Андрей Сахаров - Степан Разин

• Название: Степан Разин
• Автор: Андрей Сахаров
• Издательство: «Молодая гвардия» МОСКВА 1987
• Жанр: Биографии и Мемуары

Донской атаман Степан Тимофеевич Разин стал любимым героем русского фольклора. Предания о нем живы во многих волжских городах, а песни про Разина до сих пор поются в народе — и о несчастной персидской княжне, которую он безжалостно бросает "в набежавшую волну" ("Из-за острова на стрежень…"), и о заветной разинской думе ("Есть на Волге утес…"). Чем же заслужил это человек, с именем которого связана одна из самых кровавых гражданских войн в истории России — казацко-крестьянское восстание 1670–1671 годов? Кем был он на самом деле? Удачливым атаманом, которому победы настолько вскружили голову, что позволили замахнуться на все Российское царство? Злодеем и бунтовщиком, кровавым убийцей, преданным анафеме Православной церковью? Или борцом за народное счастье, вождем Крестьянской войны, каким описывался Разин в трудах историков и писателей советского времени? Или же выразителем той неизбывной тяги народа к воле, к справедливой жизни, которая на деле оборачивалась кровопролитием и жесточайшими потрясениями российской государственности — что в семнадцатом, что в двадцатом столетиях?

Книга, написанная видным отечественным историком Андреем Николаевичем Сахаровым еще в советские годы, ярко и увлекательно, но вместе с тем точно и достоверно, при строгой опоре на источники, рассказывает о Разине и его последователях и о жизни России «бунташного» XVII века. Новое издание книги существенно дополнено автором.

---

А 25 октября приказал царь устроить смотр своим войскам в селе Семеновском. Вышли полки в Семеновское за час до рассвета и строились, а к девяти часам утра прибыл в карете на поле к своему государеву месту сам царь Алексей Михайлович, а за ним ехали бояре, окольничие, думные и ближние чиновные люди в цветном ратном платье и на добрых лошадях. Стояли полки и пушки, и реяли на ветру знамена, и застыли барабанщики наготове. И подъезжали полки один за другим, били челом великому государю и возвращались на свое место. Пригласили на смотр в тот день всех иноземных послов, посланников, гонцов, торговых людей и прочих, чтобы видели и знали мощь и славу российского воинства. Прошло перед царем 60 тысяч человек. И в тот же день писали жившие в Москве иноземцы об этом удивительном смотре в свои страны и восторгались стройством и силой государевых ратных людей.

А потом с каждой неделей умножалась радость в Кремлевском дворце и в патриарших палатах, в боярских домах и на дворянских подворьях, потому что одолевали царские воеводы государевых изменников всюду. Ничего уж тут не жалел умилившийся Алексей Михайлович — пи похвального слова, ни обещанья, ни золотых монет, ни соболей в награду слугам своим.

2 декабря послал царь сказать милостивое слово за великие победы князю Юрию Борятинскому и всем его ратным людям, спросить их о здоровье. Наказано было сказать посланному стольнику, чтобы «они б и впредь, видя к себе государскую милость, ему, великому государю, служили и с ворами бились мужественно со всякой храбростию, а служба их у великого государя забвенна не будет».

А через четыре дня отправил царь стольника Владимира Волконского к Юрию Долгорукому, с тем чтобы передать ему похвалу и высказать милости за победы над воровскими людьми в Курмыщском, Кадомском и Темниковском уездах. Снова обнадеживал царь воевод и всех ратных людей великими милостями и призывал против изменников и воров стоять храбро и мужественно. Похвальные статьи были посланы и другим государевым воеводам — Ивану Милославскому, Ивану Бутурлину, Степану Хрущеву. Всех их царь спрашивал о здоровье, за службу хвалил и всячески обнадеживал на великие милости.

Не прошло и месяца, как все, чем обнадеживал царь, стало сбываться. 2 января из Москвы посланы были награды полковым воеводам и ратным людям. И все в указе было расписано, кому и сколько чего полагалось: «Боярину и воеводе князю Юрию Алексеевичу золотой в 7 золотых. Окольничим и воеводам князю Юрию Никитичу Борятинскому, князю Костентину Осиповичу Щербатово по золотому ж по 4 золотых. Думным дворянам 2-м да воеводам по золотому по 3 золотых. Дьяку золотой в полдва золотых. Другому золотой одинокий». А далее шли стольники и стряпчие, дворяне и иноземцы, головы стрелецкие и сотники, жильцы и всякий мелкий чин. И каждому было воздано по чину: платили и по золотому, и полузолотому, и четверти золотому; всем же простым ратным людям приказал царь выдать по золотой деньге человеку.

В феврале месяце новые милости пролил великий государь на своих верных слуг: князь Юрий Борятинский был пожалован из окольничих в бояре, а сын дорогого друга и спасителя отечества Юрия Долгорукого Михаил Юрьевич и брат князя Дмитрий Алексеевич тоже возвышены были в бояре из комнатных стольников и окольничих.

Воевали еще Бутурлин под Тамбовом, расчищали пути по Волге Юрий и Данила Борятинские, стоял наизготове против новых возможных выходов с Дона Григорий Ромодановский, а князя Юрия Долгорукого со всем его полком отозвал царь в Москву, потому что в междуречье все стихло. Шел уже март 1671 года.

Торжественно, под колокольный звон, при большом стечении народа вступил в Москву князь Юрий. И снова везли за ним знамена и пушки, ехали конные дворяне и шли пешие ратники. А 19-го числа принял весь полк на радостях сам царь и пожаловал всех великой честью — своим столом.

Сидели за государевой трапезой сам князь Юрий, воеводы Щербатов, Хитрово, Леонтьев и другие воеводы помельче — Дмитриев, Мышецкий, Лихарев, Панин, а также стольники, стряпчие, дворяне, стрелецкие головы и полуголовы. Сидели за большим столом выше всех воеводы, а дальше — московских чинов люди, а остальных потчевали за малым столом. Ратных же людей и городовых кормили в Золотой и Меньшой палатах. Горели во дворце многие свечи, — ломились столы от ествы и питья, поднимались кубки за здоровье государя, царицы, благоверных царевичей, за славное российское воинство, одолевшее злейшего врага. Царю наливал вино стольник Борис Бутурлин, а за другими столами смотрели стольники Петр Шереметьев и Алексей Головин. А после стола пожаловал великий государь боярина и воеводу князя Долгорукого и его товарищей денежными придачами, шубами и кубками, а ратных людей — дворян новыми поместьями и денежными окладами. Получил князь Юрий соболью шубу под золотым бархатом, серебряный золоченый кубок, 140 рублей деньгами, а село Шкин в Коломенском уезде со 145 крестьянскими и бобыльскими дворами было пожаловано князю в вотчину.

Щербатов получил шубу же соболью под атласом, кубок и 60 рублей денег, Леонтьев — шубу ценою подешевле, кубок поменьше и 50 рублей. И всех других воевод жаловал великий государь, смотря по чину.

Всех нетчиков и тех, кто сбежал из полков и укрывался по домам своим, когда проливали верные слуги кровь за государя, жестоко покарал царь, велел половину их поместий и вотчин отписать на себя, а малопоместных и пустопоместных нетчиков приказал бить кнутом.

Праздновала, пила, звонила в колокола боярская, дворянская и купеческая Москва, кончилась великая война, пришла великая победа. А на Болотную площадь все привозили и привозили захваченных, допрошенных и пытаных Стенькиных товарищей и клали их на плаху, и четвертовали, и втыкали головы на высокие спицы, и смотрели они мертвыми глазами на радостную победившую столицу.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

Холодна и неприветлива Волга в октябре. Тяжелые, в сизых лохмотьях тучи низко идут над самой землей. Угрюмо чернеют отжившие за лето, иссеченные холодом берега. А ночью жгучая темень, свист ветра, всхлипы волн около прибившихся к берегам бревен, коряг…

Гребли, не останавливаясь ни на час. Менялись на веслах. Атамана положили на ковер, брошенный поверх еланей, другой ковер набросили сверху, укрыли Степана от дождя. Молча бросали весла в воду. Шли на Самару.

Разин лежал, прикрыв глаза, стиснув зубы. Вдруг заболели сильно все раны: горела нога, ныло плечо, кровь не переставала сочиться из раны на голове. Но хуже телесной была боль другая — душевная, оттого, что побили, прогнали его, как последнего пса, мясники, с которыми так лихо он управлялся ранее. Обида поднималась в сердце на этих суетных крестьян, на черемису, чувашу, мордву. Вырвались они на волю, и не было на них никакого удержу. Что хотели, то и делали: то рвались на приступы, то уходили шарпать своих вотчинников и помещиков, то приходили обратно. Плохо слушались приказов, а только смотрели на него преданными глазами и, как чуть серчал он, валились на колени: «Батюшка, не гневись».

«Эх, горемыки!» В который уже раз говорил Разин про себя эти слова. Дать бы им в руки ружья, да научить ружейному и пушечному бою, да стройству; при их-то злобе против помещиков, при их-то силе, ловкости, сметке великие ратные дела можно было делать! Нет, не смог, да и не успел он совершить всего этого. Бунтовали они лихо, с удалью, размахом, но больно уж переменчивы были, непостоянны, как дети малые. И не привыкли еще пользоваться своей силой. Где-то они сейчас, секут их теперь, наверное, дворяне, топят в Волге, рассчитываются за все свои страхи и невзгоды. Жалел уже их Степан, свое огромное неудачливое воинство. Казаки — это другое. Эти видели виды, и ничем-то их не удивишь. Вот и сейчас: действовали быстро и четко, и ни слова упрека не услыхал от них Степан. Главное, уйти, увести с собой атамана, а там видно будет. Да и что за беда, что побили их. Под Рештом или под первой Астраханью еще хуже было — чуть в плен все войско не похватали, да выкрутились. Выкрутимся и сейчас.

Ко второму дню пути отошел Степан от горестных дум, заговорил с казаками: «Ничего, робята, нам бы только перезимовать где, а весной снова придем к боярам в гости». Казаки думали так же. А Разин уже веселел снова, посматривал на своих товарищей.

Здесь же, на струге, решили, куда идти дальше. Хотели закрепить за собой поволжские города, снестись с Царицыном и Астраханью и пойти на Дон за подмогой, а по весне снова выйти на Волгу у Царицына. Надеялся Степан, что не хватит воеводам зимы, чтобы разметать все крестьянские отряды, разбить и Харитонова, и Осадова, и Мещерякова, и Ивановых Прокофия и Илью, Федора Сидорова и иных. А там поддержат со Слободской Украины. Нет, не просто еще взять всех его товарищей, еще не раз ожгутся на них воеводы, еще доберется он до главного мясника — Юрия Долгорукого.