Андрей Сахаров - Степан Разин

• Название: Степан Разин
• Автор: Андрей Сахаров
• Издательство: «Молодая гвардия» МОСКВА 1987
• Жанр: Биографии и Мемуары

Донской атаман Степан Тимофеевич Разин стал любимым героем русского фольклора. Предания о нем живы во многих волжских городах, а песни про Разина до сих пор поются в народе — и о несчастной персидской княжне, которую он безжалостно бросает "в набежавшую волну" ("Из-за острова на стрежень…"), и о заветной разинской думе ("Есть на Волге утес…"). Чем же заслужил это человек, с именем которого связана одна из самых кровавых гражданских войн в истории России — казацко-крестьянское восстание 1670–1671 годов? Кем был он на самом деле? Удачливым атаманом, которому победы настолько вскружили голову, что позволили замахнуться на все Российское царство? Злодеем и бунтовщиком, кровавым убийцей, преданным анафеме Православной церковью? Или борцом за народное счастье, вождем Крестьянской войны, каким описывался Разин в трудах историков и писателей советского времени? Или же выразителем той неизбывной тяги народа к воле, к справедливой жизни, которая на деле оборачивалась кровопролитием и жесточайшими потрясениями российской государственности — что в семнадцатом, что в двадцатом столетиях?

Книга, написанная видным отечественным историком Андреем Николаевичем Сахаровым еще в советские годы, ярко и увлекательно, но вместе с тем точно и достоверно, при строгой опоре на источники, рассказывает о Разине и его последователях и о жизни России «бунташного» XVII века. Новое издание книги существенно дополнено автором.

---

Летели струги к Самаре, и были уже в них прежние разинские товарищи — дерзкие, удачливые. И плыл с ними прежний Степан Разин хоть и израненный, но смелый и злой против государева воинства, их казацкий народный батька — с повелительным словом, дерзкой усмешкой, грозным взглядом, а то с ласковой шуткой, ободрением — их добрый товарищ и заступник.

Смутно приняла Разина Самара. Не ждала здешняя голутва увидеть своего батьку в таком обличий. Он вышел из струга, сильно хромая, с палкой в руке, с перевязанной головой. Не было уже с ним огромного шумящего войска, а сидело в немногих стругах лишь несколько десятков человек, и были с ними всего две небольшие медные пушечки. И сразу воспрянули лучшие и прожиточные самарские жители, боярские последыши, стали увещевать горожан, чтобы заперли они Самару, распустили круг да били челом государю, принесли свои вины. Стращали они чернь Разиным, говорили, что нет-де с ним теперь войска, разбит он и изранен, и бежит, словно пес. И зашатались в ту пору многие самарцы. Виделся им приход вслед за Разиным государевых ратных людей, сыск, пытка, кнут, виселицы. И каждый начинал считать свои грехи, вспоминать свои вины. Но были и другие — дерзкие и речистые. Говорили, что все равно: пропадут, но не поклонятся они воеводам, а будут сидеть в городе до последнего, а Разин есть их прирожденный заступник и отец и с ним умрут они против государевых изменников. Раскололась Самара.

В другое бы время созвал Степан в городе круг, вывел бы на него боярских приспешников, показал, кто есть истинные народные враги, довел бы их до раската или до воды, всколыхнул бы всю чернь. Но это все оставлял Степан на потом, а теперь нужно было полниться заново людьми и уходить, уходить на зимовку ближе к Дону; в Самаре не отсидишься и новых людей не наберешь.

Поковылял Степан по берегу, мигнул казакам, и те прошли по посаду, пошарпали богатеев, взяли в струги ествы, вина. Но не удержался все-таки Разин, напоследок пристращал самарцев, крикнул, что воротится весной и если не будут они жить в мире и справедливости и станут боярам потрафлять, то пусть пеняют на себя, пощады от него не будет.

Сели казаки в струги и отчалили от берега, оставив Самару в страхе и удивлении.

Невдалеке от Самары, близ Соснового острова в Тихих водах, остановился Разин. Здесь неподалеку, по сказкам перешедших к нему самарцев, кочевали калмыки. Может, остановиться здесь, позвать их с собой, уйти с ними степью под города Симбирской черты и там собрать снова вокруг себя все распавшееся по лесам войско?

Несколько дней ждал Разин в Тихих водах своих гонцов. Те вернулись и подтвердили: калмыки недалеко; его, Разина, они помнят и любят, но вверх с ним не пойдут, потому что близится зима и не прокомят они в зимнем походе своих коней.

Не задержался Разин и в Саратове. Лишь передохнул немного, взял отсюда новые запасы, увел с собой на низ больше сотни саратовцев. К Царицыну подошел он уже на нескольких десятках стругов и лодок, и вел он с собой не одну сотню людей.

Вот наконец и Царицын, его кровный город. Здесь не было никакой шатости. И хоть ушли прежние люди и атаманы оттуда, но много оставалось и его товарищей. Пришел сюда посидеть его старый товарищ Федя Шелудяк. Как и прежде, стояли вокруг города сторожи, и никто — ни пеший, ни конный человек, ни струг, ни насад — не мог пройти незамеченным мимо Царицына. А между городом и Доном, Пятиизбенным городком и дальше — Кагальником стояли его, разинские, заставы и пропускали в Царицын и на Дон лишь донских казаков или торговцев с разными товарами и припасами, которые были надобны казакам.

Несколько недель прожил Разин в Царицыне. Обмогся. Залечил раны. Отъелся. Не спешил он уходить из города. Хорошо здесь было. На сотни верст кругом не виделось и не слышалось царских воевод, никто не грозил Царицыну.

Тепло было в доме, от янтарных рубленых стен пахло смоляным духом, в углу мирно горела перед образами лампада, а за окном колыхался ветер, дрожали мелкой дрожью костлявые черные деревья, мельтешил снег.

Степан сидел в расстегнутой рубахе, говорил дьячку, что писать и куда. Скрипело гусиное перо по бумаге, весело гудел огонь в печке, постреливали горящие дрова, старался дьячок, потел от усилий. Писал письма Разин в Астрахань своему товарищу, живому тогда Василию Усу, просил прислать в Царицын татар и ратных людей астраханцев. Обещал татарам пойти к Острогожску, взять город опять за себя. Писал письма и на север, в леса к своим атаманам, просил идти к нему на Царицын или на Дон в верховые городки для новой весны.

Проходили дни, крепчала зима, но не было вестей с севера. Изредка доходили до Царицына с Дона слухи, что рубят повсюду воеводы крестьян. А потом узнали в городе точно, что сбил всех казаков Ромодановский и со Слободской Украины и бегут они в разные стороны разными дорогами. Фрол ушел в Паншин городок, Леско Черкашенин бежал на Самару. Не было писем ни от Харитонова, ни от Осипова, ни от других атаманов. Из Астрахани ответили жидко: прислали в присылку полусотню казаков, а татары в снег идти на Дон отказались. Писал Ус, что в Астрахани неспокойно, ждут они государевых ратных людей, готовятся к сидению, а если доживут до весны, то тогда уже сами пойдут к Разину на Царицын.

Шли дни, и нечего было делать Разину более в Царицыне, только время тянуть. В конце ноября поднялся Степан в путь. В городе он оставил для укрепления пятьсот человек, что пришли с ним от Симбирска, Самары и Саратова, а с собой увел всего сотню, да и зачем ему были нужны на Дону люди — Дон сам полон людьми, шел Степан в Кагальников городок, где жила его жена, были товарищи, куда перешел Фрол. А царицынцам Степан наказал беречь город и никого к Царицыну не подпускать, кроме донских казаков, а около Царицына и близ Пятиизбенного городка на Дону поставил Разин новые крепкие караулы для береженья путей между Царицыном и Доном и приказал: «С Царицына на Дон, опричь донских казаков, никаких людей не пропущать, а как пойдут и их… побивать до смерти».

Брался снова за дело Разин крепко и основательно с самой зимы. Поднимет он опять свой Дон, соберет казачье войско, приберет к себе царицынцев, астраханцев и вновь выйдет весной на Волгу, полетят вдоль зеленых и веселых волжских берегов его легкие струги, пойдет по берегу казацкая конница, двинется он в незамиренные поволжские уезды, ударит по Симбирской черте.

Еще утопал в снегах Кагальницкий городок, а все мысли Степана уже рвались к далекой весне, к походу, к будущим боям.

В родном доме он провел каких-нибудь несколько дней, даже не взглянул на свою долю дувана, что переправили казаки из Царицына в городок, сразу же завертелся в хлопотах. Встретился с Фролом, наскоро обнялся, расспросил о делах, посетовал, что вяло воевал Фрол под Коротояком, но и согласился, что с несколькими сотнями нельзя было пройти Белгородскую черту, где стоял полк Ромодановского.

И сразу же послал Фрола с полусотней в Царицын, пусть сидит там, блюдет город, чтобы не разбрелись царицынцы на зиму кто куда.

Но уже к исходу первой недели понял Степан, что не тот стал Дон за последние два года. Много еще было здесь голодной голутвы, беглых крестьян, но народ все был свежий, глупый, неопытный. Все лучшие люди, знающие ратное дело, ушли с ним, сгибли в боях: кто в Персии, кто на Волге, кто по Симбирской черте. Не было с ним и атаманов. Ус сидит далеко в Астрахани, Харитонов зарылся в тамбовских лесах, Осипова, говорят, застрелили домовитые казаки, когда он, разгромленный Долгоруким, пробирался тайно под Царицын. Леско толчется где-то на Самаре. Да и другие — одни повешены, иные посажены на кол, четвертованы или бредут культяпые по дорогам, просят христа ради.

За это время укрепился в Черкасске Корнило Яковлев с домовитыми казаками. Узнал Разин, что всю осень сносился Корнило грамотами с Москвой, получал оттуда письма великого государя с увещеваниями и прощением всех вин: рассказывали казаки, что собирал Корнило в Черкасске круг, читал на нем царские грамоты и говорил казакам, что все казаки — люди веры христианской, а ныне-де они от соборной и апостольской церкви отступили, и пора им всем покаяться, дурость свою отложить и служить великому государю по-прежнему. На каждом кругу говорил об этом Корнило со слезами и увещевал и просил отпустить станицу в Москву бить челом государю. Но крепки были еще и разинские товарищи, выступали в круг, грозили посадить в воду изменников их казацкому делу и сделали бы так, если бы домовитые не поднялись и не взяли под защиту Корнилу. Посылал Корнило тайно своих людей на север, извещал, что ведет на Дону за собой разинских товарищей старый Стенышн друг Якушка Гаврилов, что идут казаки Леско Черкашенин, Фролка Минаев и Фролка Разин под Царев-Борисов, Коротояк, Маяцк и чтобы жили воеводы с береженьем.

К декабрю, когда сгинули казаки под Острогожском и Маяцком, совсем осмелел Корнило. К тому же донесли ему, что пришел Стенька на Дон всего лишь с сотней казаков и только-только начинает прибирать людей на новый бунт.