Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

• Название: И стали они жить-поживать
• Автор: Светлана Багдерина
• Жанр: Фэнтези

Пошла как-то раз красна девица Серафима-царевна погулять по дворцовому саду с себе подобными. Налетело откуда ни возьмись редкое вымирающее животное Горыныч-Змей, подхватило сердешную и унесло, не оставив обратного адреса. Вскочил тут супруг ее безутешный Иван-царевич на говорящий ковер-самолет с не менее говорящим именем Масдай, и кинулся в погоню, поклявшись и пальцем не шевельнуть в защиту, если супруга его юная успеет наложить на злосчастную рептилию руки раньше, чем он… Но, увы, не все бывает так просто, как описывают старые истории, и банальное дело о киднеппинге с применением подручных зоологических средств — следите за руками! — превращается… превращается… превращается…

---

Выбор их был очевиден: или спуститься в яму по лестнице самим, или быть туда сброшенным.

Через пять минут по такой же отрывистой односложной команде дружинники ухватились за рога лестниц, быстро вытянули их наверх и зашвырнули на отвал.

— А мы?.. — закричал кто-то снизу. — А как же мы? А нам-то что тут делать?..

— Вы-то? — заржал лейтенант Ништяк. — Вы тут жить теперь будете.

— Зачем?!..

— Его величество царь Чернослов Ужасный сказал, что для примера. Что народец местный будет сюда приходить, и на вас смотреть, как на зверей.

— Ларишка, Ларишка, што он говорит, ашь?..

— Зверинец, говорит, сюда приедет!..

— А мы тут шидим…

— Наглецы!..

— Сами звери!..

— Вы за это ответите!..

— Да как вы смеете, мужланы!..

— Вопите, вопите, — раздраженно плюнул в яму лейтенант. — Недолго вам вопить осталось, помяните мое слово.

— Вам это так просто с рук не сойдет!..

— Выпустите нас!!!..

— Мы требуем условий!..

— Условия тут царь Чернослов ставит.

— Условий проживания!!!..

Однако ответом их никто не удостоил.

Отдав короткий приказ пятерым караульным никого не впускать, никого не выпускать, довольный собой лейтенант уже ушел отдыхать и забрал остальных дружинников с собой.

Стих вдалеке топот сапог по уцелевшей брусчатке, и воцарилась нервная тишина.

— Ну, что, бояре и боярыни… Вот и всё… — проговорил, наконец, кто-то замогильным голосом. — Пришла наша смертушка, и даже могилку-то рыть не придется, земелькой сверху присыплють — и всё тебе тут…

— Тьфу, типун тебе на язык, боярин Демьян!

— А ты чего думала, боярыня Варвара, что тебя сюда для острастки посадили, чтобы ты вдругорядь сплетни по городу не разносила?..

— Это кто сплетни разносит, глаза твои бесстыжие? Да ты на женушку свою разлюбезную погляди! Это не их ли с боярыней Серапеей за глаза сороками называют? А за какие бы это такие добродетели-то, а? Да я по сравнению с ними…

— Да ты на мою жену шибко-то не наговаривай!..

— Ты на себя погляди, боярыня Варвара, чего ты на нас-то…

— Это я-то на себя глядеть должна…

— Любопытной Варваре…

— Ларишка, Ларишка, што они говорят, ашь?..

— Боярыне Варваре, говорят, нос оторвали!

— Это Антипкиной-то Варваре оторвали?!

— Нет, боярина Абросима жене!

— Ашь?.. Какого боярина жена брошила?..

— Не бросила! А Абросима!!!

— Што ты орешь, глухая я, што ли? Ты шама определишь, што говоришь — то брошила, то не брошила, а потом ори на бабушку-то!..

— Да что ли я на вас, бабушка, ору — я же ору оттого, что вы глухая, как пень, аж перед людями неудобно!

— Я не глухая, Ларишка! Я прошто плохо шлышу!

— Зато болтаешь хорошо, матушка!

— А вы, боярин Никодим, на мою бабушку-то не кричите, на свою кричите!

— А ты, девка, мала еще мне указывать!..

— Зато наш род от самого Синеуса идет!

— А наш — от Трувора!

— Да кто такой ваш Трувор — конюхом у Синеуса служил, кобылам хвосты крутил!

— Ах, так!.. Ах, так!.. А ваш Синеус вообще…

— Да тихо вы!!! Завелись, языки без костей, мелют что попало, закрути тебя в полено! Аж в ушах звенит! Тут и без вашей ругани тошно! Спать лучше ложитесь все, а утро вечера мудренее…

— Так холодно же, на голой земле-то спать…

— И дождь, вон, пошел…

— Это тебе, граф Рассобачинский, на земле спать привычно — у тебя отец углежогом был, в землянке на болотах жил, там и сверху, и снизу текло. И фамилия твоя настоящая — Собакин. А нам, истинно родовитым боярам, чей род от Синеуса ведется…

— А ты своим высоким родом в морду-то мне не тычь, боярыня Варвара! У самого распоследнего свинопаса предков ничуть не меньше, чем у тебя, только пока твои дармоеды записывались, наши работали! И титул моему отцу за заслуги перед короной даден, а Синеус твой — конокрад!

— Ах, Боже мой, он карбонарий!..

— Мужлан!

— Попрошу на мою жену не лаяться, граф!..

— От дармоеда слышу!

— От трудов праведных, что ли, ряху-то такую отрастил, а?..

— Пролетарий!..

— И фамилие его — Шабакин, иштинное шлово, шама только што шлышала!..

— А, да ну вас всех! — лишил вдруг всех единственного доступного удовольствия дворянин из народа, махнув невидимой в темноте рукой. — По мне, так хоть всю ночь тут простойте стоя да языками метите. А я спать пошел.

И он завернулся в соболью шубу и опустился на землю, раздвигая крутыми боками товарищей по несчастью.

— Надумаете ложиться — валитесь ко мне. В куче теплее. Привыкайте, благородные, — прогудел он из глубины шубы, поворочался, устраиваясь поудобнее, и затих.

Но ненадолго.

Не прошло и минуты, как он начал кряхтеть и ёрзать, а потом и откровенно возиться, бормоча что-то нечленораздельное.

— А всё-таки я не верю, чтобы граф Рассобачинский из углежогов вышел, маменька. Высокого он рода, хоть что тут пусть говорят, — громким шепотом пришла к неожиданному выводу самая младшая Конева-Тыгыдычная.

— Это почему, Наташа? — удивилась боярыня.

— А я историю такую читала, маменька. Одну девицу, чтобы проверить, принцесса ли она или простая герцогиня, положили спать на двенадцать перин, а на самый низ подложили горошину. И она ее почувствовала.

— А при чем тут наш граф, Наташа?

Девушка смутилась.

— Ну, у меня же горошины не было, а мне интересно стало, правда ли он из простого народа вышел… По его лицу-то не скажешь… И по манерам… Ну и, когда он ложиться стал, я туда, где он устраивался, карандаш и кинула…

— Карандаш?!.. Карандаш?!.. — возмущенно возопил граф, вынырнул из шубы и, яростно извиваясь, зашарил руками по земле. — Да там целая дубина! Меня ей все равно, что отходили! Все бока в синяках!..

— Вот видишь, я же говорила, настоящий! — обрадовано зашептала боярышня. — Вот и та принцесса тоже…

— Карандаш?!.. Карандаш?!.. По-вашему, это — карандаш?!..

— Ай!!!..

— Ой!!!..

— Мамочки!!!..

По ногам рядом стоящих с глухим стуком прошлось нечто, вырванное из-под массивного тыла графа.

— Ты что, Рассобачинский, с ума там посходил?.. — сердито прозвучало со всех сторон во тьме.

— Ты чего дерешься?!..

— Это… не я… Это… было у меня… под спиной…

— Ну, что еще у тебя там было?

— Оглобля?

— Дубина?

— У меня… Это… это… Это лопата!!! — восторженным шепотом провозгласил не верящий своим пальцам Рассобачинский. — Клянусь жизнью — это лопата!!!

— Ну, не дорого же твоя клятва стоит… — кисло проворчал кто-то справа, но воодушевленный нежданной находкой Рассобачинский только отмахнулся:

— Не время киснуть, боярин Селиверст! Время действовать!

— Уже выспался?

— Да я дело тебе говорю! Этой лопатой мы пророем путь к свободе!

— Засыплем себе могилу, ты хочешь сказать? — мрачно уточнил боярин Никодим.

— Дяденька Никодим, а я вот историю одну читала, там один тоже граф из своей камеры подкоп сделал и сбежал! Десять лет рыл!

— Верно, Наташенька! — обрадовался граф неожиданной поддержке. — Мы сделаем подкоп!

— Ты чего, Рассобачинский, тоже книжек начитался? — снисходительно хохотнул боярин Никодим. — Сколько лет, говоришь, Наташа, тот чудак копал?

— Десять! — быстро подсказала за нее Арина, ее старшая сестра, обеспокоенная, что обсуждение великих дел проходит мимо нее.

— Ну-ну!..

— Вот видишь, десять!..

— Ларишка, Ларишка, што она говорит, ашь?..

— Она говорит, десять лет!!!

— Врет, плутовка! Какие дешять! Ей вше тридшать дашь!

— А вот и не тридцать, боярыня Серапея! — обиделась Арина. — А двадцать пять с половиною!

— Какая ражница! Вще равно в девках щидишь ить еще?

— Не встретила пока героя своего романа, вот и сижу, — надулась Арина — не столько на вопрос, сколько на то, что в последние восемь лет слишком часто приходилось на него отвечать. — А за немилого-постылого я ни ногой не пойду, и не уговаривайте.

— Тебя не я уговаривать должна… — начала было объяснять положение вещей старая сплетница, но, к облегчению запунцовевшей боярышни, ее прервали.

— А я еще что-то нашла, смотрите! — раздался радостный шепот Наташи почти от самой земли.

— И я, кажись, на чем-то таком стою… — поддержал ее боярин Порфирий. — Нука-ся, нука-ся… Ну-ка, матушка, отойди-ка в сторонку!

— И у меня, кажется, под ногами что-то перекатывается…

Быстрые раскопки на дне их тюрьмы принесли узникам двадцать лопат и три ломика.

— Вот это дело, — довольно взвесил в руках заступ боярин Порфирий. — Ну, Рассобачинский, коли ты такой умный, говори, куда копаем.

— А че это я-то? — надулся граф, как мышь на крупу.

— Ну, это же у тебя отец углежогом был… А мы-то уж и забыли, которым концом лопата в землю-то втыкается… — не преминул громко напомнить боярин Никодим, чтобы все слышали и никто не забывал.