Жак Маритен - Избранное: Величие и нищета метафизики

• Название: Избранное: Величие и нищета метафизики
• Автор: Жак Маритен
• Издательство: РОССПЭН
• Жанр: Религия
• Год: 2004

Жак Маритен (1882–1973), крупнейший религиозный философ современности, основоположник, наряду с Э. Жильсоном, неотомизма, сосредоточен не столько на истории мысли, сколько на продвижении томистской доктрины в собственно метафизической области. Образцы такого рода труда, возвращающего нас в сферу «вечной философии», представлены в настоящем томе. В противовес многим философским знаменитостям XX в., Маритен не стремится прибегать к эффектному языку неологизмов; напротив, он пользуется неувядающим богатством классических категорий. Общая установка его — сберегающая, исходящая из конфессионального взгляда на мир как на разумный в своем прообразе космос, чем сближается с интуицией русской религиозной философии. В том вошли также работы по теории искусства и проблемам художественного творчества, рожденные как отклик на сюрреалистические эксперименты, поставившие перед мыслителем задачу возвратить искусствоведческую мысль к твердым основаниям метафизики Платона, Аристотеля, Фомы Аквинского и соотнести с ней современную ситуацию в художественном творчестве.

---

В небольшой книжке, опубликованной несколько лет назад[413], я предупреждал об ошибке, состоящей в том, что духовную общину Царства Божия считают временной общиной или градом земным. Пойдем дальше. Если задуматься о противоположности между языческой империей и Евангелием, о которой я только что напомнил, то следует отметить, что каждый раз, когда христианин думает и действует так, будто ненависть главенствует над любовью и будто христианская община основана на ненависти, на ненависти к врагу, к враждебной группе, к злому, он уступает духу языческой империи, духу мира сего. Было бы наивно удивляться тому, что мы чаще следуем духу мира сего, нежели Христову Духу. Гораздо опаснее не признаваться себе в том, что, когда мы предаем таким образом Дух Христов, мы раним в самое сердце и христианство, и саму цивилизацию.

Следовательно, если мы верим, что истинное католичество — это католичество двух апостолов, которые хотели низвести на злых людей огонь с неба (как будто Пятидесятница еще не произошла), то наше католичество — не Христово, но от мира сего. «Не знаете, какого вы духа» (Лк 9: 55) ответил Христос тем, кто просил Его таким образом испепелить неверных.

Я утверждаю, что если мы считаем истинным доказательством веры в Бога и любви к Богу не только готовность умереть за Него, но и убить за Него (как говорят некоторые), то при этом мы следуем духу мира сего, а не Христову Духу и хулим веру в Бога. Так, убить ради империи — высшее доказательство веры в языческую империю, но высшее доказательство веры в Бога — отдать за Бога свою жизнь, но не жизнь другого. «Нет большей любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15: 13. — См.: Sum. theol., II–II, 124, 3).

Но существуют и другие психозы. Я утверждаю, что если мы полагаем расовую ненависть в основу христианской идеи и общины, которая собой ее воплощает, то мы извращаем понятие о такой общине и принимаем само христианство и временную христианскую общину в духе языческой империи. На прошлогодней конференции я говорил в том же ключе: «Конечно, возможно, что христиане могут быть антисемитами, и это встречается довольно часто. Но это для них возможно не иначе, как при послушании духу мира сего, а не христианскому духу». Те, кому не понравились истины, о которых я напомнил на конференции, быть может, согласятся послушать то, что несколько месяцев назад сказал папа группе бельгийских паломников. Комментируя слова Канона мессы «Sacrifïcium Patriarchae nostri Abrahae» («Жертва нашего Патриарха Авраама»), папа воскликнул: «Заметьте, что Авраам называется нашим патриархом, нашим предком. Антисемитизм несовместим с возвышенной мыслью и реальностью, выраженными в этом тексте. Это то движение, в котором мы, христиане, не можем принимать никакого участия. Духовно мы являемся семитами»[414]. Духовно мы — семиты: никакое другое слово, произнесенное христианином против антисемитизма, не звучало столь сильно, как слово этого христианина — преемника ап. Петра.

Если бы люди поняли, какой триумф мира сего над Христом в глубине человеческой души представляет собой расизм, если бы они присмотрелись к видимым результатам, если бы они знали, до какой грани дошли люди в странах, где свирепствует это бедствие: с одной стороны, — злоба, презрение к человеческой личности, садистская жестокость, дикая глупость, с другой стороны, — горе и тоска. Но удивительнее всего не то, что профессионалы подлости и ненависти предлагают на этом пиршестве свое веселое сотрудничество, а тот факт, что государство расистского толка может найти какое-то сочувствие в душах, которые полагают, что служат Богу, — все это открывается в своей истинной перспективе, которая есть агония Иисуса Христа, продолжающаяся до скончания мира.

Наша эпоха готовит демонам убийства неслыханное пиршество. Сталин отдал им кулаков, Гитлер отдает евреев. И тот и другой отдают им также и христиан. Страшный крик, который поднимается из концентрационных лагерей, не доступен для нашего слуха, но он проникает в тайные фибры жизни мира и невидимыми вибрациями раздирает его.

В день, когда президент Соединенных Штатов просил всех людей доброй воли молиться «за обездоленных в других странах, находящихся в страшной беде»[415], в день, когда, перед ужасным бессилием цивилизованного мира помочь огромной массе преследуемых невинных людей, глава государства обратился за помощью к небу, он тем самым показал, каково реальное измерение проблемы, потрясающей сегодня сознание людей. Никогда еще в мировой истории евреев так не преследовали, и никогда преследования не обрушивались сразу и на евреев, и на христиан, как сегодня. Это один из признаков глубокого потрясения нашей цивилизации. Но не будем бояться, хотя побеждающее беззаконие и творит все, что хочет: его приверженцы осознают, что это время коротко. Вот почему они проявляют столь ужасную ненависть.

VI Еще о тайне Израиля (1939)

Ответ человеку, имя которого я забыл[416]Напечатано в «Raison et Raisons» (Paris, LUF, 1947)

Несмотря на то что формальная тема нашего эссе «Невозможный антисемитизм» относится к тайне Израиля, как говорит о ней ап. Павел, и, следовательно, касается сакральных вещей, тем не менее мы неоднократно стремились затронуть социологические аспекты проблемы. Тому, кто будет читать эту главу без существенных предубеждений, искажающих взгляд на данный вопрос, покажется лишенным всякого основания обвинение в том, что, предлагая «исключительно сверхъестественную интерпретацию еврейской проблемы» и достижение «одной лишь святости», мы предлагаем абстракцию, превратившую знания, компетентность, добродетели и методы естественного порядка в «решение мучительных вопросов нашей эпохи».

Как бы то ни было, но центральной темой нашего исследования остается сакральный план, и для нас еврейский вопрос — прежде всего (я не говорю — исключительно) — это тайна теологического порядка. Тем не менее мы утверждаем, что ни спекулятивно, ни практически христианин не может решить еврейский вопрос (равно как и никакой другой из сложных этико-социальных вопросов, возникающих в человеческой истории и в цивилизации), как только с точки зрения христианской доктрины и христианского духа. По правде говоря, именно здесь мы сталкиваемся с основным заблуждением, о котором я только что говорил, — со стремлением отделить христианство от жизни, особенно от жизни политической. Если и есть заблуждения, которые отравляют нашу эпоху, ослепляют рассудок, развращают народы, то это именно предубеждения. Полагаю, что г-н Унтель вполне осознает это, поскольку ему хорошо известны нравственные законы. Но что касается его философии истории и города и ее конкретного применения, то ему следует спросить себя, не оказался ли он подвержен предрассудкам. Ему стоит остерегаться аверроизма, ему стоит трижды подумать, прежде чем писать, что «экономические, политические и культурные аспекты вопроса относятся всего-навсего к категории природы и наблюдению фактов» и «как таковые независимы от религии, несмотря на религиозные влияния, которые они могут испытывать».

Это — моррасиенская формулировка, а не политическая. Уместное введение слов «как таковые» ничего не меняет. Экономические и культурные аспекты вопроса относятся к категории природы и наблюдения конкретных фактов, а совсем не «всего-навсего» к категории природы и наблюдения конкретных фактов; иначе эти аспекты акцентируют принципы всего-навсего природные и сами по себе являются независимыми от религии.

Человеческая природа обладает своей собственной реальностью, своим достоинством, своими собственными конечными целями: она не является абсолютом; отличаясь от благодати, она не отделена от нее, но независима. Благодать даруется не как шапочка, надеваемая на голову доктора, но как Божественная прививка, сразу предназначающая человека к сверхъестественной жизни и возводящая саму естественную жизнь в подобающий ей чин. Тому, кто не понимает этого, следует перечитать «Сумму теологии» и папские энциклики, которые, говоря об экономических, политических и культурных реальностях, рассматривают их не только с позиции естественного права, которое Церковь обязана хранить неповрежденным, но и с точки зрения Евангелия, которому по Божественному повелению надлежало прежде всего сохранить дар Божий, чтобы реальности естественного порядка были бы пронизаны евангельскими добродетелями и евангельским милосердием, являющимся сверхъестественной добродетелью по преимуществу. Все это возможно лишь в том случае, если экономические, политические и культурные реальности смогут быть проведены на более высокий уровень в присущем им естественном порядке через евангельские энергии. Если бы люди дали себе труд перечитать работы современных томистов, подробно объясняющих те истины, о которых идет речь!