Карл Кноблаух - Кровавый кошмар Восточного фронта. Откровения офицера парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг»

• Название: Кровавый кошмар Восточного фронта. Откровения офицера парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг»
• Автор: Карл Кноблаух
• Издательство: Яуза-Пресс
• Жанр: О войне
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9955-0144-2

Впервые на русском языке! Уникальные фронтовые записки офицера парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг». Откровения ветерана об ужасах войны на Восточном фронте. Поразительная судьба, достойная авантюрного романа.

В начале войны Карлу Кноблауху довелось воевать и в передовом отряде пехотной дивизии, и наблюдателем воздушной разведки, а после тяжелого ранения, полученного в бою с советскими истребителями над Вязьмой, он по выздоровлении был направлен в парашютно-танковую дивизию «Герман Геринг», где всего за несколько месяцев сделал головокружительную карьеру — от командира взвода до командира батальона. И если бы не открывшаяся рана, Кноблаух должен был погибнуть с остатками своей части в Берлине, но его откомандировали из города всего за несколько часов до того, как советские войска замкнули кольцо окружения…

Эта книга — потрясающее свидетельство ветерана, чудом выжившего в страшной бойне Восточного фронта, откровенный рассказ об агонии Вермахта и Люфтваффе, о разгроме и падении Третьего Рейха.

---

По радио я услышал удивительную новость: «16 декабря в 5.30 на широком фронте с Западного вала после короткой, но мощной артиллерийской подготовки немецкие войска перешли в наступление и прорвали передовые позиции американских войск между Хоен Венн и Северным Люксембургом. Наступление продолжается под прикрытием крупных сил авиации…»

Я уже думал, что мы не способны на такие мощные удары. Неужели мы сильнее, чем казалось до сих пор?

19 декабря

Сегодня утром в 3-й роте погиб солдат от пулевого ранения в голову. Капитан Вольф был вне себя от ярости и вызвал к себе командиров рот.

20 декабря

Я приехал из 4-го полка. Водитель как раз успел поставить свой вездеход в окоп, когда русские начали тяжелой артиллерией обстреливать наш командный пункт. Я спрыгнул в укрытие. После того как я поднялся, отряхнулся от комьев земли и хотел уже доложить о прибытии, услышал, что командир сказал начальнику связи:

— Группа армий «Центр» была бы разгромлена и в том случае, если бы не было 20 июля!

Я был удивлен. О 20 июля, его причинах и последствиях в штабе до сих пор ничего не говорили. Слишком мало друг друга знали.

Начальник связи вышел с командного пункта и отправился на позиции. Капитан Вольф посмотрел на меня. Я чувствовал, что он ждет от меня высказывания по поводу только что услышанных мною слов.

— Господин капитан, я считаю, что у нас слишком мало информации, чтобы прийти к соответствующему выводу. Для себя лично я этим и ограничиваюсь. И все же меня в этом беспокоит тот факт, что военные из старых прусских фамилий нарушили присягу. Предки Трескова, Штюльпнагеля и всех остальных служили еще Фридриху Великому. Я не могу припомнить, чтобы из них кто-нибудь когда-нибудь нарушил присягу. Они служили, как могли, и ради своего короля шли на смерть!

— Господин Кноблаух, как бы мы ни оценивали мотивы покушения, одно все же неоспоримо: прусский король и фюрер — несопоставимые величины. Прусские офицеры считают себя личными распорядителями своего господина. Они чувствуют себя представителями своего короля независимо от времени и места. Дело их короля было их делом, и наоборот. Это касалось и молодого лейтенанта, и фельдмаршала в равной мере. Но фюрер не является представителем офицерского корпуса. Офицерский корпус, за некоторыми исключениями, считает себя обязанным рейху. Осмелюсь сказать, что принесенные до сих пор огромные жертвы были принесены не ради фюрера, а ради существования рейха. Это относится и к последующим месяцам. Рейх, господин Кноблаух, является нашей величиной, а не что другое! И еще одно я вижу: в королевстве Пруссия офицер был первым человеком в государстве, а в сегодняшнем — партиец. Это сместило качество связи с главой государства и не в последнюю очередь оказало влияние на качество клятвы. Делать нам нечего, русские здесь в Восточной Пруссии через пару недель дадут нам последний бой. И мы его примем, несмотря на то, что большинство из нас не выживет. И наши действия определяются не присягой, которой мы обязаны Гитлеру. Мы будем стоять здесь, в Восточной Пруссии, и, наверное, погибнем, потому что попытаемся защитить рейх и его население от русских, выполняя последний солдатский долг. Это не вопрос присяги, а исключительно вопрос самоуважения. И последнее: мне все равно, чем руководствовался Штауфенберг, когда шел на покушение. Но меня сильно задевает то, что он пожертвовал жизнью своих товарищей-офицеров, а сам ушел. Это все равно, как если бы лейтенант Шнайдер, чтобы отключить меня, сделает это ценой вашей смерти. Вы считаете это возможным?

— Нет, господин капитан. В отношении личности лейтенанта Шнайдера — нет. Но с 20 июля происходят события, которые раньше невозможно было себе представить. У меня такое впечатление, что прусский офицерский корпус получил тяжелый удар, быть может, смертельный. Будущее это покажет.

— Быть может, вы и правы. Закончим эту тему и будем вести себя так, как будто этого разговора не было.

— А ничего и не было, господин капитан!

Я приступил к своей бумажной работе. Поступили ежедневные донесения от рот. Разговор с командиром батальона настроил меня на размышления. И я не мог освободиться от своих мыслей.

21 декабря

Сегодня перед нашими позициями действовал разведдозор 3-й роты. Удивительно, что в дозор не пришлось назначать в приказном порядке. Все еще есть добровольцы для таких дел. И причина этого совершенно не заключается в том, что весь парашютно-танковый корпус состоит из имперских немцев-добровольцев.

24 декабря

Рождество. С наступлением темноты я пошел на передовую к людям. Над Брюкенталем и Гусаренбергом висят осветительные ракеты. Мягкий свет лежит на покрытой снегом земле. У солдат настроение хорошее. Незадолго до полуночи я снова вернулся на командный пункт.

25 декабря

Старший лейтенант Кальф, командир 3-й роты, пригласил меня на чашку кофе. Откуда ему удалось достать кофе в зернах — неизвестно. Я постеснялся даже об этом спросить.

26 декабря

3.00. Я в окопах 2-й роты. Группа под командованием фельдфебеля приготовилась сделать вылазку, чтобы взорвать дом, стоящий в 200 метрах перед нашими позициями. Каждую ночь его занимают русские. Соседи проинформированы. Сейчас 3.15. Солдаты ударной группы проползают под колючей проволокой. 3.45. Мы вслушиваемся в ночь. Надеюсь, что противника этой ночью в доме нет. Столкновение с русскими повлечет потери.

3.55. Грохот разорвал ночную тишину. С русских позиций запустили осветительные ракеты. Застрочили пулеметы. Чёрез десять минут перед нашими позициями возникло движение. Ударный отряд возвратился. Фельдфебель доложил:

— Дом взорван, один человек ранен.

Ранение, к счастью, оказалось легким.

27 декабря

Сильная метель. Солдаты сидят в окопах, которые снег заносит до самых краев. Я забочусь о том, чтобы ежедневно на передовой был горячий напиток.

29 декабря

Штаб дивизии поддерживает контакт со своим основным батальоном. У нас побывал капитан Трюкенмюллер, очевидно, по заданию начальника оперативного отдела.

30 декабря

Деятельность советских войск перед нашими позициями указывает на подготовку к наступлению. Вопрос заключается в том, будет ли это местное ограниченное наступление или мощное наступление, в результате которого противник попытается прорваться на территорию рейха. Командир дивизии приказал усилить инженерное оборудование позиций. Но мороз не дает вести никакие шанцевые работы. Углублять окопы взрывами нецелесообразно.

31 декабря

00 часов. У капитана Вольфа день рождения. Из глубин своего чемодана он извлек бутылку «Арманьяка». Все присутствовавшие получили по глотку из бутылки. В полумраке я увидел офицера для поручений, связистов, батальонных посыльных и офицера связи.

1945 год

1 января

Около 1.00 закончил доклад о состоянии строительства позиций, который необходимо утром отправить в штаб дивизии. Прежде чем лечь спать, я вышел на воздух. Шел снег. В течение всего дня по позициям батальона велся сильный минометный огонь. Большую активность проявляли снайперы. После наступления темноты русские оставили нас немного в покое.

2 января

Пожар в моем блиндаже. Раскаленная металлическая печка подожгла одеяло. С большим трудом удалось погасить огонь. Начавшаяся во второй половине дня метель усилилась до такой степени, что видимость сократилась до 30 метров.

В 23.10 начался минометный обстрел 2-й роты. Я вышел и всмотрелся в темноту. Снова все стихло.

23.15. Звонок из 2-й роты:

— Отразили нападение разведывательной или ударной группы. Потерь нет.

Эта разведывательная активность русских свидетельствует о предстоящем наступлении. Командование батальона задается вопросом, как молодые солдаты будут держаться при нагрузках крупного сражения. Для многих это будет первый серьезный бой.

3 января

Русская артиллерия обстреливает наши позиции. Очевидно, положение командного пункта батальона раскрыто. Тяжелые снаряды падают поблизости от нашего блиндажа. Сквозь бревна наката сыплется песок.

Командир приказал усилить ночные патрули в траншеях и стал проводить все ночи в проверках. Чтобы избежать неожиданностей, мы выслали разведывательные дозоры перед фронтом. При этом речь шла не о разведке позиций противника, а о контроле собственного предполья.

4 января

4.15. Раздался топот посыльного.

— Донесение из 3-й роты. Русские час назад захватили наш траншейный патруль. Фенрих и ефрейтор, очевидно, попали в плен. Выстрелов не было. Мы заметили их пропажу, только когда их должен был сменить другой патруль.