Вильям (Уильям) Виллис (Уиллис) - На плоту через океан

• Название: На плоту через океан
• Автор: Вильям (Уильям) Виллис (Уиллис)
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1959

Американский моряк немецкого происхождения Вильям Виллис (Уильям Уиллис) считается одним из наиболее старых мореплавателей, проделавших одиночные путешествия. Представлена хроника первого плавания У. Уиллиса на плоту из семи бальсовых бревен, названном "Семь сестричек", от берегов Перу через Тихий океан до островов Самоа (23 июня — 12 октября 1954 г.). Спутниками шестидесятилетнего мореплавателя были только кошка и попугай.

В знак признания замечательного путешествия на плоту "Семь сестричек" на протяжении 6700 миль, от Перу до Самоа, Уильяму Уиллису был вручен диплом Нью-Йоркского клуба приключений, в котором Уиллису присвоено почетное пожизненное членство.

"На плоту через океан" (The Gods Were Kind) - это первая книга знаменитого одиночного мореплавателя Уильяма Уиллиса переведенная и изданная на русском языке. (Начиная с 60-х годов, имя и фамилию автора (William Willis) переводчики стали переводить на русский как "Уильям Уиллис").

На русском языке данный труд был издан только один раз. В дальнейшем был опубликован перевод книги-хроники второго путешествия У. Уиллиса "Возраст не помеха" (An Angel On Each Shoulder), выдержавший два русскоязычных издания в 1969 и 2003 гг.

---

Проехав несколько миль по банановым рощам, мы приблизились к широкому притоку реки, разбухшему от дождей. Лошади сразу же вошли в воду. Чтобы не замочить ног, нам пришлось подобрать их на седло; лошади с трудом преодолевали стремительный поток. Я беспокоился о фотоаппарате, находившемся в рюкзаке у меня за спиной. Если бы я знал, что придется путешествовать в таких условиях, то уложил бы его в водонепроницаемый мешок. Взобравшись на крутой противоположный берег, моя лошадь поскользнулась в грязи и чуть было не скатилась назад в воду.

Добрых два часа мы пробирались сквозь банановые рощи и заросли кокосовых деревьев, пока не достигли гасиенды. После завтрака мы вновь сели на лошадей и двинулись в джунгли. Это был девственный лес, где росло множество высоких деревьев. Некоторые были самой причудливой формы, их воздушные корни широко раскинулись в вышине, напоминая сказочные замки. Наконец мы спешились.

Пройдя сквозь кустарник, мы остановились перед большим бальзовым деревом с гладкой серой корой. Для моих целей дерево было недостаточно велико, вдобавок искривлено, и его ствол начинал суживаться почти от самого основания.

— Что вы скажете об этом дереве? — спросил меня хозяин гасиенды; он был женат на американке и хорошо говорил по-английски. — Что вы скажете о нем, мистер Виллис? Будем его рубить?

Возле нас стояли восемь рабочих, вооруженных топорами и мачете [22], готовых срубить дерево. Мой хозяин любил быстроту и точность в делах.

Мне предстояло принять решение. Я находил, что ствол слишком тонок, хотя за все время поисков еще не встречал такого крупного дерева. Если ободрать кору, то у самых корней не будет и двух футов в диаметре. Я знал, что у деревьев, растущих на побережье, толстая кора. Тут я снова взглянул на искривленный конусообразный ствол. Мне хотелось построить плот из семи бревен. Но таких деревьев понадобится девять или даже десять, и они будут лежать на воде, как циновка; плот будет тихоходный, вялый и шаткий. О скорости не может быть и речи, а между тем она-то мне и понадобится, когда солнце станет нагревать Тихий океан и начнут зарождаться ураганы. Я представил себе, как свирепствуют ураганы в далеких просторах океана.

Лишь накануне вечером я писал жене, что, если мне придется построить плот из тонких стволов, то я смогу захватить в путешествие только банку с водой. "Но тем не менее я отправлюсь в путь, Тед, хотя бы в самый разгар сезона ураганов".

Я снова обошел вокруг дерева, и мне по-прежнему мерещился Тихий океан. Если я прибегну к деревьям такой толщины, мне придется изменить оснастку и конструкцию плота. Люди смотрели на меня с нетерпением.

— Рубите дерево, — сказал я.

Они приступили к работе, поочередно вонзая топоры. Через несколько минут дерево рухнуло.

Дровосеки стали обдирать кору. Показалась белая древесина. Сваленное дерево мне совсем уже не нравилось. У вершины оно было менее пятнадцати дюймов в диаметре. Из пня струйками вытекал сок, и я увидел, что сердцевина его красная и имеет пористую структуру. Я надавил на нее рукой — древесина была мягкой и влажной. Я оторвал кусочки красной губчатой массы. Возле меня стоял лесоруб — лесной ветеран.

— Что это? — спросил я.

— Корасон де агуа [23], сеньор.

— Как далеко распространена болезнь по стволу?

Он внимательно посмотрел на распил:

— Может быть, до половины, ствола, а может, и выше.

— Это дерево будет впитывать воду, словно губка.

— Си, сеньор .

— И бревно, погрузившись в воду, потонет?

— Си, сеньор. [24]

Я велел прекратить обдирку ствола.

Рабочие срубили еще восемь деревьев, и у всех оказалась водянистая сердцевина. Я убедился, что здесь все большие бальзовые деревья заражены этой болезнью. На следующее утро, пролетев сто пятьдесят миль, я вернулся в Гуаякиль.

Глава IV. Семь деревьев из джунглей

Время истекало. Прошло еще восемь дней, наступило 10 марта. Посчастливится ли мне на этой гасиенде, и найду ли я сегодня бревна?

Мы ехали гуськом в полумраке джунглей, остерегаясь лиан, папоротников, веток, которые приходилось раздвигать, и низко пригибаясь, чтобы удержаться в седле. Наши лошади были взмылены, забрызганы грязью, искусаны москитами, они спотыкались о корни деревьев, перебирались через лужи, обходили буреломы и с великим трудом преодолевали болота. Однако они продолжали уверенно и неустанно двигаться вперед.

Затем мы поехали по открытым местам, пустив лошадей быстрой рысью, и выбрались на тропу, ведущую к отдаленной границе гасиенды "Клементина", принадлежащей одному шведу. День начался дождем, который немного ослаб, когда мы садились на лошадей, но затем он перешел в устойчивый секущий ливень. Из-за жары никто из нас не захватил плаща, и мы промокли до нитки; мы сидели на лошадях молча, окоченев, сгорбившись, а мокрые ветки осыпали нас брызгами.

Впереди показался свет, и мы выехали на берег реки. Когда я увидел белые, пенистые воды, мчащиеся бурным потоком и разбегающиеся среди валунов, на мгновение мне показалось, будто я на Аляске. Совсем как снежные просторы Аляски. Это было легко себе представить, ибо я насквозь промок и озяб.

Мы соскочили с лошадей, поправили седла и поводья, нарубили прутьев, чтобы, перебираясь через реку, подстегивать лошадей. Нас было трое: помощник управляющего "Клементины", проводник-эквадорец и я. Мы вошли в реку вслед за проводником, который хорошо знал брод, и медленно продвигались, осторожно ступая и ведя лошадей не поперек течения, а наискось, чтобы их не свалило с ног. В речном дне было множество ям, вымытых стремительно несущимся потоком, и порой наши лошади проваливались в воду по самое брюхо.

Затем мы двинулись вверх по течению, вдоль противоположного берега реки, обходя обширные заросли бамбука, тянувшегося зелеными верхушками в прояснившееся, залитое солнцем небо. Стволы бамбука были около фута толщиной у корней! Эти опоясанные рекой заросли производили впечатление какого-то причудливого пейзажа доисторических времен.

Проехав несколько миль вверх по течению, мы опять перешли реку, с трудом пробившись сквозь ревущий поток, бурливший среди валунов. Потом снова вступили в густые джунгли. Они были пересечены оврагами и лощинами. Пока было возможно, мы пробирались верхом, затем спешились. Проводник шел немного впереди, иногда окликая нас. Несколько дней назад, когда на гасиенде "Клементина" узнали о нашем приезде, он обследовал эту местность.

Проехав еще две мили, мы увидели первое бальзовое дерево. Я вынул рулетку и смерил его толщину. Оно оказалось примерно такого же диаметра, как и деревья с водянистой сердцевиной, которые мы срубили на побережье в Балао.

— Скажите, у деревьев, растущих в этой местности, водянистая сердцевина? — спросил я управляющего.

Он покачал головой и сказал:

— Я никогда не видал такого изъяна в наших деревьях.

Мы наметили двенадцать деревьев. Это были недостаточно высокие и не очень ровные деревья, но я уже потерял слишком много времени. Мне необходимо было построить плот и скорее отправиться в путешествие, чтобы успеть совершить его в это время года. Решив прекратить дальнейшие поиски, я согласился взять эти деревья. После поездки в Балао мною была послана срочная телеграмма жене: "Скажи мастеру-паруснику, чтобы он воздержался от изготовления парусов. Возможно, буду вынужден изменить конструкцию плота".

Я даже подумывал о том, чтобы построить плот с двойным настилом основных бревен и таким образом сообщить ему достаточную массивность и грузоподъемность, ибо при одном слое небольших бревен на нем невозможно будет установить задуманную мною оснастку. Но как бы я его ни построил, мой плот должен обладать хорошими мореходными качествами и быть достойным моряка и океана. Я построю "ураганный" плот или ничего не построю! Я не собирался делать его по образцу старинных плотов, воспроизводя конструкцию, придуманную и испытанную мастерами минувших веков, хотя давно ими восхищался, так как изучал эти плоты и способы управления ими. Да, я построю плот, на котором сможет плыть один человек, плот, который не развалится в воде! И мне было известно, что такой плот еще никогда не был построен.

Я отправился бы и на трех бревнах, если бы они были нужной величины, крепко связаны, хорошо оснащены и могли устоять против любого ветра.

— Каким путем вы думаете вывезти отсюда деревья? — спросил я.

— На волах — ведь трактор сюда не проберется, — ответил швед.

Он говорил на безукоризненном английском языке, как и все шведы на этой большой, хорошо организованной и оборудованной современными машинами гасиенде, где гостеприимно распахнулись передо мной двери и все отнеслись ко мне, как к старому знакомому.

— А затем вниз по реке?..