Николай Поночевский - Искатель. 1977. Выпуск №6

• Название: Искатель. 1977. Выпуск №6
• Автор: Николай Поночевский
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1977

На I–IV стр. обложки — рисунок Г. НОВОЖИЛОВА.

На II стр. обложки — рисунок Ю. МАКАРОВА к роману Ю. Тупицына «Старт».

На III стр. обложки — рисунок Г. ФИЛИППОВСКОГО к повести Рудольфе Переса ВАЛЕРО «Не время для церемоний».

---

— А на что это ему? — недоверчиво спросил Илья.

— Ропот — авантюрист, мечтающий создать свою республику. Он из тех людей, которые не хотят быть вровень со всеми. Ему власть подавай, какой бы крови народу она ни стоила…

— Ты меня не провожай, — говорил Волох полчаса спустя, когда Горбунов и Федька вышли. — Я сейчас к разведчикам, одежонку подобрать. Давай здесь простимся…

Шапошников неуклюже обнял друга. С минуту они постояли молча.

— Может, не пойдешь? — дрогнувшим голосом спросил Семен. — Чай, Горбунов и без тебя узнает, в Глинной банда или нет…

— Мог бы не пойти, если бы не одно обстоятельство. Понимаешь, Семен, тянет меня туда. Бывает ведь с человеком такое, когда знаешь, что опасно, а отказаться не можешь. Какая-то сила тянет, будто лягушку в пасть ужа. У меня такое предчувствие… Да нет, не плохое… А в общем-то я сам в нем не разберусь.

Шапошников безнадежно вздохнул.

— Хоть сегодня на прощанье скажи: сколько тебе лет?

— Двадцать семь, — ответил Волох, смущенно почесав затылок.

— Молодой ты, комиссар! Я думал, тебе за тридцать…

— Время сейчас молодое. Ну прощай.

— Прощай, — пробормотал Шапошников уже вслед вышедшему комиссару.

Илья ждал его на ступеньках с коробом на плечах. Из-под веранды доносился голос Федьки, выпускавшего хозяйку из заточения:

— Поторапливайся, а то опять запру.

— Федор, — негромко позвал Волох.

— Иду!

Когда проходили мимо коновязи, Федька поотстал.

— Степка, — тихо позвал он.

Из-под лошадиной морды высунулась всклокоченная голова ездового, расположившегося на отдых в яслях.

— Что надо? Это ты, Федька?

— Я. Подь сюда.

Степка проворно вынырнул из-под брюха лошади.

— Ловкач! — похвалил его Федька.

— Это что. Я могу на скаку в седле кабардинку сплясать! Хочешь, завтра покажу?

— Это ты комэску покажешь. Будешь у него вместо меня. Беги, он вызывает.

— А как же ты? — испугался Степка.

— Я комиссара в полк сопровождать должен, — скучающим тоном пояснил Федька.

Он и не предполагал, что уже больше никогда не вернется к привычным обязанностям ординарца командира эскадрона. Заменивший его с сего часа Степка, прежде чем идти к командиру, поднял нос к звездам, словно собирался проверить, не пропала ли какая, широко зевнул и задал себе глубокомысленный философский вопрос:

— И почему это звезды без луны бывают, а вот луна без звезд не бывает? И на что эти звезды? Проку от них нет, а от луны хоть свет…

Тишина. Глубокая ночь. Завернутые в тряпье копыта четырех коней приглушенно приминают пожухлые травы. Сверкают из-под кустарников и из оврагов волчьи глаза, словно вопрошая: не добыча ли заглянула в их владения?

Тоненький серпик месяца неотлучно следовал за группой, беспокоя Горбунова, не любившего ночные «прогулки» при иконном, как он выражался, освещении. Луна да звезды, по его глубочайшему убеждению, нужны для мечтателей, но не для разведчиков. Сейчас они светят для таких, как вон Федька: думает небось о скамеечке и грудастой дурочке под боком…

Сам Илья старался не смотреть на звезды. Он старый разведчик — не по возрасту, конечно, — ему двадцать шесть, — а по шести годам, проведенным в конных и пеших походах по тылам противника. Свидетельство тому три Георгиевских креста, четыре медали и серебряный портсигар, подаренный генералом Алексеевым после знаменитого выхода из австро-германского окружения… Горбунов вслушивался в ночную тишину, с привычной быстротой осматривал местность. Вместо теплой лунной ночи перед ним мельтешили хлопья медленно оседающего снега. По белым улицам незнакомой станицы брел восьмилетний мальчишка в тяжелом отцовском тулупе, а прямо перед ним стояло сухое лицо деда Григория со жгучими немигающими глазами…

Четвертый спутник, бородатый станичник из Ярославской, которого Горбунов выбрал из числа своих разведчиков за спокойный, ровный характер, думал о своем доме. Когда несколько дней тому назад эскадрон, преследуя банду, на несколько часов заскочил в станицу, раскинувшуюся на левом берегу почти высохшей речки, он успел повидаться с семьей. Узнав, что сын за красных, старый отец не выразил ни удивления, ни радости; степенно поцеловал сына, перекрестил его и рассудительно заключил: «За кого господь бог наставил, за того и воюй честно».

Сергей Волох тоже был занят воспоминаниями. Он никогда не имел семьи и с тех пор, как себя помнит, был предоставлен самому себе. Жизнь сталкивала его с разными людьми, каждый из которых вольно или невольно оказывал воздействие на формирование его характера и мировоззрения. И если дурные воздействия не взяли верх, то лишь благодаря благотворному влиянию старой баронессы Штенгель, обучавшей мальчонку немецкому языку, а заодно знакомившей его с историей, философией, искусством. Барон Штенгель был одним из богатейших людей. Его усадьба и винокуренный и галетный заводы находились в двенадцати верстах от станции Кубанка. От усадьбы веером расходились обсаженные тополями хорошо укатанные дороги к шестнадцати хуторам барона, где трудилось много обладателей «волчьих билетов». Предприимчивый и расчетливый хозяин не терпел бездельников, и вскоре Сергею, внуку сторожа, пришлось разъезжать по хуторам, выполняя различные мелкие поручения хозяина. Там-то, в хуторах, и познакомился он с бывшими политзаключенными. Подружился со многими и стал их постоянным связным.

Когда Сергею было пятнадцать лет, он впервые надел на плечи короб и начал так полюбившуюся ему жизнь разносчика нелегальной литературы под видом безобидного торговца мелким товаром.

Иногда и ночью он тихо напевал свою «Коробушку», которую так любили слушать в станицах и хуторах и благодаря которой торговля у него всегда шла успешно.

Знает только ночь глубокая,
Как поладили они…

…А они впервые поладили в ржаном овине, что стоял среди прочих таких же на земельном наделе ее отца и брата. Однажды ночью на сеновале она любовалась вот такими же яркими звездами и недоумевала: зачем бог создал их такое множество? Тогда он полушутя, полусерьезно рассказал ей о строении солнечной системы.

— Будет врать-то, Сережка! — не поверила она. — Где ж бог тогда там живет и куда души покойников деваются?

— А их по планетам расселяют, — не задумываясь, ответил он. — Военных на Марс отправляют, купцов — на Меркурий, крестьян на Сатурн, моряков да рыбаков — на Нептун. Сам бог живет на Луне, чтоб Землю получше видеть. Все святые, угодники и ангелы-адъютанты около него отираются.

Она не приняла шутки, спросила о том, что ее в тот момент волновало:

— А куда ж мы попадем? Ты купец, а я казачка. Выходит, мне на Марсу, а тебе на Меку… Меркурий?!

— Нет… мы влюбленные, а все влюбленные попадают на Венеру, звезду любви.

— Правда? — с неподдельной искренностью обрадовалась она.

…Когда же это было? Ах да! Летом шестнадцатого года… А осенью мы виделись последний раз…

Волох отчетливо помнил ту встречу. Его уже давно разыскивали жандармы. Знали, что он непременно придет в Воронежскую, и ждали, чтобы схватить, проверяя каждую подводу из Екатеринодара, ощупывая взглядом мало-мальски похожих на него людей. Подъезжая тогда на попутной подводе к церкви, где стояли жандармы, он почуял неладное, бросился бежать к реке через огороды. Сам того не замечая, вскочил в их сад и носом к носу столкнулся с ней. Как она обрадовалась встрече! Но его мысли были заняты другим, он не в состоянии был думать ни о чем, кроме своего спасения. Она целовала его, не стесняясь застывшей неподалеку с лопатой в руке матери, скорбно смотревшей на них, что-то говорила, прикладывая его руку к своему животу. А он… Он не слышал ни единого слова. Бросил у ее ног мешавший бежать короб и удрал…

— Стоп! — тихо скомандовал комиссар, осаживая коня и подняв вверх руку.

Все остановились, спешились. Ночь уходила, и хотя до рассвета оставалось около часа, стало заметно светлее. Метрах в ста от места остановки можно было различить густые заросли кустарника.

— Там, — Волох махнул рукой в сторону, — небольшая балка и родничок. Для лошадей место удобное. До станицы километров десять. Идите прямо, но не напоритесь на конный дозор… Впрочем, тебя, Горбунов, учить не надо. Ну а я — туда, — он кивнул налево. — Пока! Топайте…

Илья и Федька быстро стреножили коней и, не говоря ни слова, скрылись в балке.

— Тебе все ясно? — спросил Волох бородача.

— Так точно, товарищ комиссар!

— Тише… Жди нас два дня. Не придем — уезжай…

Сергей взвалил на плечи короб и неторопливо пошел навстречу занимавшемуся рассвету…

До станицы оставалось версты две, когда Волох увидел двоих вооруженных всадников. Они стояли в тени тополей у обочины дороги и спокойно дожидались пешехода. Один из них, молодой безусый паренек без рубахи, в синих бриджах, сидел в седле на тонконогом терском жеребце, небрежно закинув на луку седла правую ногу; на лоснящейся от пота груди его перекрещивались тонкие ремни шашки и кобуры нагана, поперек седла, под ногой, виднелась новенькая французская винтовка. Другой был уже стар, кряжист и не позволял себе поблажек: одет полностью, под ним пегая невысокая кобыла («в бою на ней хорошо», — отметил Сергей) стояла спокойно, вооружен как молодой, лишь винтовка старая. Он внимательно разглядывал приближающегося коробейника.