Константин Сомов - Война: ускоренная жизнь

• Название: Война: ускоренная жизнь
• Автор: Константин Сомов
• Жанр: История
• Год: 2010

Книга эта начиналась тридцать лет назад, когда мальчишка Костя Сомов услышал на рыбалке от старика историю о том, как жили на войне. Не воевали — жили. Это в кино на войне всегда стреляют. На самом деле боевые действия занимают на войне не так уж много времени. В своей книге Константин Сомов приводит слова нашего земляка, бийчанина Героя Советского Союза Сергея Баканова: «После войны подсчитал: наступал, то есть по-настоящему воевал, восемьдесят восемь суток, в госпиталях валялся, то есть бездельничал — 315 суток, в обороне был 256 суток, учился на командира под Сталинградом 50 суток. И до того, как попал на фронт, околачивался во Владивостоке — 350». Хотя все это тоже была война, но в каждом из этих состояний она была разная. Про это и книжка.

В книге 600 страниц. Сравнительно немного, а вышла целая энциклопедия. Но не холодная и безжизненная, какими обычно бывают энциклопедии, а трогательная и человечная. Всех жаль — и русских, и немцев, и обобранных командиром Попеску качающихся от недоедания румын.

Константин Сомов упоминает сотни разных людей, и о каждом хочется узнать — дожил ли он до Победы? Прочитал, например, про то, как попавшие в окружение бойцы 364-й дивизии стащили у комдива Филиппа Соловьева жеребца — последнюю уцелевшую лошадь. Комдив не стал искать виноватых, подосадовал лишь: «Думаете, мне есть не хочется? Жалко было дураку… Надо было съесть»… Долго искал в разных книжках, выяснил — выжил Филипп Соловьев после окружения и даже командовал потом корпусом.

О многом из того, что написано Сомовым, до него так подробно не писал никто — например, кому, за что и сколько на войне платили денег. Оказывается, еще в августе 1941 года приказом Верховного главнокомандующего для летчиков была введена денежная награда за каждый сбитый немецкий самолет — тысяча рублей. (Логика есть: войну ведь называют работой, а за работу надо платить).

В большинстве же книг, написанных в последние годы, именно заряд любви и сострадания просто не предусмотрен. Авторы придумывают детективный сюжет, помещают в военный антураж любовный, авантюристический или шпионский роман. Возможно, они полагают, что правда о войне — слишком горькая таблетка, надо подсластить или чем-то отвлечь внимание читателя. А скорее всего — так проще: не надо ходить по архивам, не надо слушать стариков. Да их ведь еще найти надо — ветеранов. Вместо этого одни авторы своими книжками воюют с другими: напишет кто-то про Великую Отечественную войну одну книжку, а ему в ответ — десять. А годы идут, и тех, кто помнит войну, остается все меньше. Очень скоро о Великой Отечественной не останется у нас ничего, кроме памяти, заключенной в книжные переплеты. Война становится далекой, перестает быть страшной, а если она не страшна, то чего бы не повоевать вновь? И от того, какими будут книги о войне, зависит, каким будет наше будущее и будущее наших детей…

---

«Питание личного состава организовано из рук вон плохо. Столовая военторга, обслуживающая политработников, представляла собой захудалую харчевню, полную мусора и грязи. Качество приготовляемой пищи низкое.

На две с лишним тысячи человек, питающихся в столовой, имелось всего 44 тарелки. В результате создавались неимоверно большие очереди, в которых политработники ежедневно простаивали многие часы, получая завтраки в 15–16 часов, обеды — в 4–5 часов ночи, а на ужин времени не оставалось».

Результаты проверки сделали весьма печальной дальнейшую судьбу помощника начальника училища по материально-техническому обеспечению майора Копо-тиенко и начальника обозно-вещевого обеспечения старшего лейтенанта интендантской службы Говтвяница. Оба лишились своих «хлебных» мест и отправились на передовую, в штрафной батальон.

Конечно, в обычных обстоятельствах питались генералы и политруководители Красной армии по-другому, и лучшая их кормежка, а также и дополнительное питание простых офицеров предусматривались официально. Для этого существовал

Командирский доппаек

Восьмой пункт Приказа НКО СССР № 312 от 22 сентября 1941 года «О введении новых норм продовольственного снабжения Красной армии» гласил: «Среднему и вышеначальствующему составу действующей армии, кроме летного и технического, получающего летный паек, отпускать бесплатно паек по нормам №№ 1 и 2 с добавлением в сутки на человека: масла сливочного или сала — 40 г, печенья — 20 г, рыбных консервов — 50 г».

В реальной жизни состав командирского «приварка» мог быть разным и зависел и от снабженцев в ДОПе, и от военных обстоятельств.

Командир взвода, а затем роты в 8-м офицерском штрафбате 1-го Белорусского фронта (командные должности в таких подразделениях занимали не штрафники, как в современном кино, а обычные офицеры. — Авт.) Александр Пыльцын, вспоминая осень 1944 года в Белорусском Полесье, пишет в своей книге «Правда о штрафбатах»:

«Нигде ни раньше, ни позднее не было так здорово организовано питание, включая офицерские «доппайки», иногда даже с американским консервированным, непривычно остро пахнувшим плавленым сыром и рыбными консервами».

Это, пожалуй, можно действительно считать образцом организованного питания. А вот коллеге Пыльцына, офицеру постоянного состава 610-й Отдельной штрафной роты Волжской военной флотилии Петру Бараболе «специальный» офицерский паек зимы 1942 года под Сталинградом запомнился «промерзшими консервами и ежедневным гороховым супом (до сих пор испытываю к нему стойкое отвращение)».

Нужно отметить, что и на фронте, и в резервных частях доппаек офицерам зачастую выдавался не ежедневно, а, так сказать, по мере накопления. Артиллерист Иван Новохацкий вспоминал, что во время его пребывания в дивизионе резерва офицерского состава командиры питались из обычной походной кухни, и пища эта была самой неприхотливой: суп или щи и каша на второе да чай. Один раз в месяц офицерам выдавали положенный дополнительный паек: «банку консервов (обычно в томатном соусе), пачку печенья, кусок масла или сала грамм 300–400».

Офицеры с большими звездами и само собой генералы дополнительный прибавок к своему столу зачастую организовывали сами, без помощи государства.

В своей книге «Правда о штрафбатах» Александр Пыльцын пишет о том, что, когда их батальон вел кровопролитнейшие бои на Неревском плацдарме за Вислой (октябрь 1944 года), в которых были убиты и ранены четверо из пятерых бойцов 8-го офицерского штрафбата, командир этого подразделения находился на другом берегу реки и тоже время даром не терял. Ему раздобыли пару дойных коров, которых подполковник Батурин содержал на приличном удалении от переднего края и возил за собой постоянно. «С «барского» стола и нам (постоянным офицерам батальона. — Авт.) иногда доставлялись то «кава» (кофе), то чай с молоком», — вспоминает Пыльцын.

Таких случаев можно было бы, пожалуй, привести немало, но хочется ограничиться этим и вспомнить о младшем офицерском составе Красной армии, многие из представителей которого обычно делились положенным им доппайком со своими солдатами. Особенно это было развито в небольших подразделениях — экипажах танков и самоходных орудий, разведвзводах, артиллерийских расчетах и т. д., где командиры проводили с подчиненными практически все время вместе и, как правило, находились с ними в товарищеских отношениях. Вместе дневали и ночевали, в буквальном смысле к плечу плечо шли в смертельный бой.

Чувство товарищества младшие офицеры проявляли и тогда, когда речь шла об иных специфических видах положенного военного довольствия, в частности, такого, как выдаваемый перед наступлением, рейдом в тыл противника, глубоким разведпоиском неприкосновенный запас продовольствия, так называемый НЗ, который полагалось не трогать до особого распоряжения. Однако на практике до такого распоряжения НЗ не «доживал», поскольку с ним фронтовики обычно расправлялись сообразно немудреной логике, практический образец которой представлен в замечательной книге писателя-фронтовика, дважды горевшего в самоходке Виктора Курочкина «На войне как на войне».

«По уставу не положено, — сказал Саня.

Бянкин вынул из кармана нож:

— Лейтенант, неравно убьют, так зачем же добру пропадать?

— А если не убьют, то на тетушкином аттестате проживем, — заявил Щербак.

Саня помолчал, вздохнул и махнул рукой. Возражал он не потому, что был такой уж дотошный хранитель уставных норм, а просто потому, что был командир. И если бы заряжающий с наводчиком не проявили инициативы насчет тушенки, он проявил бы ее сам».

Кстати сказать, в качестве НЗ в тот раз экипаж самоходного орудия под командованием младшего лейтенанта Малешкина, состоявший из четырех человек, получил четыре куска сала, четыре банки свиной тушенки и сухари. По фронтовым меркам довольно неплохо.

Но самым «крутым» из разнообразных НЗ и «сухпаев» был, пожалуй, предусмотренный пунктом 9 все того же Приказа наркомата обороны № 312 от 12 сентября 1941 года на случай аварий и вынужденных посадок самолетов, «пищевой запас», в котором на одного человека полагалось:

— молока сгущенного 3 банки

— консервов мясных 3 банки

— галет «крекер» 800 граммов

— шоколада 300 граммов

— сахара 400 граммов или вместо шоколада печенья 800 граммов.

Не проводя никаких аналогий, хочется все-таки сказать, что шоколад, «крекеры» и сгущенное молоко пехотный рядовой Ваня имел возможность получить только одним способом, захватив в качестве трофеев продзапасы германского вермахта. Или, что менее вероятно, в госпитале.

Впрочем, бывали и редкие исключения из этого правила. В книге «Наедине с прошлым» фронтовой журналист Борис Бялик вспоминает, как в феврале 1942 года на Северо-Западном фронте во время подготовки парашютного десанта на Порхов его участникам перед операцией выдали в качестве доппайка шоколад, но не простой, «а с примесью сухого спирта: по своему действию плитка равнялась дневной норме доппайка».

«Я говорил, — вспоминает Бялик, — хочу сохранить штуки две до мирного времени. Буду сидеть в театре, покусывая шоколад, и все мне будет нравится.

Но мы не сохранили ни одной плитки даже до начала операции».

Александр Пыльцын пишет, что перед рейдом в тыл врага в феврале 1944 года личному составу офицерского штрафбата был выдан сухой «далеко не богатырский паек (консервы, сухари и сахар)». Позже, в Белоруссии, накануне подобной операции штрафников снабдили немного получше. «Наборы сухих продовольственных пайков мало чем отличались от тех, что выдавали нам в феврале. Разве что теперь туда входили небольшие консервные баночки с американским, непривычно остро пахнущим сыром да соленое, немного пожелтевшее, но не потерявшее своей прелести украинское сало.

Все это было выдано нам из расчета на 3–5 суток активных боевых действий. Правда, предусматривалось хотя бы раз в сутки горячее питание из наших походных кухонь, если только будет позволять боевая обстановка».

Праздники солдатского живота

Надо сказать, что когда обстановка позволяла и обстоятельства благоприятствовали, офицеры и солдаты старались хотя бы изредка устраивать себе небольшие праздники. Дабы (пусть и иллюзорно) почувствовать «вкус» мирной жизни, ослабить ненадолго давящий на каждого «столб» фронтовой атмосферы. Наступала минута затишья, удавалось разжиться продуктами и лишней «наркомовской соткой», и сразу же становилось понятно, что такого стечения обстоятельств упускать нельзя. Еще раз судьба может его и не предоставить.

«Здравствуйте, папа и мама!

Жив и здравствует курилка, — пишет 13 февраля 1943 года своим родителям с Северо-Западного фронта призванный на войну из села Малышев Лог Волчихинского района Геннадий Терещенко. — Живу я пока тихо и спокойно, так как стоим в обороне, но это явление временное. Мы досиделись до того, что выдумали печь блины. Муку и сливочное масло получили и напекли. Получились они, правда, не такие вкусные, как у мамы. Но, учитывая то, что на килограмм муки мы израсходовали около килограмма масла и комбижира, то есть было можно. Я даже сам стряпухой был».