Игорь Болгарин - Седьмой круг ада

• Название: Седьмой круг ада
• Автор: Игорь Болгарин
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-4296-4

Роман «Седьмой круг ада» повествует о новых приключениях любимого многими читателями и телезрителями Павла Кольцова, героя знаменитого телесериала «Адъютант его превосходительства». В романе вы вновь встретитесь с капитаном Кольцовым – узником крепости, заключенным в камеру смертников. Полыхает над Россией беспощадная Гражданская война, но друзья не оставляют попыток спасти отважного разведчика.

---

– Да вот же! Вон, в кулаке зажал!..

– Бей!.. – Большие руки – холеные и грубые, с кольцами и без – тянулись к Юре, к его лицу, к волосам.

Юра в безнадежном испуге закрыл глаза: спасения не было… И вдруг среди всего этого хаоса он услышал странно знакомый, с легкой хрипотцой голос:

– А ну, посторонись!

Юра открыл глаза и увидел… Красильникова! Да-да, это был он, Семен Алексеевич! Раздвигая озверевшую толпу, предупреждая строгим взглядом: молчи! – он шел ему на выручку.

– Ага, друг ситцевый, попался? Ну-ка, топай за мной!

Все это было похоже на страшный, с удивительным концом сон. Не понимая, откуда здесь взялся Красильников, завороженно глядя на него, Юра увидел вдруг в глазах Семена Алексеевича озорные искорки.

– Пойдем! – еще раз сказал Юре Красильников. – Кошелек ваш, мадам? Получите свое добро. И вдругорядь получше за ним присматривайте. А вы, граждане, расходитесь – концерт окончен.

– Это как же! – дернулся к нему высокий мордатый парень. – Да я его, мазурика…

– Но-но! – выдвинул навстречу крепкое плечо Семен Алексеевич. – Без тебя разберемся! Или ты тоже хочешь? Тогда пойдем! Заодно выясним, что ты за птица!

Мордатый попятился. Да и другие, даже самые озверевшие, жаждущие крови, мгновенно утратив интерес к происходящему, начали расходиться. Когда барахолка осталась за спиной, Семен Алексеевич, укоризненно поглядывая на Юру, спросил:

– Что же ты, парень? Такого я от тебя, век мне моря не видать, не ожидал. И давно ты это приноровился?

– Я не крал, – произнес шепотом Юра. Слезы подступали к самому горлу, но он сдержался. – Я выручал товарища. Он хотел выручить меня, а получилось…

– Что получилось, я видел, – вздохнул Семен Алексеевич. – А насчет взаимовыручки – мудрено. Так что давай обо всем по порядку крой: как ты здесь оказался, где Иван Платонович, ну и дальше в таком духе. Вплоть до барахолки!

Юра торопливо, давясь словами, рассказывал, как умер Иван Платонович и что было потом. Красильников, темнея лицом, слушал. Когда Юра умолк, притянул его к себе, хрипло произнес:

– Дела… А как же мы Наташе о таком горе скажем?

– Не знаю. Надо придумать что-то…

– То-то и оно… У ней ведь, как и у тебя, ни одной больше родной души на всем белом свете!

– А мы? – пробормотал Юра. – И вы, и я, и Павел Андреевич…

– Это верно. Да только отца с матерью человеку никто не заменит. Ты это знаешь. А Иван Платонович Наташе с детства и за отца и за матерь был…

И опять – в который уже раз! – подивился Юра, как тонко умеет понимать и чувствовать этот внешне простоватый человек.

На Корабелку они поехали не сразу. Красильников хорошо понимал, что в Севастополе сейчас находится немало офицеров, которые неоднократно видели Юру в штабе Добровольческой армии и знали его как воспитанника ставшего знаменитым капитана Кольцова. Вполне возможно, что кто-то из них случайно оказался на барахолке и увидел, узнал его. Что могло произойти дальше, Красильников догадывался: за ними проследили бы и накрыли всю явку. Вот почему они долго плутали по полупустынным окраинным улочкам. Здесь можно было легко заметить слежку. И лишь затем берегом, проходными дворами, огородами добрались до Корабелки.

Дверь им открыла Наташа. Едва увидев Юру – оборванного, худого, непохожего на себя, она почувствовала беду и, побледнев, замерла.

– Ты, Юрий, присядь пока. А мы с Наташей потолкуем, – тихо сказал Семен Алексеевич.

Он шагнул к Наташе, обнял ее за плечи и коротко, просто объяснил то, о чем Юра не смог бы говорить. Наташа, уткнувшись лицом в грудь Красильникову, заплакала.

– И поплачь! Поплачь! – поглаживая ее по спине, смятенно шептал Красильников. – Это ничего, поплачь. Отчего у людей иной раз сердце разрывается? Человеку поплакать бы, а он не может…

Вечером на кухне Красильников, Василий Воробьев и подпольщики решали, как быть с мальчиком.

Ясно, что прятать его здесь, на Корабелке, не следовало. Оставалось одно: поселить где-нибудь поблизости, но чтобы был на безопасном расстоянии от их дел. Решили отправить Юру на Херсонеский маяк, служивший помимо прямого своего назначения еще и запасной явкой подпольщиков. Маяк стоял в глухом и пустынном месте неподалеку от города, но все же не в городе. Его смотритель Федор Петрович Одинцов с недавнего времени жил бобылем, жена умерла, – парнишка не должен был ему помешать…

На следующий день Юра с Красильниковым еще затемно оправились на маяк. По изогнутой, будто лук, Артиллерийской улице вышли к Наваринскои площади и от нее по вытертой временем и тысячами ног лестнице спустились к кладбищу. Когда свернули с шоссе на грунтовую дорогу, ведущую к старому монастырю, совсем рассвело, изредка стали встречаться прохожие…

Остались за спиной дачный поселок, огромные керосиновые баки и склады – дорога пошла по солончаковому пустырю. В стороне показалось море. Оно шумело, накатывая на пологий берег пену. Наконец впереди выросла высокая конусообразная башня с оконцами в линеечку. Ее купол венчал стеклянный колпак. Одноэтажные пристройки выглядели рядом с башней Херсонесского маяка особенно приземистыми.

Берег здесь круто поворачивал на юг, и казалось, что белая башня стоит на самом краешке севастопольской земли.

Смотритель разбирал и развешивал сети для просушки. Увидев Красильникова и Юру, он неторопливо вытер о брезентовые штаны крепкие узловатые руки.

– Бог в помощь, Петрович! – широко заулыбался Красильников.

Смотритель сдвинул седоватые брови, недовольно ответил:

– Вам того же. Почему запропали все? Случилось чего?

– Случилось – не случилось, – сердито буркнул Красильников. – Вот квартиранта к тебе привел.

– Квартирант мне ни к чему, – отозвался смотритель. – А вот ежели помощника привел – это дело. – Строго взглянув на Юру, приказал: – Разбирай, парень, сети!

Юра хотел объяснить, что он не умеет, что никогда ему этим не приходилось заниматься, но суровый смотритель вовсе не собирался слушать его: бросил к ногам пучок мокрых сетей и качающейся походкой старого матроса, случайно оказавшегося на суше, отошел с Красильниковым в сторону. Семен Алексеевич что-то торопливо объяснял ему, а смотритель угрюмо слушал да почесывал большим пальцем бровь.

Юра догадывался, вести Красильников излагает печальные, и, вероятнее всего, они касаются Кольцова. Всю дорогу сюда Юра пытался выведать хоть что-нибудь о Павле Андреевиче, но Красильников был неразговорчив, отмалчивался.

Переговорив с Федором Петровичем, Красильников издали помахал Юре и сразу ушел.

– Такие вот дела-а! – мрачно сказал старый смотритель, принимаясь снова разбирать и развешивать сети.

– Вы о чем это? – спросил Юра.

– О сетях. Рыбы не поймал, а сети намочил – дурная работа. Но ничего, еще не вечер. Глядишь, будет и в наших сетях хороший улов!

Юре показалось, что Федор Петрович говорит с загадом, совсем о другом, но уточнять не стал. Он выбирал из сетей водоросли, ракушки, камешки и развешивал сети на шестах. В них тонко посвистывал ветер. Вокруг пахло морем и солнцем.

Глава тринадцатая

Салон-вагон генерала барона Врангеля, только что назначенного командующим Добровольческой армией, стал местом встречи с журналистами. Пресса хотела знать, сумеет ли барон удержать Харьков, да и вообще остановить наступление Красной армии.

Поскольку сквозь окна вагона явственно доносилась канонада, журналисты могли расценить свое появление здесь, в Харькове, как поступок героический. Им хотелось подробнее узнать о Врангеле, герое войны в приволжских степях, взявшем под Царицыном огромное количество пленных и богатые трофеи.

Барон знал, что в эти часы Кавказская армия, которой он еще недавно так успешно командовал, оставляет Царицын, неся тяжелые потери. А здесь он сдавал Харьков, и перспективы были очень, очень неважные. К тому же командующий только что перенес приступ возвратного тифа и был очень слаб.

Но он все же надел свою знаменитую черкеску с газырями (как бывший командир казачьей дивизии), к поясу подцепил большой инкрустированный кинжал. Был он высок, под три аршина вместе с папахой, строен, черкеска подчеркивала узость талии и ширину плеч.

Европа знала его как героя, и таким он должен был оставаться. Еще недавно английский генерал Хольман вручил ему от имени короля Георга Пятого ордена святых Михаила и Георгия. Даже Деникин, главнокомандующий, не был удостоен такой награды. Но лучше бы не вручали совсем этих орденов – отношения с Деникиным еще больше ухудшились.

Врангель старался держаться прямо, как того требовала его всегда безукоризненная выправка. Журналистов он не видел, глаза застилала дымка. Он старался не подать виду, что его треплет лихорадка. До него долетал лишь смысл вопросов. Надо было сосредоточиться на ответах.

Началась пресс-конференция с шутливого вопроса английского журналиста Колена, почему новый командующий Добровольческой армией избрал для своей ставки не дворец, где прежде размещался штаб генерала Ковалевского, а не очень удобный и тесный салон-вагон.