Этьен Жильсон - Избранное: Христианская философия

• Название: Избранное: Христианская философия
• Автор: Этьен Жильсон
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: Философия
• Год: 2004
• ISBN: 5-8243-0497-1

Этьен Жильсон (1884–1978) — один из виднейших религиозных философов современного Запада, ведущий представитель неотомизма. Среди обширного творческого наследия Жильсона существенное место занимают исследования по истории европейской философии, в которых скрупулезный анализ творчества мыслителей прошлого сочетается со служением томизму как величайшей философской доктрине христианства и с выяснением вклада св. Фомы в последующее движение европейской мысли. Интеллектуальную и духовную культуру «вечной философии» Жильсон стремится ввести в умственный обиход новейшего времени, демонстрируя ее при анализе животрепещущих вопросов современности. Опираясь на экзистенциальное прочтение томизма, Жильсон акцентирует мысль о свободе выбора, дарованной человеку, и предназначении его как продолжателя дела божественного Творения. В данный том вошли работы: «Учение Декарта о свободе и теология», «Бытие и сущность», «Бог и философия», а также ряд статей последователей и учеников Жильсона, посвященных его разностороннему творчеству.

---

Именно это учение составляет основание концепции суждения, развиваемой в «Четвертом размышлении». На первый взгляд может показаться, что мысль Декарта в данном вопросе находится в явном противоречии с мыслью св. Фомы. Принято считать, что Декарт первым указал на роль воли в суждении, тогда как св. Фома придерживался чисто интеллектуалистского понимания суждения, что можно подтвердить многочисленными текстами. Некоторые из историков восхваляют Декарта за это новшество[459], а другие порицают[460]. Мы же склонны скорее думать, что новшество не столь значительно, как обычно полагают, и что есть по меньшей мере два соображения, так или иначе умаляющие новизну картезианской концепции.

Прежде всего, надо заметить, что принципиальная модификация учения св. Фомы, осуществленная Декартом, состоит в изменении или даже, скорее, перемещении имени. Декарт распространяет на заблуждение то, что св. Фома говорит о грехе, и если под имя суждения, которое св. Фома называет «judicium», подвести все, что он называет словом «electio»[53*] и соответственно описывает, мы и получим общее описание суждения, как его рассматривает Декарт. Подобное распространение на заблуждение всего того, что св. Фома учил относительно греха, вполне объяснимо, потому что заблуждение и грех суть две разные стороны одной и той же проблемы. Проблема греха есть теологическая форма проблемы заблуждения, а проблема заблуждения есть философская форма проблемы греха. Неудивительно поэтому, что теолог св. Фома ставит в фокус своего исследования грех, а философ Декарт — заблуждение; это не значит, будто они не замечали, что эти две проблемы по существу совпадают.

В самом деле, св. Фома явно отмечает, что в основании многих наших ошибок лежат неведение и заблуждение. Случается, что, будучи введены в заблуждение ложным суждением, мы принимаем зло за добро и таким образом совершаем грех[461]. Моральное зло часто оказывается не чем иным, как заблуждением на пути к добру, и, более того, само заблуждение в своей сущности имеет ту же природу, что и грех. Действительно, если неведение и не является грехом, оно не является и заблуждением в собственном смысле слова. Неведение — это всего лишь отсутствие знания; заблуждение же есть нечто большее: оно состоит в том, что мы принимаем ложное за истинное. Заблуждение добавляет к простому неведению акт, ибо несведущий заблуждается лишь тогда, когда выносит суждение о том, чего он не знает, и поскольку, с другой стороны, грех состоит существенным образом в акте, нужно признать, что заблуждение имеет ту же природу, что и грех[462].

Если в рассуждениях св. Фомы мы обнаруживаем тенденцию к такому сближению заблуждения и морального зла, то не менее очевидно, что у Декарта отчетливо чувствуется противоположная тенденция — уподобления морального зла заблуждению. Если верить краткому обзору шести «Размышлений»[56*], Декарт и не думает о смешении этих двух проблем. Когда он в «Четвертом размышлении» говорит о заблуждении, связанном с различением истинного и ложного, он совсем не думает о грехе. В самом деле, ведь он — просто философ, использующий для открытия истины только естественный свет своего рассудка, а не теолог, занятый тем, что относится к вере или к нравственности человека[463]. Однако это лишь маскировка, а вовсе не выражение его действительных мыслей. Декарт просто принял таким образом меры предосторожности. Декарт добавил к краткому обзору данную осторожную оговорку, следуя советам Арно[58*], теолога, имевшего обостренную реакцию на вопрос благодати. В самом деле, Арно спрашивал: почему автор смешивает интеллектуальное и моральное заблуждение? Из-за этого он может много потерять, но ничего не приобретет. Его учение справедливо в том, что касается заблуждения, совершаемого при стремлении к истинному и ложному, однако ошибочно в том, что касается заблуждения, совершаемого при стремлении к добру и злу[464]. Их смешивать автору не нужно ввиду поставленных им самим целей и, более того, опасно, так как приведет к лишним возражениям[465].

Доводы Арно возымели действие. Он не зря взывал к осторожности Декарта, и при посредничестве Мерсенна Декарт удовлетворил требованиям Арно[466]. На самом же деле Декарт думал по-другому и никогда не собирался давать проблемам заблуждения и греха два разных решения, однако он изо всех сил стремился остаться в границах философии, так что боязнь вторгаться в щекотливые теологические вопросы была единственной причиной его сдержанности[467]. Но он сделал еще не все, что мог бы, и в самом тексте «Размышлений» осталось много оборотов, ускользнувших от внимания автора и опровергающих его скромные заявления из краткого обзора. То Декарт упоминает благодать рядом с естественным светом разума; то он говорит об изыскании «истины и блага», явно соединяя проблемы заблуждения и зла[468]; и все эти выражения показывают, что обе проблемы были неразрывно связаны и соединены в его представлениях. Наконец, как и сам св. Фома, Декарт считает не только, что одно и то же объяснение годится и для заблуждения, и для зла, но что, вообще, заблуждение есть зло; он совершенно уверен, что в этом пункте теологи с ним согласятся: грешат те, кто, не зная причины, выносит какое-то суждение[469].

Важно отметить это согласие, хотя в то же время не надо преувеличивать его значение. Тексты, в которых св. Фома рассматривает заблуждение как разновидность греха, слишком немногочисленны и незаметны, чтобы их можно было рассматривать как источник того расширения, которое осуществил Декарт в отношении схоластического учения о грехе. Тем не менее эти тексты имели в глазах Декарта реальное значение: они его прикрывали. Св. Фома учит, что заблуждение причастно природе греха; это позволяло Декарту представить себя как последователя указаний св. Фомы, когда он в свою очередь утверждал, что акт, которым мы совершаем ошибку, есть тот же самый акт, которым мы совершаем грех. Такой довод он использовал, как мы видели, в своих ответах на возражения.

Означает ли это, что Декарт просто заимствовал у схоластики уподобление заблуждения греху, и, соответственно, суждения — избранию (election)? Нет, не означает. Возможно, у св. Фомы мы найдем тексты, в которых отмечается роль воли в суждении, и, может быть, они ободрили Декарта в его следовании по избранному им пути. Но это всего лишь гипотеза. Не представляется правдоподобным, будто Декарт изучал текст «Суммы» Фомы настолько внимательно, чтобы заметить там эти короткие и беглые указания. Ведь он хорошо знал не подлинное учение св. Фомы со всеми нюансами, введенными в него этим теологом, но упрощенную схему, которую сохранило от него схоластическое преподавание. Согласно этой схеме, соответствующей, впрочем, главным направлениям мысли св. Фомы, прежде любого суждения идет размышление, дело разума. За размышлением следует сентенция (sentence) или суждение, производимое также разумом. Наконец, идет избирание, или согласие воли с суждением, вынесенным разумом. Вместе с суждением привносится возможность заблуждения, ответственность за которое ложится, таким образом, на разум. А вместе с избиранием входит возможность греха, ответственность за который ложится на волю. Таким было, по мнению современников Декарта, истинное учение, т. е. учение св. Фомы. Да и сам Декарт, вероятно, в течение долгого времени думал так же.

Декарт, по-видимому, распространил на проблему заблуждения схоластическое решение проблемы греха в силу требований и внутреннего порядка его собственной системы. Мы знаем, какова его специфическая точка зрения. Его интересует именно проблема заблуждения, но заблуждения, понимаемого как зло. Он хочет доказать, что Бог не приговорил нас безысходно к заблуждению и что, сотворив нас способными заблуждаться, он также наделил нас способностью избежать заблуждения, если мы твердо решим избегать его.

Однако такую проблему св. Фома не ставил. Он, разумеется, полагал, что заблуждение есть зло, но не считал, что присутствие именно этого зла в мире требует особого оправдания. С его точки зрения, чтобы избавить Бога от всякой ответственности за это, достаточно общих аргументов, которые, как мы видели, потом использовал и Декарт: необходимость неравенства творений и рассмотрение универсума с точки зрения целого, а не с точки зрения индивида или даже вида, достаточным образом оправдывают присутствие в мире зла вообще и заблуждения в частности. Но лучше всего заблуждение объясняется тем, что человек тварен, т. е. является существом конечным и ограниченным, ущербным, ибо извлеченным из ничто, и не способным поэтому ни в чем достичь совершенства; ни в познании, ни во всем остальном. Сказать, что человек подвержен заблуждениям, — все равно что сказать просто-напросто, что человек есть человек. У св. Фомы не вызывает никаких особых вопросов присутствие заблуждения в человеческой природе, и это вполне согласуется, впрочем, с его представлением о знании. Для него, как и вообще для философов-схоластов, человеческое знание вообще не достоверно, но только вероятно. Помимо математических знаний и истин Откровения, все остальное знание лишь вероятно, так что различные роды человеческого знания могут быть расположены согласно их возрастающей или убывающей вероятности[470]. Между абсолютной истиной и абсолютным заблуждением располагаются степени вероятности, содержащие в разных пропорциях истину и заблуждение, и в большинстве случаев это единственный вид знания, доступного человеку.