пытался обратиться к туземцам насколько позволяло ему знание языка, но безуспешно; в то время как пилот на любое замечание любого наречия лишь многозначительно размахивал пистолетом. Полуденное солнце, пылающее на крыше кабины, накалило воздух внутри до такой степени, что находящиеся там люди почти теряли сознание от жары и усилий протеста. Но, по сути, они были бессильны; условием эвакуации было полное отсутствие оружия.

Когда, наконец, цистерны были закручены, через одно из кабинных окон была передана канистра из под бензина наполненная тепловатой водой. Ни один из вопросов не получил ответа, не смотря на то, что персональной вражды никем высказано не было. После дальнейшей беседы пилот снова забрался в кабину, пэтен[1] неуклюже крутанул пропеллер, и полет был продолжен. Взлет с этого ограниченного пространства при дополнительной нагрузке бензина, был еще более внушителен чем приземление. Самолет взмыл вверх, в глубь туманных паров; затем повернул на восток, как если бы устанавливая курс. Была середина дня.

Удивительнейшее, загадочное дело! Не успела прохлада воздуха освежить их, как пассажиры с трудом верили, что подобное действительно имело место; беззаконие, которому среди всего бурного архива границы никто не мог провести параллели или вспомнить прецедента. Это было бы, безусловно, невероятно, если бы они сами не были потерпевшими. Глубокое, исчерпавшее себя возмущение сменилось, как это обычно бывает, недоверием и тревожными мыслями. Тогда Мэллисон выработал теорию, и она, за отсутствием других вариантов, была принята как самая доступная. Их похищение было ради выкупа. Сама выходка не была новинкой, однако особая манера исполнения могла быть названа оригинальной. Успокаивало то, что историю они не писали; после всего, столько похищений случалось до этого, и многие из них имели счастливый конец. Люди из племени держали тебя в своем логове, пока правительство не заплатило, и тебя не выпустили. Отношение было приличным, и так как выплаченные деньги не были твоими собственными, все непрятности заканчивались с освобождением. После всего, конечно, авиация высылала бомбардировку, а у тебя оставалась приличная история до конца твоих дней. Мэллисон несколько нервно сформулировал все это; но Барнард, американец, среагировал очень шутливо. "Что ж, джентельмены, я позволю себе заметить, что с одной стороны это довольно милая история, хотя то, каким образом она венчает вашу авиацию лавровыми венками, представить мне трудно. Вы, британцы, шутите о грабежах в Чикаго и всем остальном, а я не припомню случая чтобы вооруженный человек так вот увел самолет Дядюшки Сэма. И кстати, хотелось бы знать, что этот красавец сделал с настощим пилотом. Небось, обвел его вокруг пальца." Он зевнул. Большой, мясистый мужчина, он имел жесткое лицо на котором морщинки хорошего юмора еще не вытерлись прикосновением пессимизма. В Баскуле о нем было мало что известно, кроме того что он прибыл из Персии, где, предполагалось, имел дело с нефтью.

Кануэй тем временем занимался очень практичным делом. Он собрал каждый клочок имеющихся у всех документов, и составлял послания на различных местных наречиях чтобы с интервалами сбросить их на землю. В такой скудно населенной местности это был шаткий шанс, но все же достойный внимания.

Четвертый пассажир, мисс Бринклоу, сидела с плотно сжатыми губами и выпрямленной спиной, отпуская некоторые замечания и ни одной жалобы. Небольшая, сухая женщина, она сквозила тем неодобрительным чувством, как если бы силком попала на вечеринку с фокусами которые ей совсем не нравились.

Кануэй говорил меньше чем двое других мужчин, так как перевод посланий SOS на местные диалекты был своего рода умственным упражнением и требовал концентрации. Хотя на вопросы он отвечал, и с осторожностью согласился с теорией Мэллисона. Он так же частично поддержал Барнарда в его критичном взгляде на авиацию. "Хотя можно, конечно, представить как это случилось. В той неразберихе что там царила, люди в летных костюмах похожи друг на друга. Никто бы не подумал ставить под вопрос bona fides[2] человека в надлежащей форме и с видимым знанием дела. И этот парень должен был знать это -- сигналы, и все остальное. Определенно то, что летать он умеет...но все же, я должен согласиться с тем, что за подобные штуки кому-то обязаны выписать по заслугам. И выпишут, только я не уверен тому ли, кому бы следовало."

"Не дурно, сэр," ответил Барнард, "должен признаться, что восхищен Вашим умением видеть обе стороны вопроса. Верное расположение духа, сомнений нет, даже в том случае если сами изволили быть добычей."