Максим Чертанов - Королёв

• Название: Королёв
• Автор: Максим Чертанов
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-367-00316-1

Не верьте названию — это не документальная биография, это фантастический роман.

Не верьте впечатлению — в этом романе нет выдумки, в нем есть только правда.

В жизни Сергея Павловича Королева они слились неразрывно — жесткая правда жизни и безоглядный рывок в небо. Этот человек всегда был впереди собственных достижений. Пилотируя первый планер, он думал о реактивном двигателе. Запуская первые ГИРДовские ракеты, мечтал об орбитальных полетах. Готовя советскую программу пилотируемых полетов на Луну, он намечал следующий рубеж…

Может быть, это был Марс, может быть — что-то другое. Но это был рубеж, который, он знал, может и должен быть взят. Потому что в стремлении к цели человека не могут остановить никакие трудности.

Его могут остановить только другие люди…

---

Короче говоря, прочитав отчеты моих товарищей, я так и не понял, кого же на Земле принято считать шпионами и что они делают плохого, и перестал думать об этом. Но я все равно не бросил чтение. Чудная жизнь Инженеров заворожила меня…

Как-то раз, когда Инженеры, по своему обыкновению, поздно вечером Работали Даром, к ним в подвал пришли сердитые люди с бумажками (профсоюзная комиссия) и сказали, что Работать Даром нехорошо (между прочим, на Марсе это тоже не особенно приветствуется), а тем более поздними вечерами, когда полагается принимать участие в общественно-политических мероприятиях. Но Инженеры были упрямы и от всех обвинений отпирались, как полагается шпионам и вредителям.

— Отгул отрабатываю, — говорили они.

Их ругали и наказывали, а одного молоденького Инженера даже исключили из рядов какой-то общественно-политической организации, но они все равно продолжали свое тайное занятие: строили ракету.

Что такое ракета и почему она может летать в космосе, а, к примеру, планер не может? Ей-богу, если б мы, марсиане, понимали это, мы бы сами ее построили.

Я знал лишь только, что Ц. взялся сделать из паяльной лампы реактивный двигатель, то есть — как я это понимал — душу ракеты, душу столь выносливую и сильную, что, в отличие от слабенькой и туповатой души планера, не задохнется на чудовищной высоте; а другие Инженеры должны были смастерить подходящее по форме, материалу и другим свойствам тело, в которое эта душа сможет облечься, чтобы, преодолевая сопротивление окружающей среды, путешествовать с удобством и безопасностью для себя. (Сперва они, кажется, хотели попросту присобачить этот самый двигатель к какому-нибудь уже существующему средству передвижения и пытались устанавливать его то на планер, то на велосипед, но у них ничего не вышло, и тогда они догадались, что такую мощную душу выдержит не всякое железное тело.)

Кроме того, нужно было придумать, как заставить ракету оторваться от земли: для этого нужно было учинить маленький направленный взрыв, который ее с надлежащею силой выпихнет в воздух, а затем в стратосферу; и они все время спорили о том, какое вещество, жидкое или твердое, а если жидкое, то какое именно, легче будет при этом взрыве укротить, дабы ракета стартовала вертикально вверх, а ни в коем разе не в окно соседнего жилого дома. (Изрядно забегая вперед, скажу, что этот спор не закончился и тогда, когда Инженеры, наконец-то научившиеся стучать кулаком в инстанциях и доказывать свою полезность и правоту, уже работали не даром, а их Группа при помощи одного могущественного Маршала, слившись с другою подобной Группой из города Ленинграда, превратилась в целый большущий Институт.)

Ну, и еще всякие попутные мелочи: автоматические приборы, которыми ракета должна управляться, дабы летать не где попало, а по заданной траектории, и прочее, прочее, прочее. Так что, хоть они и работали сутками напролет, до настоящей ракеты было еще очень далеко. Будучи математической моделью, ракета летала как птичка, но при попытке воплотить ее в железе тотчас разваливалась на куски.

— К чер-р-ртовой матери… — серый от усталости, бормотал К. и загибал пальцы: — Позавчера — течь газа, вчера — трещина в бензобаке, сегодня — штуцера потекли… Этак мы и за пять лет не управимся…

— Нет-нет, — испуганно проговорил Ц., — пять лет — это очень долго… Я могу не успеть… (Он был не так молод, как другие, и слабого здоровья.) Нет-нет, о пяти годах не может быть и речи… М-да… Я вчера… Сережа, помните, мы как-то говорили о специальном костюме для экспедиции на Марс? По типу водолазного костюма? Я нынче ночью сделал эскиз — посмотрите…

— Ф-фридрих Артурович… — прошипел К. и обвел гневным взглядом своих товарищей. (Чтобы Ц. не работал по ночам, а спал, К. издал специальный приказ о том, что Инженер, уходящий с работы последним, обязан забрать Ц. с собой, довести до дому и сдать на руки жене; нередко этим последним бывал сам К.) — Фридрих Артурович, я, кажется, просил вас…

— Посмотрите, посмотрите… (К. беспомощно воздел глаза к небу, но эскиз взял.) Сережа, я еще сделал эскиз оранжереи… Не сердитесь — просто мне не спалось… И маленькую смету… Мне кажется, что на Марсе семена картофеля…

К., покорно принимая от Ц. все бумажки, спросил его:

— Почему все-таки — Марс? Почему именно Марс? Ведь Луна гораздо ближе…

И все переглянулись: ведь К. и о Луне-то никогда не говорил, он вообще избегал разговоров о космосе.

— На Луне нет жизни, — отвечал Ц., — во всяком случае, жизни сознательной…

— Вы хотите именно с сознательной жизнью встретиться? С марсианами? — усмехнулся К.

— А вы разве — нет?.. Только представить себе, что они… Какие они? Как вы думаете? Похожи они на нас?

К. молчал довольно долго. Потом он сказал:

— Не знаю. Я об этом никогда не думал.

Ах, как бы мне хотелось написать, что он был не вполне искренен, что в лице его какая-нибудь черточка неуловимо дрогнула при этих словах, что в глубине души он грезил о нас! Но этого не было. Да, Марс уже тогда светил ему путеводною звездой, но только в его любопытстве и честолюбии Инженера, в его стремлении взлететь как можно выше, обретя крылья подходящего размаха. О тех, что могли ждать — и ждали — его там, он и вправду не задумывался. У него было полно иных забот.

— Фридрих Артурович, сделайте мне личное одолжение! — произнес он с интонацией нежной мольбы, какой никогда я не слышал от него. — Пожалуйста, поезжайте в Кисловодск, в санаторий… Путевку достанем… Хоть ненадолго, а?

— Избавиться от меня хотите, — сказал Ц. с улыбкой.

— Вот именно, — сказал К. и тоже улыбнулся, довольно рассеянно впрочем, ибо уже думал о другом: — Надо еще раз проверить циркуляцию воды при работе помпы…

Откуда ему было знать, что он никогда больше не увидит Ц.?

«Дорогая Астра, я живу спокойно в санатории. Здесь опять выпал снег… Еще нигде нет цветов… Звери в парке курзала все живы. 4 медведя балуются, 7 красивых павлинов…»

Ц. любил не только мышей, а всех зверей, даже червяков и лягушек.

Когда пришла телеграмма, К. заплакал. Телеграмма выпала на пол из его рук: слишком велика была тяжесть, чтоб удержать ее.[8]

16

Они починили свой конвейер.

— Отойди от стены! Отойди, тварь троцкистская! С Тухачевским встречался? Молчишь! Встать, я сказал! Повторяю вопрос! С Тухачевским встречался? Отвечай!

К. слабо кивнул головой: каждое слово давалось ему с невероятным трудом. Всякий знает, что подобный кивок у землян означает положительный ответ, подтверждение, согласие. Светловолосый, задавая свой вопрос, смотрел прямо на К. и не мог не видеть его жеста, но почему-то притворился, будто не понимает. Это постоянное лукавство в мелочах не переставало удивлять меня: мы, марсиане, если уж лжем — так по-крупному.

— Не слышу ответа.

— Встречался… — охриплым шепотом, похожим на шелест сухой травы, проговорил К. — Разуме… (дыхание его сбилось) …разумеется, встречался… Вам об этом прекрасно изве… известно…

Я уже сжался в ожидании удара: почти каждый раз, когда К. в ответ на вопросы следователей о каком-либо обстоятельстве говорил, что это обстоятельство им и без него известно, его били; не знаю, как он сам не замечал этой причинно-следственной связи. Возможно, коренастый и намеревался сделать это опять — от меня не укрылось его легкое движение, — но ему помешала вдруг разразившаяся громким треском черная штука (телефон), при помощи которой люди, подобно нам, общаются друг с другом на расстоянии, с той лишь разницей, что нам для этого механические приборы не нужны. Коренастый снял трубку и приложил ее к уху; там, на другом конце провода, ему что-то говорили, и, по мере того как он слушал, лицо его болезненно искажалось. Я был в отчаянии: эта гримаса явно ничего хорошего К. не сулила.

Но я, похоже, ошибся: что-то кратко ответив и нажав на рычаг, коренастый даже не взглянул на К. и не сделал ему замечания. (К. снова прижался спиною к стене, что ему категорически воспрещалось делать.) Он был чем-то сильно озабочен. Трубку он не клал на ее место, а держал в руке. Потом он сам принялся куда-то звонить. Я понял из его переговоров, что ему необходимо отлучиться. В кабинет вошел человек в форменной одежде (человек в такой же точно одежде обычно выводил К. в туалет и приводил обратно, но это был какой-то другой, которого я прежде не видел: насколько я разбираюсь в человеческих возрастах, он мог быть отцом К.) и остался, стоя у дверей, стеречь К., а коренастый запер свои папки в металлический шкафчик и, по-прежнему не обращая на К. внимания, торопливо ушел. Тогда человек в форме сказал К.:

— От стенки отойди, а?

Почему-то К. не послушался. Человек в форме широко зевнул, прикрыв рот ладонью.