Анатолий Ириновский - Жребий

• Название: Жребий
• Автор: Анатолий Ириновский
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Что есть Зло, а что есть Добро? Можно ли их поменять местами? Какова причастность на земле к этим явлениям Бога, Сатаны и человека? Как возникло человечество согласно постулатам христианской концепции? Что такое тоталитаризм? Все эти вопросы и составляют содержание романа "Жребий". Почему "Жребий"? Потому, что детям, родившемся накануне войны, выпала вот такая судьба. Произведение имеет подзаголовок: фантасмагороический роман о Боге, Сатане и человеке. Сюжетно в нем идет речь о несостоявшейся сделке между Сатаной и человеком. Сатана предлагает перестроить Вселенную, сделав жизнь человека бессмертной. Но чтобы Вселенную перестроить, нужны усилия всех людей. Сатана нуждается в талантливом помощнике, который бы довел до сознания людей несовершенство существующего мира и суть замышляемого. На самом же деле благие намерения Сатаны являются лишь камуфляжем его страстного желания захватить трон Божий. Параллельно мифологической линии в романе дан реалистический ряд, где захват всемирной власти, аналогичный идеям Сатаны, исповедуют защитники тоталитарной системы. Тоталитаризм в той или иной форме был и остается трагедией многих поколений. Он наднационален и присущ разным формациям. Поэтому тема романа есть, по сути, темой изображения вечной борьбы Добра и Зла. Эта оппозиция, развернутая в рамках отношений между Богом, Сатаной и людьми, оказывается для героев романа судьбоносной. Обе линии — и мифологическая, и реалистическая — естественно переплетаются, и обе несут в себе "и жизнь, и слезы, и любовь". В романе частично использованы принципы построения, характерные для детективного жанра. Он динамичен, диалогичен, легко читается, несмотря на свою философскую подоплеку. Может быть инсценирован. Роман адресован широкому кругу читателей, написан на русском языке с элементами вкраплений просторечий и арго.

---

Тело его затекло, он дремал, свернувшись калачиком, и проснулся как-то мгно-венно, с совершенно ясным сознанием, где он и что с ним происходит. Он в Рощинске, в привокзальном сквере.

Обычно, когда он просыпался в квартире Захаровны, его первым действием было осознание своего "я": он есть, существует. И он долго смотрел на свет, падающий из окна комнаты, прислушивался к себе, пока наконец осознание не растекалось по всему телу: есть, есть, есть… А иногда мысль как будто отделялась от его плоти, мир фиксировала отстраненно. Лежал в своей комнате он, лежали миллионы таких же думателей до него, из поколения в поколение — просыпались, бежали, тщились, думали, умирали, не в со-стоянии преодолеть автоматизма существования, а мир оставался прежним, жестоким — на Нетудыхина надвигалось глухое и давящее чувство бессмысленности и ужаса челове-ческой жизни. Он быстро поднимался, не давая этим мыслям завладеть им, шел умывать-ся, перехватывал что-нибудь на кухне, бежал в школу. И все это без малейшего интерва-ла во времени, торопясь и заботясь только об одном: не думать, быть занятым, безраз-лично чем. Это помогало: болезненное состояние постепенно рассасывалось.

Попрохладнело. Начинался рассвет. Надо было из сквера уходить. Впереди пред-стоял пустой день — день мучительный, бесконечный, похожий на день привязанного к койке больного.

Он пересек площадь и поплелся без цели по Рощинску. Ничего уже его больше не интересовало. Одного он только желал, чтобы скорее наступило время прихода поезда.

Добредя до местного стадиона, он свернул в его разинутый вход. Тут когда-то па-цаном он присутствовал на матчах команд районного значения. Радовался, негодовал, сокрушался — смешно. И даже грустно.

Из-за горизонта, над футбольным полем, выкатывался пылающий диск солнца. Нетудыхин понаблюдал немного — двинулся дальше, к Тамре, протекающей недалеко от стадиона. Пришла в голову мысль: как потеплеет, можно будет искупаться. Принять, так сказать, омовение перед новым поворотом в своей жизни. Жизни без Коки, без иллюзор-ных воспоминаний о друзьях детства.

Он спустился вниз к реке. Вдруг он увидел, на том берегу, удаляющуюся знако-мую фигуру. Галерный раб Лев Радионович Воропаев, повинуясь страсти, шел на рыбал-ку со своим верным другом Бобом. А ведь утверждал же, что рыба по жаре мордуется и клева нет. Надежда оказывалась выше всех соображений и опыта.

Всплеснулась на реке рыбина. Игриво высоко выпрыгнула и шлепнулась на бок. У Нетудыхина даже сердце екнуло.

А может, у Воропаева есть все-таки основания для надежды? Нельзя же требовать от человека строгого подчинения одной логике. Человек замешан на прахе, противоречи-вом по своему составу. Утверждая одно, он поступает вопреки своим утверждениям. Но свобода — вещь действительно сволочная. Вчера она приветственно помахивала Нету-дыхину рукой, сегодня — скрутила ему фигуру из трех пальцев.

Просидев довольно долго на берегу Тамры, он не искупался, а разделся до пояса и ополоснулся ранней утренней водицей. На душе похорошело. Рощинцы уже ринулись на работу — утреннее колесо жизни, набирая скорость, завертелось. Нетудыхин поднялся на мост и опять побрел по городу без всякой цели и направления.

Потеря Коки была для него ошарашивающей. Он никак не мог примириться с фактом, что отныне ее у него уже больше не будет. В этой любви ему отказано, пусть до-вольствуется Наташкой.

Он мысленно сравнил их друг с другом: Кока шла с ним рядом, Наталья Сергеев-на — где-то там, за ним, молча и безропотно. Он попробовал переместить Наталью Сер-геевну налево от себя. Но она в этом пространстве не представлялась, и здесь, естествен-но и самоправно, располагалась Кока.

Так рассуждая, он продолжал петлять по городу, пока наконец не обнаружил себя у церкви. Безумная мысль пришла ему в голову: зайти, помолиться! Просить защиты, ус-покоения. Ведь должен же Он в конце концов существовать!

Приоткрытая входная дверь магнитом притягивала его к себе. Жгучей волной ко-лыхнулось у него что-то внутри. Он решился: "Помолюсь!"

Тихо. Прохладно. Мало света. В храме нет людей. Ни служилых, ни молящихся. Странно.

Он прошел к иконостасу и попытался настроиться на молитву. Не получалось. Единственная молитва, которую он знал, была "Отче наш". Но повторять заученные сло-ва казалось ему бессмысленным.

Он стал говорить о навязчивом преследовании его Сатаной, об отвращении Зла. Чем же он так провинился у Творца? За что ему ниспосланы эти терзания?

Молитва слагалась сама, и его уже ничто не смущало. Он молился горячо и ис-кренне и выложил все, что накипело у него на душе. Под конец, в состоянии этого рели-гиозного пароксизма, совершая поклоны перед иконостасом, он стал истово креститься.

Чья-то рука коснулась его плеча — зачем? И голос произнес:

— Да услышит Господь ваши слова! Ибо сказано в Писании, что всякий прося-щий у Него получает и ищущий находит, а стучащему отворят.

Нетудыхин понял: он вернулся в реальный мир.

Он поднял голову и увидел лицо человека, которому принадлежал голос: больше-лобое, с холеной, тщательно ухоженной бородой.

— Меня преследует Сатана, — сказал Нетудыхин.

— А вы молитесь. Я слышу, что сердце ваше исстрадалось по любви Божьей, а нужна она вам, как воздух, и вы уже у порога ее. Спасение ваше в вере и терпении. Кто не терпел, кто не страдал, тому и не воздастся. Бог ваш на небе. Не ищите Его на земле. И не верьте никаким сатанинским заверениям. Они лживы.

— Но меня хотят объявить сумасшедшим! — сказал Нетудыхин.

— Кто же этого так жаждет? — спросил служитель.

— КГБ! — ответил Нетудыхин.

Священнослужитель вздрогнул, погладил бороду. В шикарной его бороде не было ничего божественного. Она была под Бога, но не для Бога.

Нетудыхин почти увидел, как этот человек, пахнущий тонким одеколоном и испо-ведующий христианство заученными речениями, прежде чем выйти к прихожанам, долго просиживает у туалетного столика. Но он так же, как и Нетудыхин, боится КГБ. И в Бога не верит, нет. Верил бы — не боялся. Бог для него, вероятно, профессиональный долг. А может, — такой себе просто интеллектуальный пасьянсчик.

Нетудыхин внутренне содрогнулся. Господи, это же совершенная глупость, что он пришел сюда искать веру! Нет ее здесь. Ее подменили лицемерием еще во времена Хри-ста.

Нетудыхин почувствовал, что он, как одинокая птица, бьется в сетях лживого времени: все прогнило, веру подменили лицемерием, творящий должен забыть об исти-не.

Осмотревшись вокруг, он вдруг с жутью осознал: да это же церковь, современная церковь! Без колоколов, без Бога.

Почти с брезгливостью он снял с плеча руку священника.

— Простите, — сказал он. — Простите.

Его колотил озноб.

— Куда вы? — спросил священник.

Но Нетудыхин уже не слышал его. Опрометью он выбежал на паперть и, не огля-дываясь, стремительно понесся вдоль церковной ограды.

— Дебил! Идиот! — говорил он себе. — Кому ты решил вверить свою душу? Этим ловцам человеков? Но они же сами погрязли во лжи и грехах своих земных! — И все еще ощущал на плече руку служителя, и судорожно вздрагивал.

За углом ограды чуть не сбил кого-то с ног. Но не извинился. И петлял в лабирин-те улочек и переулков, и спешил, не зная куда и зачем.

На самой окраине города столкнулся со свадебным маскарадом. Подвыпившие ряженые нахально затащили его в свою компанию. Они приплясывали, хохотали, коме-дианствовали вокруг него. Эх, ты жисть моя жестянка!.. Нетудыхин еле вырвался от них.

И опять заторопился — туда, подальше от людей, от церкви, за город, на просто-ры лугов и небес, возможно, — к Богу.

В середине дня он не выдержал и позвонил ей на работу. Трубку подняли сразу.

— Что же ты натворила? — спросил он сходу. — Ты хоть понимаешь, куда ведет эта дорожка?

На той стороне не отвечали, дышали прерывисто. Потом сказали:

— Тима, я скоро заканчиваю и жду тебя дома. Это не телефонный разговор.

— Мне там нечего делать. Я звоню, чтобы уточнить у тебя только один вопрос: в чьем ведении находится психбольница Рощинска? — Молчание. — Ты меня слышишь?

— Да.

— Так в чьем же?

— В ведении Министерства общественного порядка. Или МВД. Я точно не знаю.

— И Сева там работает?

— Да. У нас он — по совместительству.

— Прекрасно! Но как же ты могла додуматься до этого, Кока? Неужели ты меня воспринимала таким лопухом? Или уж в самом деле я казался тебе сумасшедшим? Ты же предала меня!

— Тима, я тебе все объясню. Сева приличный специалист и порядочный человек. Если хочешь знать, если уж на то пошло, он сказал, что ты сумасшедший не более, чем все творческие люди. Это его мнение. И я лично ему верю.

— И поверила в Сатану? Или, по крайней мере, в Бога?

— Нет.

— Зря, чему-то надо верить. Тогда диагноз Севы ошибочен. — Помолчал. — Авантюрист он, не стыдящийся ставить диагноз человеку за несколько часов поверхно-стного наблюдения. А о Гоголе зачем он спровоцировал разговор? Чтобы выяснить мое отношение к его сумасшествию? Гоголь не был сумасшедшим. Он был больным челове-ком, но не на столько, чтобы не понять, что Россия — гроб-страна. Можешь передать ему мое мнение. Ладно, будь! Спасибо тебе за урок. Я сегодня уезжаю. Больше мы не уви-димся. Всех тебе благ и удачи в жизни!