Пол Тот - Сети

• Название: Сети
• Автор: Пол Тот
• Издательство: ЗАО Центрполиграф
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007

Немолодой толстеющий художник Морис, глядя на золотую рыбку в банке на кухонном столе, размышляет о том, сумеет ли он – почти утратив связь с земным – в последний раз выплыть со дна жизни на поверхность и, поймав ускользающую улыбку жены Шейлы, написать ее портрет. А читатель в это время попадает в сети, наброшенные фокусником Полом А. Тотом, и как зачарованный следит за попытками героя вернуться в мир людей…

---

– Забудь об этом, – сказал Морис. – Мы все участники заговора. Мы все это устроили.

– Ты имеешь в виду старушку Мерси?

– Те, кто верил Мерси, думают, что всегда были правы. А те, кто не верил, думают, что всегда ошибались. И правда. Они тоже участники.

Он прикоснулся к ее лицу. Улыбка уже изменилась, он больше не помнил ту, которую так долго старался поймать и запечатлеть.

– Мне одно хочется знать, – сказала она. – Какого черта ты делал в тот день на балконе с рапирой? Похоже, будто собирался покончить с собой.

– С тем, кто устроил заговор против меня. С призраком, не считая того, что я сам его выдумал.

– Ты своего отца имеешь в виду?

– Не совсем. Отца, которого я сотворил из того, кого знал. Не сумел заполнить многие пробелы, когда он был рядом, поэтому додумал остальное. Чревовещатель проклятый.

В похоронной конторе Адриана держала миссис Фиппс за руку.

– Говорят, это все кокаин, – сказала миссис Фиппс. – При отъезде я его предупреждала. Говорила: «Наркотики изменят тебя, Ларри, превратят того мальчика, каким ты был, в дурного мужчину».

– Он в вечер смерти собирался бросить, – сказала Адриана. – Хотел измениться.

– Спасибо за такие слова, но мой мальчик не был блудным сыном. Никогда не исправился бы.

– Ну, иногда истории, записанные в книгах, оборачиваются иначе.

Адриана оставила ее в углу, подошла к гробу. Прикоснулась к руке Фиппса, гадая, насколько его обещания были искренними, а насколько позаимствованными от миссис Фиппс. Подумала и о том, сумел бы он найти какой-нибудь путь между самим собой и матерью, если бы они когда-нибудь поженились.

– Она ошибается, – прошептала Адриана трупу. – Ты точно исправился.

Пуласки смотрел на дорогу из окна автобуса. Облачками своего дыхания рисовал картину пожара.

– Неплохо, – сказал сидевший рядом мужчина.

– Я знаю, – усмехнулся он.

Лежа на матрасе в спальне, Инга установила закон. Записала пятьдесят шесть правил, которым должен следовать Альберт, иначе ей придется его депортировать. Потом разъяснила обстановку в Норвегии.

– Никаких пингвинов, никаких айсбергов, никаких иглу и никаких эскимосов. Ты разочарован?

– Мне плевать, даже если здесь в феврале пятьдесят два и две десятых градуса,[47] – сказал он.

– Мальчики, – сказал отец, таща на прицепе за автомобилем громыхавший, почти пустой трейлер, – я хочу, чтобы вы этот вечер забыли. Ваша мать вообще не увидела происходящего. Ее ослепил огонь. И еще одно. Мы не виноваты в случившемся. Место было дурное. Я в ту же секунду увидел, как только приехал.

– Черт возьми, пап, – сказал старший сын, – я знаю, что мама нас с неба не видит. Мне не восемь лет.

– Даже я знаю, – сказал младший сын.

Отец взглянул в зеркало заднего обзора, сообразив, что убедил себя, будто мальчики после смерти матери перестали расти, тогда как старшему уже четырнадцать, а младшему двенадцать. Потом увидел морщины вокруг собственных глаз. Он прошел долгий путь со времен службы копом, но и впереди его ждет долгий путь.

Анна сидела одна в баре. Музыку она теперь ненавидит, да что еще остается делать? Если Инга до конца пути погрузилась в любовь к Альберту, надо провести линию так, чтобы никто не смог маневрировать по сторонам от нее.

Шейла с чистой колеей из города Мерси, штат Калифорния, провела свой последний день на земле глубоко внизу; морфий вместе со светящимися пузырями создавали над больничной койкой плоскость света. Иногда видела над собой свою болтавшуюся руку, которая словно отделилась от тела и прощально помахивала.

Смерть приближалась скорей, чем предсказывали врачи. Шейла сумела втолковать Морису, что хочет кремации, кости никакого значения не имеют, скоро она будет нигде и повсюду. Но выпала из времени, не успев сказать, что прощает его за то, что он ее заставил слишком долго ждать его превращения в великого человека. Не поцеловала на прощание Холли, не извинилась, что долго скрывала правду о своей болезни. Чувствовала не сожаление, а онемение, видя искаженную картину, в которой была непонятно кем – Шейлой Первой или Шейлой Второй.

Дважды понимала, что умирает – перед самым последним визитом Мориса и сразу после него. Неужели Морис верит, будто кто-нибудь способен думать, как гора? Тогда что же такое любовь? Она старалась стать горой, но возвышавшиеся над ней врачи и сиделки напоминали, что она – человек.

Во время последнего визита Мориса чувствовала себя совсем маленькой. Когда он ушел, стала чуть больше, раздулась, как воздушный шар, готовый взлететь в небо.

А потом умерла.

Когда время для посещений закончилось, Морис отправился домой принять душ. Пришла Холли, попыталась заставить его поесть. У него еще есть время; у него уже нет времени. Он подписал документы, разрешая врачам не поддерживать в Шейле жизнь искусственным способом.

Заглянул в аквариум с золотой рыбкой.

Стал кликать золотую рыбку. А потом увидел, что она плавает брюхом вверх. Никто ее не кормил.

На телефонный звонок ответила Холли.

– Понятно, – сказала она, разъединилась, взяла его за руки. – Я знала, что это случится сегодня. Бедный Морис.

Он хотел сделать что-нибудь простое, обыденное – вымыть пол, сходить в туалет, что угодно, но не мог даже сдвинуться с места.

– Чем я могу помочь? – сказала Холли.

– Ничем.

– Давай налью чего-нибудь выпить.

Холли налила стакан воды. В стакане плавала Шейла. Он глотнул, и все кончилось. Он остался совсем один.

Возникла проблема с похоронами. Шейла рассердится: она просила кремации и настаивала, чтобы не было никаких похорон. Но Морис чувствовал – Холли его поддерживала, – что земля хочет принять в себя все, что осталось от Шейлы.

Он знал – Шейла этого им не простит.

После похорон Холли отвезла его домой. Помогла донести цветы, которые они расставили в спальне.

Темнело, тени трепетали на стенах. Она прикоснулась к его плечу, потом взяла за руку. Поцеловала в щеку, в шею, в губы. Он, задохнувшись, оттолкнул ее.

– Извини, – сказала она. – Я думала, это тебе поможет забыть.

– Все в порядке, – сказал он. – Буду пруд копать.

Воздух

Глава 15

Год спустя

– Не знаю, зачем я тебе помогаю, – сказала Холли, вытаскивая из шкафа очередную обувную коробку. – Хотя ты не такой плохой мальчик, Морис.

– От кого ты это слышала?

– От маленькой птички. Кстати, о птичках – тебе надо побольше есть.

– Дело в пруде. Слишком тяжелый физический труд.

– Ты же не сможешь навечно там спрятаться.

Он швырнул в угол коробку, где та и осталась лежать. Никогда не имел никакого понятия, сколько у Шейлы туфель, потому что она заняла этот шкаф в тот же день, когда въехала в дом.

– Долго ты намерена оставаться в городе-призраке? – спросил он.

– Не знаю. Он мне сейчас больше нравится. Проспав пожар, до сих пор не верю, что он был в самом деле. Теперь, когда все разъехались, стало гораздо тише. Теперь у меня загородный дом возле руин.

– Мы – туристы в Колизее.

– Предпочитаю считать нас жестокими римлянами. Что дальше собираешься делать, мэр?

– По правде сказать, не знаю.

– Ну, я за тебя проголосую. Тем временем ты всегда можешь снова жениться, завести целую школу рыбок. У каждого малька будут две матери – одна внизу, другая наверху. Шейла, может быть, приревнует. Кроме того, кому ты нужен?

– Ты рассуждаешь, как Альберт. Он решил, будто я испугался, что у меня никогда уж не будет детей, о чем якобы прежде всего говорил тот портрет.

Холли пожала плечами и потянулась к полке.

– Эй! Что это там за шляпами? Какая-то большая коробка, шкатулка…

Она сбросила на постель шляпы. Они вместе с Moрисом сняли коробку, поставили на пол.

– Может, мне лучше уйти, – сказала она.

– Нет, останься. Все наши тайны тебе известны.

– Кроме одной. Она мне никогда не признавалась, что больна, пока я не увидела собственными глазами.

– Мне тоже никогда не признавалась. Не могла, не признавшись в том прежде самой себе.

Замок ларца открылся с немалым трудом. Морис откинул крышку.

– Да ведь она их терпеть не могла, – сказала Холли.

Морис вытащил из ларца куклу. Дотронувшись до ее волос, он дотронулся до волос Шейлы. Когда он был молод, Шейла причесывала кукольные волосы, и теперь он опять стал Морисом, держа в руках куклу своей умершей жены.

– Еще одна пленница, – сказал он.

– Вода тоже тюрьма своего рода. Ты должен придумать, как из нее выйти.

Он подержал куклу еще минуту, потом бросил.

– В задницу эволюцию. Пойду поплаваю.

– Давай, – сказала Холли, укладывая куклу в коробку с игрушками.

Морис подошел к краю трамплина. Солнце образовало над водной поверхностью плоскость света. Он нырнул в глубокий конец, в глубь своего сознания. Задохнулся. На миг пожелал сдаться, нырнуть, утонуть. Чары, как всегда, зачаровывали.