Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

• Название: И стали они жить-поживать
• Автор: Светлана Багдерина
• Жанр: Фэнтези

Пошла как-то раз красна девица Серафима-царевна погулять по дворцовому саду с себе подобными. Налетело откуда ни возьмись редкое вымирающее животное Горыныч-Змей, подхватило сердешную и унесло, не оставив обратного адреса. Вскочил тут супруг ее безутешный Иван-царевич на говорящий ковер-самолет с не менее говорящим именем Масдай, и кинулся в погоню, поклявшись и пальцем не шевельнуть в защиту, если супруга его юная успеет наложить на злосчастную рептилию руки раньше, чем он… Но, увы, не все бывает так просто, как описывают старые истории, и банальное дело о киднеппинге с применением подручных зоологических средств — следите за руками! — превращается… превращается… превращается…

---

Какие бы ответы на эти вопросы ни были даны, для нее это могло означать варианты от просто очень плохого до самого поганого, и ничего иного. Это было именно такое положение, когда самый отмороженный оптимист брал веревку, мыло и шел вешаться.

Серафима оптимистом не была.

Поэтому она решила попробовать подойти к проблеме с другой стороны.

А что если он не притворялся? Что, если он и в самом деле так до сих пор ничего не узнал, и был уверен, что Елена Прекрасная — это она? Что это могло значить?

А значить это могло только одно, хоть, может, и недолго.

Надо было, пока не поздно, поговорить со Змиуланией.

А ее не было…

А что, если Костей снова ее послал в Лукоморск, за настоящей Еленой?

В этом случае она скоро должна вернуться. И тогда…

За спиной царевны, едва слышные на фоне шепота дождя, зашелестели осторожные шаги.

Находка?

Позаботиться или пошпионить?

Для Костея или для Зюгмы?

— Ваше царственное величество, — раздался приглушенный нерешительный голос. Так говорит человек, которому нужно что-то сказать, но который не хочет, чтобы его слышали. — Ваше царственное величество? Вы где?

— Здесь, — подумала и неохотно отозвалась Серафима.

— Я вам шубу принесла, ваше царственное величество — тут холодно и сыро, вы можете заболеть… — обеспокоенный голос зазвучал ближе.

— Могу заболеть… Могу и не заболеть… — проворчала царевна, нехотя поднимаясь и дуя на закоченевшие руки. — Тебе-то что?

— Жа-алко, — горестно пропела горничная.

Серафима усмехнулась.

— Не надо шубу, Находка. Я уже вниз иду. Хотя, нет. Давай, — и она приняла из несопротивляющихся рук роскошное соболье манто — Зюгма после ее представления в первый день проделал изрядную работу над ошибками. — Чего-то примерзла я тут, и верно.

— Нате, пожалуйста, ваше царственное величество, — Находка помогла накинуть пушистое произведение скорняжного искусства на плечи царевне и пошла вперед, к лестнице, озабочено приговаривая: — Поздно уже, часы вон два часа надысь пробили, слышали, поди. Завтра опять ни свет, ни заря придут к завтраку приглашать. Не выспитесь ведь, ваше царственное величество.

— Да я и спать-то не хочу, — зевнула Серафима.

— А надо спать-то. Пока этой Змеищи страхолюдистой еще три ночи не будет, надо хоть отоспаться. А то ведь хоть и знаешь, что она к нам вниз не пролезет, а все одно страшно, как она там наверху, дышит вон, ворочается, когтями скребет — ажно сердце колотится.

— А ты откуда знаешь, что ее еще три ночи не будет? — остановилась как вкопанная Серафима.

— А горничная господина генерала Кукуя, сказывала, что ее хозяину вчера срочно его царственное величество приказало в Турухтанское ханство лететь на Змее, к войску, которое туда месяц назад ушло. Шибко его величество серчало, говорит — господин генерал прибежали, как скопидаром ошпаренный, в суму вещички покидали — и опять бежать. Сладке — ну, горничной своей, то есть — только успели сказать, что она на четыре дня в распоряжение господина кастеляна Ужима поступает, чтобы не бездельничала тут без него и чего не своровала.

— В Турухтанское, говоришь… — у Серафимы отлегло от сердца.

Но ненадолго.

Ведь даже если Костей услал Змиуланию не в Лукоморье, то это все равно не отменяет той опасности, что нависла над всеми ними.

В смысле, нависла еще больше…

— Ну, спасибо тебе, Находка. Ступай спать. Поздно уже, сама ж говоришь.

— А как же вы? Я должна помочь вам отойти ко сну, вечерний туалет… — начала было служанка, но, перехватив нечаянно взгляд царевны, быстро кивнула:

— Спокойной ночи, ваше царственное величество, — снова поклонилась она, — Тогда если ваше царственное величество позволят, я тоже спать пойду. Хоть все успокоилось вокруг. А то весь вечер во дворе крики, стук, шум, ругань, драки, завалы — как в пьяном муравейнике. Из комнаты носа высунуть боязно: не обзовут, так ноги поломаешь, так что…

— Как… где? — не поняла Серафима.

— Что — где, ваше царственное величество? — потеряла нить мысли Находка, и испуганно уставилась на царевну, пытаясь лихорадочно понять, не обидела ли она, деревня, невзначай чем ее царственное величество, не ляпнула ли лишнего, заговорившись сдуру.

— Ты сравнила замок с чем? С каким муравейником? Я никогда про такой не слышала, — удивленно моргнула Серафима.

— А-а, это. Это я имела в виду пьяный муравейник, — не усмотрев себе угрозы в монаршьем удивлении, с облегчением затараторила служанка. — Бывают мураши насекомоядные, а бывают — пьяные. Это которые муравьиный спирт делают. И пьют его потом. И поэтому у них в муравейнике вечно разгром, и сам он не на конус, а на кучу мусора похож — так их деревенские наши и отличают.

— И что же? — заинтересовалась царевна.

— А у них с мурашами разговор короткий. Найдут, раскопают, и спирт-то выкачают. Да еще мужики-то смотрят, где муравейник стоит. Если под сосной построен — то, значит, мураши настойку на сосновых иголках делают. Если у кого в огороде — то на чесноке и красном перце. Если в поле — на травах. А лучше всего, когда у гнезда диких пчел строятся. Для мужиков лучше, конечно, которые такой муравейник находят. Потому что тогда мураши с пчелами договариваются, делают медовуху, и вместе пьют. А вот если не у диких пчел, а у пасеки такие мураши поселятся, то пасечнику полный разор выходит. Его пчелы работать перестают, а все, что накопили, пропивают с мурашами, ночуют вперемежку где попало, а если пасечник рушить пьяный муравейник приходит, то все вместе его кусают, на чем свет стоит.

Серафима невольно расплылась в кривой ухмылке.

— Вот ведь, тоже мне — феномен природы, братья наши меньшие… Ладно, Находка, спасибо тебе — развеселила ты меня хоть на ночь глядя. Иди, отдыхай, дорогая. И верно ведь завтра рано вставать. Пасечник придет. Делов-то будет…

— Елена… ваше величество!!!

Все уроки этикета пошли прахом, ибо это был не стук в дверь, а стук дверью.

БАМ-М-М-М!!!

Серафима мгновенно подскочила в кровати, прижимая одеяло к подбородку:

— Что вы делаете! Куда вы прете, ваше величество! Я в неглиже!

— Мне пл… все равно, в глиже вы, или не в глиже, ваше величество!!! — единственное око Костея горело праведным возмущением за копейку преданного. — Как вы могли так со мной поступить!!!..

— Как я могла КАК с вами поступить? — уточнила царевна, начиная догадываться, к чему бы все это.

— Не надо притворяться! ТАК!!! ВОТ ТАК!!! — и он, обернувшись в пол-оборота, окинул пространство за своей спиной — стены, дверной проем и спины часовых, загораживающие вид на изгаженный штукатуркой коридор.

— Что конкретно из указанного вам не по вкусу? — продолжала упорствовать в невинности Серафима.

— ВСЕ!!! Вы видели, что происходит во дворе? В замке? В том проклятом подвале?

— Я не могу видеть сквозь стены, если вы это имеете в виду. И, к тому же, пока вы не разбудили меня своими зверскими воплями, я спала, как вы могли заметить, — ледяным тоном проинформировала царя Серафима.

Зачем ей надо было это видеть? Ее воображение, не напрягаясь, могло в красках расписать ей все там происходящее. Руины строительных лесов, реки краски, впадающие в моря белил, провал пруда, из которого, наверняка, не все вчерашние гуляки смогли выбраться, вонь отходов жизнедеятельности толпы пьяных людей, битые физиономии, допрос свидетелей на предмет "где я был вчера", штурм подвала с остатками вина под руководством инстинкта и страшной болезни "похмелье"…

Короче, ничего особенного. Посмеяться и начать разгребать.

Было бы из-за чего так волноваться.

Но царевна понимала, что сказать это рассвирепевшему монарху напрямую было, по меньшей мере, недальновидно, и она продолжала гнуть свою линию:

— И соизвольте объяснить немедленно свое грубое вторжение в мой сон и мои покои, ибо я не совершила ничего предосудительного, что могло бы оправдать хотя бы в малейшей мере ваш неадекватный поступок.

Довольная собой и реакцией Костея, она умолкла.

Царь нахмурился и приумолк — то ли начиная осознавать всю низость своего поведения, на что ему было так тонко указано, то ли просто переваривая то, что только что услышал.

— Что вы имеете в виду? — выдал, наконец, он. — Что вы действительно ничего не знаете? Что ни в чем не виноваты?

— Знаю?!.. Виновата?!.. Ваше величество, если вы потрудитесь закрыть за собой дверь с той стороны, то мы имеем неплохие шансы увидеться с вами в трапезной через полчаса. Вот там вы все мне и растолкуете…

— В трапезной?!.. — Царь едва не подскочил, как будто ему в обнаженную рану только что ткнули вилкой с аджикой. — В трапезной!!! Да будет вам известно, ваше величество, что в трапезной мы сейчас и еще несколько часов, я опасаюсь, сможем только ВИДЕТЬСЯ! Потому что больше там заняться будет нечем!!! По вашей милости при переезде кухни на новое место, туда, где раньше был арсенал, а трапезной, соответственно, в зал приемов, пропала или была покалечена не только большая часть утвари, но и поваров!