Евгений Федоров - Проклятие

• Название: Проклятие
• Автор: Евгений Федоров
• Издательство: АНО “НЕЗАВИСИМАЯ РЕДАКЦИЯ ЖУРНАЛА “КОНТИНЕНТ””
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999

Публикуя в № 95 повесть Евгения Федорова “Кухня”, мы уже писали об одной из характерных особенностей его прозы — о том, что герои его кочуют из одной повести в другую. Так и в повести “Проклятие”, предлагаемой ниже вниманию читателя, он, в частности, опять встретится с героями “Кухни” — вернее, с некоторым обобщенным, суммарным портретом этой своеобразной и сплоченной компании недавних зеков, принимающих участие в драматическом сюжете “Проклятия”. Повесть, таким образом, тоже примыкает в какой-то мере к центральному прозаическому циклу “Бунт” (полный состав цикла и последовательность входящих в него повестей указаны в № 89 “Континента”). Но, как и все остальные повести, как-то примыкающие к циклу “Бунт”, повесть “Проклятие” — произведение, рассчитанное на совершенно самостоятельное читательское восприятие: знакомство с предыдущими повестями Евгения Федорова совершенно не обязательно.

---

Подозрительно много случайностей, случай на случае, захлестывают, перехлестывают случайности, кривляются, строят рожи, путают карты и кофейную гущу, — трудновыразимая мысль, нащупал, радостно трепещет душа Илюши, исследовательское исступление, страсть, похоть, блуд исследователя, невозможно не поддаться обаянию случая и не увидеть за подлым случаем нечто большее, неслучайное: Небесная канцелярия как бы исподволь старательно готовила встречу отца и дочери, всемогущий Его Величество фатум, перед которым всё живое беспомощно, беззащитно, фатум, потрясший воображение прекрасных греков, да и современное просвещенное сознание, кто, ратуя, пал побежденный лишь роком (Тютчев), отнюдь не преодолело древнее суеверие, и вы нарываетесь, напарываясь на подобный феномен, невольно испытываете священный ужас… Какая-то неукоснительная сила, твердая, хитрая и изворотливая воля (кстати, именно в этих и подобных терминах, если доверять переводчику, Гегель характеризует разум истории) бесцеремонным, беспардонным образом готовила встречу, да, она была записана в книге судеб еще до рождения наших героев (есть такая точка зрения, что судьба троянских героев определилась в момент жаркого соития Леды с лебедем, под видом которого явился сам Зевс: Леда родила Прекрасную Елену!), все силы работают на нее, она кому-то нужна, предопределена, вот должен заголится, расколоться упорный, упрямый орех, разрешится, разгадается хитрый ребус, всё должно получиться, ловкость рук и никакого мошенства, уловлен господин Случай, что бы там ни пряталось под его личиной, интерпретирован в мировой порядок, несмотря на ропот возражений…

Однако в тот момент, когда невероятные трудности подготовки позади, включая социальные катаклизмы, бедствия, две войны, революция, гражданская война, когда встреча вот-вот должна объективизироваться, все само идет, несется на полном скаку, того гляди отец и дочь революционерка стукнутся лбами, так хочется этой встречи, наконец-то, искры из глаз, они узнали друг друга! тут — нежданный досадный ляп, подвох какой-то, врывается откровенная нелепость, начинается лишняя галиматья, загибается отец Анны Ильиничны, умирает от бурного и скоропалительного, отнюдь не романтического голодного поноса, умирает в полусознательном состоянии на нарах, умирает тихо, без причитаний, без проклятий небесам в духе невинного страдальца Иова (если латынь: Иоб, не хорошо! ой, не хорошо! очень неблагозвучно и душе противно). Куда денешься, в лагере все умирают тихо и не рыпаются, покорны судьбе, лагерь есть лагерь, царствие ему, разумеется, протоиерею Илье, Небесное, пострадал за веру православную, так и не вышел из лагеря, предан забвению новомученик, загибается как раз в день прибытия на ОЛП нового этапа; вместо сияющей истины видится лишь ее жалкая, размытая тень на стене пещеры (Платон), и наш Илюша, так уверенно шедший по следу, трахнулся о грозный вопрос, поднатужился, силится уяснить, как же так, почему? зачем вся эта романтическая гофманиада? Кто-то по причуде оставил незавершенную работу, когда она была ну на вершок от завершения, да такое могло бы случится? неужто в страданиях мира нет смысла” а в истории нет Промысла, а лишь хаос, туман, заволокло, поплыло, в тайну нет возможности проникнуть, не дано понять, неподдающаяся бестолковщина, замутилась идея предопределения, плана, фатума, давит, давит на мозг, богатая пища для размышления, зачем надо было огород городить?

А может, работу завершать стало уже скучно и не интересно? акосмия, накосивыкусимия, головотяпство, абсурд, нет чистоты принципа, жизнь таинственна, лукава, готические перехлесты, загадки, символы, именно символична жизнь, а не реалистична, другими словами, в ней недостает порою важных звеньев, все подчиняется классической статистике, напоминает плохой спектакль, в котором не сведены концы с концами, бессмыслица, недодуманности, непродуманности, недоделанности, сбивающие с толка, а все же вдруг в этом есть своя страшная, непостижимая глубина, страшная тайна?!

2. Роковая встреча

Дед, то бишь отступник, порвавший с дисседентством, проклятый им, в восторге от откровений внука, увлечен внуком, непутевый дед, несамостоятельный, всегда от чего-нибудь у него голова кружится, романтиком остался, носится с внуком, рассказывает всем ошеломляющую историю семьи (семейки!); они, старый (вообще-то не очень старый) и малый, заявляются (явление!) с докладом на нашу прославленную просвещенную интеллигентскую Кухню (сколько таких явлены было на Кухне!), не посиделки, а тусовка (давно уже живем в отдельных квартирах, забыли о тесноте коммуналок), да, вы не ошиблись, читает лекцию, вещает Илюша, надув щеки, обстоятельно отвечает на наши вопросы, все-то он знает, да, речь в лекции шла о том самым Агранове который подписал постановление на арест Мандельштама! Ой, как интересно! Вот тут-то, у нас, на Кухне (а не в лагере), грянула роковая абсолютно нечаянная встреча, для кого-то и нечаянная радость, дл родителей Илюши — жуткое проклятие Неба, да никто не охмурял исследователя архивов НКВД и ГУЛАГа, глупости, никто ему специально и из вредности не подсовывал упрямую православную Катю…

(если не считать, что этот кто-то есть этот самый, никогда не дремлющий дух самоуничтожения и небытия, князь тьмы, хозяин державы смерти, враг людей, стремящийся сбить всех с истинного пути, он-то всегда все перехитрит, обведет вокруг пальца, козыри в руках у князя тьмы, с ним надо держать ухо остро, бороться не с помочью интеллекта, всяких силлогизмов, очевидностей и доводов разума, а молитвой и постом, если этот страшный и мудрый змий все же существует, а скорее всего это так, и это дело его рук, он результатом своих козней должен быть весьма доволен, может пузо потирать, полный успех! Но Кухня и бывший незадачливый диссидент и ренегат Юра тут не в ответе)

…блондинку, умненькую, самостоятельную, знающую себе цену, очень симпатичная девочка, по всем статьям лапочка, само у молодежи получается, без наших натырок, пришел, увидел, прилип глазами, побежден! начинается вовсе неправдоподобная, невероятная дикая история, настолько она банальна, глянул, клюнул поплавок, без вас не мыслю дня прожить, ранен Катей, бедный наш подранок, лишился разума и сердечного спокойствия, заклинило, горячее сердце, первая любовь, страсти-мордасти, весь мир преобразился в сверхъестественном зареве Эроса, слышать ничего не хочет, Катю ему подавай, без Кати рай — не рай. А там, в Израиле, какие идешки, какие у них ножки, какие юбочки, все, как на подбор, брюнеточки да изящные шатенки (Кузьму бы на них, брюнетки входят важной составной частью в миф о Кузьме), а он блондинку полюбил, русскую…

(обидел было Илюша своего идола, бездумно сморозил, почему у вас, в России, так плохо говорят по-русски? вообще-то в вопросе легко просматривается и гордое сознание своего превосходства над местной фауной, и образец высокомерной и беззаботной бестактности, и всякие там следы русофобии, выглянувшие из черного подполья еврейской психики, знай край! почему-то занесло его; тут-то она ему и залепила! Угостила. Плечиком повела. Поднялась уходить. Просвистеть мимо - прямая угроза у юноши, завертелся волчком, завертишься, разговаривают с ним с позиции силы, да что такого он сказал? Всего-то ничего. Он же ничего эдакого не хотел, не имел в виду, сорвалась шутка, несоразмерная, недоразумение, а к чему привело, девушка оказалась крайне впечатлительной, обрыв духовных нитей, бедный близорукий очкарик, он же угождать рад, он же рыцарь, готов на руках носить, лелеять; откуда она взяла, он же любит Россию, и Катю любит, и Россию, безумно любит, Святая Русь, отечество, я твой! напряженно, долго выясняли отношения, был прощен, поставлено на вид, в другой раз не будет забываться)

…ортодоксально православную, интеллектуалку. Хлебнул эликсир сатаны, любит ее, стервочку длинноногую, шибко православную, сильнее жизни, умопомрачение, наваждение, а вы было вякали, что в аду сексуальной революции и общей, половой распущенности, цинизма невозможны большие чувства, нежные, высокие болезни, невозможны Ромео и Джульетта, да не баба Илюше нужна, не вообще баба, а предназначенная ему, только ему, Катя, свет клином сошелся, смолкни навсегда психоанализ, не годятся твои методы борьбы с неврозами, каверзными завихрениями.

Физкульт припух! В Катю нельзя не влюбиться. Катя — чудо, роковое явление! это же Россия, мистическая Россия! О, Русь моя, жена моя! До боли / Нам ясен долгий путь! / Наш путь — стрелой татарской древней воли / Пронзает грудь.

3. Финал

Дети вырастают и — увы! — не всегда радуют сердца родителей, частенько сильно огорчают, обстоятельства, ножка подставлена, взвыли крепко счастливые дети солнца, за что такая немилость? и вот вам, как говорится, результат: мамаша в обморок упала, сестра сметану пролила; с матерью, однако, ничего особенного, ну — истерика, зашлась немного в истерике, картинно, шумно и бесновато рвала на себе волосы, шумно, исключительно смешно махала руками, валерьянку пила, нюхнула португальский портвейн, пригубила чуть, самую малость, и этак повела всезнающим носом, неописуемым, невообразимым, неповторимым, незабываемым, правильно хлестанула добрый стакан, а молодец! хорошо пошло, утешение (Некрасов: Не было б вина на свете / Тошен был бы мне свет / И, клянусь, силен сатана, / Натворил бы я бед), совсем раскисла, отключилась, сонливость, дремота настигла, кувыркнулась в сон, осталась с открытым ртом, похрапывала, как ни в чем не бывало, на лице сладкая улыбка, какой-то сладкий, очарованный сон видит. Другое дело отец Илюши, Паша, услышал о Кате, стал смертельно белым, как мертвец, как лист белой финской бумаги, стал думать невесть что и не ошибся, просек недоброе, не видать ему, как своих ушей, омечтанного портфеля министра культуры или чего-то вроде, это точно, забудь и думать о портфеле, да можно и без портфеля прожить, перебьется, другие живут, поверил, понял, что с Илюшей дело совершенно дрянь, позор! какой позор! скандал! смеяться будут, вляпался, разгадал, что злодейка приобрела страшную, неумолимую власть над душой его сына, слопала с потрохами, околдовала, навсегда потерял сына, отрезанный ломоть, теперь его любимый сын будет плясать под дудку этой гадкой девчонки; ощутил богооставленность, его ум потрясен, унижен, и злобой вскипело сердце, смело взлетел на старого верного конька, надо понять беднягу, надо и простить, вот великая трагедия, Россия — его кошмар, не для того он в Израиль махнул, чтобы его дорогие ненаглядные детки, младая поросль, обратно в эту поганую страну вернулись, страдали, сполна и полной мерой вкусили весь ужас беспочвенности, антисемитизма, мучились, как чужаки. Идеологический зуб Паши воспалился, взыграл, естественный, простой, понятный, извинительный, простительный рецидив огненной русофобии, каскад, одержим вдохновением, опять пафос, вернулся в свою прежнюю, шалую стихию, акт пятый, и у нас, как в толковом, традиционном шекспировском театре, где быть или не быть, пять актов! мы, было бы известно, на образцы высокой, бессмертной драмы ориентированы, как в аптеке, так и тут сорок фунтов, так и пуд, срыв в кондиционную, привычную русофобию (знаем и хорошо помним Пашу с грязных пеленок, гукающим недоноском, нам более симпатичен он не избравшим средний, царский путь не теплохладным, каким он стал в Израиле, а бойцовым, одержимым бросающим дерзкий вызов силам зла, спуска не дающим, нажимающим неугомонным, но как ты тепл, а не горяч и не холоден, извергну тебя и уст моих; да, таким, придется сознаться, он нам импонирует больше, хотя в свое время, вкусы переменились, мы были травмированы его необузданным темпераментом). Нашло, наехало, привычный вывих рецидив русофобии, восшумел с новой агрессивной силой, бушует, бешеный нрав проснулся вновь, будь здоров, лик его ужасен, в образе, такой же, как когда-то, когда он рубал иконы, безмерен, безумен, ломит, за себя уже полностью не отвечает, опять пошли прежние интонации сильно выраженная трескотня, красноречие, забурлил, беспощадные проклятия изрыгает (сам, поди, понимает, взрослый, не маленький, все бесполезно, сколько ни изрыгай проклятий, любовь не семечки, зла), рыкает, мечет неуемные громы и молнии, орет окаянным голосом, истошный вопль души из глубины отчаяния, 129-й псалом Давида: