Владимир Шигин - Паруса, разорванные в клочья. Неизвестные катастрофы русского парусного флота в XVIII–XIX вв

• Название: Паруса, разорванные в клочья. Неизвестные катастрофы русского парусного флота в XVIII–XIX вв
• Автор: Владимир Шигин
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-3430-3

Удары разгневанной стихии, зной, жажда, голод, тяжелые болезни и, конечно, крушения и гибельные пожары в открытом море, — сегодня трудно даже представить, сколько смертельных опасностей подстерегало мореплавателей в эпоху парусного флота.

О гибели 74-пушечного корабля «Тольская Богородица», ставшей для своего времени событием, равным по масштабу гибели атомной подводной лодки «Курск», о печальной участи эскадры Черноморского флота, погибшей в Цемесской бухте в 1848 году, о крушении фрегата «Поллюкс», на долгое время ставшем для моряков Балтийского моря символом самой жестокой судьбы, а также о других известных и неизвестных катастрофах русских парусных судов, погибших и чудом выживших командах рассказывает в своей книге прекрасный знаток моря, капитан I ранга, журналист и писатель Владимир Шигин.

---

Весьма красноречивую оценку обстоятельствам гибели фрегата «Поллюкс» и действиям его командира дал изучавший эту катастрофу адмирал В.М. Головнин: «Если бы капитан Тротскевич помышлял только о спасении людей, то, когда при первом ударе фрегата о каменья увидел он, что часть киля была оторвана и что он не мог уже долго держаться на воде, надлежало бы ему положить якоря и срубить мачты, чтоб фрегата не снесло на глубину, и перевозить людей на гребных судах. Но он в сем случае заботился более о своей чести, нежели о жизни, и поступил, как должно искусному и неустрашимому морскому офицеру: он не хотел вдруг оставить вверенного ему фрегата, а желал испытать все, что бы можно и должно для спасения его. Опыт имел пагубные следствия, но капитан не был виноват, а напротив — поступок его достоин удивления и подражания».

Корабль мертвых

Вот уже почти полтысячелетия он не знает покоя ни днем ни ночью. Вот уже почти полтысячелетия его непрерывно носит по всем морям и океанам страшная и неведомая сила. Ночью на его мачтах всегда холодно дрожат огни святого Эльма, а днем солнце выжигает рассохшуюся палубу. В многочисленных пробоинах плещется вода, но это не мешает ему, как и прежде, уверенно держаться на волне. Его паруса всегда полны попутным ветром, и даже в полный штиль он всегда уверенно мчится вперед. Во все времена он появлялся внезапно. В шторм и в туман, в солнечную погоду и в пургу он неожиданно возникал из небытия — призрак, несущий несчастья.

Не дай бог кому-либо встретиться с ним в море! Такая встреча обязательно заканчивается крушением для судна и смертью для его команды! И пусть по всем лоциям под килем в этот момент будет хоть несколько тысяч футов, но сразу невесть откуда появляются рифы, и обреченное судно тотчас поворачивает прямо на них. А впереди, указывая ему гибельный путь, на всех парусах летит судно-призрак. На его палубе видны скелеты, и их страшные ухмылки заставляют холодеть самые отважные сердца. Кто не знает этой самой страшной легенды океана? Но легенды ли? Ведь время от времени они появляются на самом деле — корабли мертвых.

Случилось это в 1818 году. На исходе октября, заканчивая морскую кампанию, 18-пушечный бриг «Фальк» отправился из Кронштадта в Свеаборг, чтобы остаться там на предстоящую зиму. Переход самый обыденный и ничем не примечательный. Мало ли плавали и до, и после «Фалька» наши корабли по Финскому заливу?

Командовал бригом лейтенант Семен Щечкин. Помимо командира на бриге находились мичманы Дмитрий Жохов и братья Александр и Василий Абрютины, штурман Калашников, 35 матросов и одна пассажирка с сыном-подростком.

Осень 1818 года вообще выдалась на Балтике на редкость ненастной. От штормов за считаные недели погибло сразу несколько крупных судов: английский купеческий корабль «Индастри», любекское торговое судно «Гофнунг» и российское судно «Магдалина», которое было выброшено на берег прямо у Кронштадта. Количество поврежденных, потерявших мачты и якоря судов исчислялось же в несколько десятков.

В пути «Фальк» был задержан сильным штормовым ветром, А тут и еще одна беда. У Стирсудена при отдаче якоря одной из лап пробило борт. Так как пробоина оказалась на уровне воды, вскоре началась сильная течь. Щечкин принял вполне разумное решение: как можно быстрее выбросить бриг на пологую отмель, чтобы затем, исправив повреждения и удалив воду, можно было без особых усилий бриг с этой отмели снять. Ближайшая подходящая отмель имелась у Толбухина маяка. Туда и направился терпящий бедствие бриг. Однако из-за все еще прибывавшей в трюм воды судно глубоко осело в воду и не смогло подойти близко к берегу. Вечером 20 октября бриг уткнулся в отмель саженях в ста от береговой черты. При этом вода доходила до самой верхней палубы. Штормовые валы перехлестывали через нее. Относительно безопасными оставались лишь шканцы и ют. Из опасения быть снесенными ветром лейтенант Щечкин распорядился срубить мачты. После этого вся команда собралась на юте, то и дело обдаваемая бушующими волнами. К этому времени, вдобавок ко всему, ударил еще и сильный мороз. С брига выстрелили несколько раз, привлекая к себе внимание находящихся на берегу. Однако в тот вечер из-за сильного шторма помощь оттуда так и не пришла.

Из свидетельств очевидца: «22-го числа, по утишении немного сей бури и по прочищении пасмурности, с Толбухина маяка, отстоящего от Кронштадта верст на четырнадцать, сделан был телеграфом сигнал, что от него к западу военное судно терпит бедствие. Вследствие сего сигнала приказано было от военного губернатора и главного в Кронштадте командира вице-адмирала фон Моллера отправить с дальней брандвахты гребное судно с офицером, чтоб разведать, где стоит это судно, и для оказания ему помощи».

О том, что произошло на терпящем бедствие бриге в течение штормовой ночи с 20 на 21 октября, оставил свои воспоминания один из лейтенантов флота, не пожелавший раскрыть свою фамилию и обозначивший себя как Н.А. Б-в. Позднее было выяснено, что за этой аббревиатурой скрывался известный впоследствии историк флота и декабрист Николай Александрович Бестужев. Именно он был одним из первых, кто утром 21 октября, несмотря на все еще продолжавшийся шторм, поспешил к стоявшему на отмели «Фальку».

Чтобы как можно с большей точностью передать картину увиденного, мы приведем ниже описание Н.А. Бестужева: «Подъезжая ближе, я подумал, что люди, в оном (бриге. — В.Ш.) находящиеся, протягивали руки и просили о скорейшей помощи, и потому я поспешил перегрести расстояние ста сажен или немного более от маяка до судна, удивляясь, однако, каким образом маяк, дав знать сигналом о судне, сам не подает доселе помощи, видя людей сих в таком положении. Но какой ужас объял меня, когда, приближаясь к судну, увидел я множество людей замерзших и обледенелых в разных положениях: одни лежали свернувшись, другие в кучках, третьи держались за борта, как бы прося о спасении. Первый предмет, поразивший меня, был лейтенант Щечкин, товарищ и приятель мой с самого малолетства, коего узнал я в ту же минуту, распростертый навзничь с обмерзлыми волосами и одеждой. За руку его держал денщик и, казалось, желал согреть оную своими руками. Прочие люди лежали кучами, как бы в намерении согреть друг друга взаимною теплотою. Под одною кучею лежащих людей признал я молодого офицера Абрютина, коего, вероятно, матросы хотели согреть собою. Унтер-офицер подобным же образом был обложен. Другой офицер, облокотясь на борт, казался спящим. Все вообще имели вид спящих или умоляющих Небо о своем спасении. Одна мертвенная оцепенелость удостоверяла меня, что люди сии уже умерли, и я едва мог опомниться от нового мне чувства — большего, нежели страх и сильнейшая жалость. Скрепив, однако, сердце, я думал было осматривать, нет ли еще живых людей, как приехала с маяка лодка, с коей меня известили, что старания мои будут бесполезны и что двое из сих несчастных, в живых найденные, сняты давно уже с судна. Осмотрев, однако, хорошенько и не найдя ничего, я вышел на маяк, дабы разведать о сем приключении, и нашел там двоих спасенных: комиссара Богданова и унтер-офицера Изотова, столь слабых, что едва были в состоянии отвечать на мои вопросы. Они объявили следующее: никакого знака не можно было подать на маяк; пушки и порох были в воде; огня достать было невозможно; крик не помогал им, тщетны были все усилия, чтоб их услышали на маяке; рев волн, разбиваемых о каменья, маяк окружающие, и свист ветра в снасти телеграфа, при маяке стоящего, препятствовали им быть услышанными. Темнота осенней ночи, увеличиваемая снегом и светом самого маяка, препятствовала часовым с оного видеть на несколько саженей вдаль. Таким образом, несчастные страдальцы принуждены были из боязни волн держаться друг за друга, оставаясь так без всякого движения, могшего их сколько-нибудь разогреть и избавить от холодной смерти. С 9 часов вечера до самого рассвета оставались они в сем положении. Холод увеличился до 5 градусов. Многие из них уже замерзли, многие снесены были волнами. Остальные едва дышали, оцепенев от холода. В исходе седьмого часа, лишь только можно было различить предметы, с маяка усмотрели несчастных и поспешили отправить небольшую лодку с семью человеками. Другого судна не можно было послать по чрезвычайности волнения, о камни разбивающегося. Но лодка опрокинулась на каменьях, и семь человек вброд едва спаслись сами. Однако, поймав лодку и исправив оную, по возможности пустились опять. Часа два или более прошло дотоле, пока лодка могла добраться до судна, так что, подъехав туда, нашли уже только двоих живыми, и то без всякого движения, с едва заметными знаками жизни. Прочие поодиночке умирали прежде, нежели могли дождаться спасения. Искав долго между мертвыми и не находя ни одного человека в живых, люди сии с великой радостью возвратились на маяк, где, подав возможную помощь двум несчастным, к исходу только дня привели их в состояние рассказать все обстоятельства сего пагубного случая».