Джо Хилл - Рога

• Название: Рога
• Автор: Джо Хилл
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45424-2

В годовщину смерти его любимой девушки у Ига Перриша выросли рога. И это не единственный обретенный им дьявольский атрибут — теперь Иг безотчетно, одним своим присутствием, понуждает людей выкладывать самые заветные, самые постыдные тайны, поддаваться самым греховным соблазнам. Сможет ли Иг, пока все вокруг пляшут под дьявольскую музыку рогов, найти настоящего убийцу Меррин Уильямс (все в городе уверены, что он ее сам и убил), постичь евангелие от Мика Джаггера и Кита Ричардса и вернуться в Древесную Хижину Разума?

Впервые на русском — один из самых ожидаемых проектов года, второй роман автора знаменитых книг-мистификаций «Призраки двадцатого века» и «Коробка в форме сердца». Автора, всячески скрывавшего свое настоящее имя, читающий мир лишь недавно узнал, что за неприметным именем Джо Хилла прячется сын одного из самых знаменитых и продаваемых писателей современности.

---

— Мне бы хотелось, — сказал Посада, — снова сунуть руку тебе в карман и задержать ее там подольше. Знал бы ты, как мне трудно не использовать свое положение копа, для того чтобы немного пощупать. Безо всяких шуток. Коп. Ха! Я в жизни не мог себе представить, какая значительная часть моей работы связана с надеванием наручников на мощных полуголых мужиков. Должен признаться, я не всегда веду себя с ними так уж корректно.

— Посада, — сказал Иг, — чего бы тебе не намекнуть Штурцу, какие чувства ты к нему испытываешь.

Когда он это говорил, в его рогах запульсировала кровь.

— Ты думаешь? — спросил Посада. В его голосе не звучало большого удивления, только любопытство. — Я тоже иногда так думал — но ведь он же, наверное, двинет меня в нос.

— Ни в коем разе. Спорю на что угодно: он давно уже ждет, чтобы ты так сделал. А почему, ты думаешь, он оставляет расстегнутой верхнюю пуговицу рубашки?

— Да, я заметил, что он никогда не застегивает эту пуговицу.

— Просто расстегни молнию на его ширинке — и вперед. Удиви его, застань врасплох. Он небось давно уже ждет, чтобы ты начал первым. Только не делай ничего такого, пока я не уеду, ладно? Такие поступки совершаются приватно.

Посада приложил руки лодочкой ко рту и выдохнул, пробуя на запах свое дыхание.

— Вот же черт, — сказал он, — я не чистил сегодня зубы. — И тут же прищелкнул пальцами. — Да, в бардачке есть бутылка «Биг ред».

Он повернулся и пошел к патрульной машине, что-то бормоча себе под нос.

Багажник громко захлопнулся, и Штурц с важным видом подошел к Игу.

— Мне бы хотелось иметь причину тебя арестовать. Мне бы хотелось, чтобы ты распустил руки. Я могу соврать, что ты до меня дотронулся. Сделал мне предложение. Со своими манерными разговорчиками и глазами вечно на мокром месте ты сильно смахиваешь на пидора. Я не верю, что Меррин Уильямс хоть раз допускала тебя в свои джинсы. Кто бы там ее ни изнасиловал, это был, наверно, первый порядочный трах во всей ее жизни.

У Ига было ощущение, будто он проглотил горячий уголь и тот застрял где-то в районе его груди.

— А что бы ты сделал с парнем, который бы тебя тронул?

— Я бы засунул свою дубинку ему в жопу. И спросил бы мистера Гомо, как ему это нравится. — Штурц поразмыслил секунду, а потом добавил — Если бы только я не был пьяный. Пьяный, я, наверно, дал бы ему у меня отсосать. — Он помолчал еще секунду и спросил с надеждой в голосе: — Так ты будешь меня трогать, чтобы я мог засунуть…

— Нет, — мотнул головой Иг. — Но ты, Штурц, пожалуй, прав насчет геев. Тут нужно проводить четкую линию. Если позволить мистеру Гомо тебя лапать, все подумают, что ты тоже гомо.

— Я знаю, что я прав и безо всяких твоих разговоров. Ладно, мы тут с этим делом покончили. Поезжай. Я не хочу, чтобы ты и дальше ошивался под этим мостом. Ты меня понял?

— Да.

— Правду говоря, я хотел бы, чтобы ты тут ошивался. С наркотиками в бардачке — а тут и мы. Ты меня понимаешь?

— Да.

— Ну и ладушки. Я тебе объяснил, ты меня понял. А теперь чеши отсюда.

Штурц уронил Иговы ключи на землю.

Иг подождал, пока он отойдет, а затем нагнулся, подобрал ключи и сел за баранку «гремлина». Потом взглянул в зеркальце заднего обзора на патрульную машину. Штурц уже сидел на пассажирском месте с блокнотом в руках, явно раздумывая, что бы такое написать. Посада повернулся на своем сиденье и глядел на напарника со смесью тоски и желания. В тот момент, когда Иг тронул машину с места, Посада быстро облизнулся и нырнул под приборную панель.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Иг проехал вниз по реке, стараясь придумать какой-нибудь план, но и после долгих размышлений в голове его была такая же каша, как и час назад. Он подумал было о родителях и даже проехал пару кварталов в направлении их дома, но затем нервно крутнул баранку, свернув на боковую дорогу. Он нуждался в помощи, но почти не надеялся получить эту помощь от них. Ему страшно было даже подумать, на что он может там напороться… какие у них могут быть тайные желания. Что, если его мать страстно желает трахаться с маленькими мальчиками? А если отец?

И вообще после смерти Меррин все между ними изменилось. Им было больно видеть, каким он стал после этого убийства. Они не желали знать, как он сейчас живет, ни разу не были у Гленны дома. Гленна спрашивала, почему бы им не пообедать как-нибудь вместе, и почти уже прямо обвиняла Ига, что он ее стесняется, как, собственно, и было. Кроме того, они болезненно воспринимали тень, ложившуюся на них, ведь было прекрасно известно, что Иг изнасиловал и убил Меррин Уильямс и вышел сухим из воды, потому что его богатенькие, имеющие связи родители сразу же стали дергать за веревочки и выкручивать руки, вовсю мешая следствию.

Его отец был какое-то время мелкомасштабной знаменитостью. Он играл вместе с Синатрой и Дином Мартином, записывался вместе с ними. Он записывал и свои пластинки, для лейбла «Блю тон», в конце шестидесятых — начале семидесятых, четыре штуки, и даже попал в «Топ 100» с мечтательным куловым инструменталом «Fishin' with Pogo». Он женился на танцовщице из Вегаса, появлялся на экранах телевизора и в конце концов осел в Нью-Гэмпшире, чтобы Игова мамаша могла находиться поближе к своей семье. Позднее он стал почетным профессором Берклиевского музыкального колледжа и иногда играл с оркестром легкой симфонической музыки «Бостон-попс».

Игу всегда нравилось слушать отца, смотреть на него, когда он играет. Было не совсем верно говорить, что его отец играет. Иногда казалось наоборот: это труба на нем играет. Его щеки надувались, а затем опадали, словно он выдыхал в трубу весь воздух; золотые клапаны словно хватали его пальцы маленькими магнитами, заставляя их плясать неожиданными поразительными порывами. Он зажмуривался, пригибал голову и начинал раскачиваться, как будто его тело было буравом, вгрызавшимся все глубже и глубже в самый центр его существа, извлекая музыку откуда-то из глубин живота.

Старший брат Ига пошел по той же самой линии и добился даже больших, пожалуй, успехов. Терренс был в телевизоре ежедневно, вел собственную музыкально-комическую ночную программу «Хотхаус», нагло потеснив акул вечернего эфира. Терри играл на трубе в самых фантастических смертельных ситуациях. Исполнял вместе с Аланом Джексоном «Ring of Fire» в самом натуральном кольце огня, исполнял вместе с Норой Джонс «High and Dry», когда оба они сидели в баке, наполнявшемся водой. Звучало все это паршивенько, но картинка была роскошная. Терри теперь греб деньги лопатой.

Он тоже имел свою манеру играть, отличную от папашиной. Его грудь так надувалась, что начинало казаться, будто сейчас от рубашки отлетят все пуговицы. Его глаза выпучивались, придавая ему постоянно удивленный вид. Он дергался в поясе подобно метроному. Его лицо сияло неземным счастьем, и иногда начинало казаться, что труба его захлебывается от хохота. Он унаследовал от их отца драгоценнейший дар: чем больше он что-нибудь репетировал, тем менее отрепетированным казался этот номер, тем более естественно он звучал.

Когда они были тинейджерами, Иг ненавидел слушать, как играет брат, и цеплялся за любой доступный повод, лишь бы не идти с родителями на концерт с его участием. Он страдал животом от зависти, не мог уснуть перед большим представлением, устроенным Терри у них в школе. Особенно он ненавидел, когда за игрой Терри наблюдала Меррин; его доводил до бешенства восторг на ее лице, ее зачарованность его музыкой. Когда она раскачивалась под свинг, исполняемый Терри, Игу представлялось, что брат хватает ее за бедра невидимыми руками. Но все это осталось в прошлом. Он давным-давно пережил все это и, правду говоря, имел теперь единственную радость: смотреть «Хотхаус», когда играет Терри.

Иг бы тоже играл — если бы не астма. Он не мог набрать в грудь воздуха достаточно, чтобы труба звучала как надо. Он знал, что отец хочет, чтобы он играл, но при каждой попытке себя заставить ему не хватало воздуха, грудь болезненно сжималась и глаза начинало застилать пеленой. Порой в таких случаях он даже терял сознание.

Когда окончательно прояснилось, что с трубой у него ничего не выйдет, Иг попробовал пианино, но тут дело как-то не пошло. Преподавателем был дружок отца, пьяница с налитыми кровью глазами, от которого воняло трубочным дымом; он сажал Ига самостоятельно разучивать какой-нибудь безнадежно сложный этюд, а сам шел в соседнюю комнату соснуть. Потом мама предложила Игу попробовать виолончель, но этот инструмент не вызвал у него никакого интереса. Он уже интересовался Меррин. Как только он в нее влюбился, никакие семейные трубы не были больше ему нужны.

Он собирался как-нибудь их навестить: отца, мать, да и Терри тоже. Его брат уже находился сейчас в городе, прилетел вчера ночным рейсом на бабушкино восьмидесятилетие, которое будет завтра; у «Хотхауса» были сейчас летние каникулы. После смерти Меррин это был первый визит Терри в Гидеон, и он не собирался здесь долго засиживаться, улетал уже послезавтра. Иг ничуть не осуждал его за такой быстрый отъезд. Этот скандал разразился как раз тогда, когда программа пошла на подъем, и мог обойтись ему очень дорого; поговаривали, что Терри вообще не стоило возвращаться в Гидеон, в место, где он рисковал быть сфотографированным вместе с братом — сексуальным убийцей. За такую картинку журнал типа «Энкуайрера» заплатит не меньше тысячи. Но с другой стороны, ведь Терри никогда не верил, что Иг в чем-то там виноват. Терри был самым громким, самым яростным защитником Ига, и это в такое время, когда все средства массовой информации предпочитали говорить «без комментариев» и переходить к другой теме.