Кирилл Черевко - Серп и молот против самурайского меча

• Название: Серп и молот против самурайского меча
• Автор: Кирилл Черевко
• Издательство: Вече
• Жанр: Публицистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-94538-328-7

Книга известного япониста К.Е.Черевко — первое комплексное исследование военно-политической истории взаимоотношений СССР и Японии с середины 1920-х до середины 1940-х гг. Многие выводы и положения сформулированы впервые в отечественной историографии. Так, автор оценивает «Меморандум Танака» как фальшивку, подготовленную милитаристскими кругами Японии. Впервые сделана попытка выявить провокационную роль просоветских группировок в МНР в возникновении пограничных конфликтов. В Тройственном пакте автор видит угрозу прежде всего для США и Великобритании, а не для СССР, подчеркивая его антизападный характер. Разграничиваются понятия «советско-японская война» и «участие СССР в войне на Тихом океане», дается оценка психологического аспекта поражения Японии в войне в связи с утратой Сахалина и Курильских островов.

---

Через несколько дней в своей речи, посвященной 14-й годовщине Октябрьской революции, председатель СНК СССР В.М. Молотов подтвердил, что позиция Советского Союза заключается в невмешательстве в события в Маньчжурии. Правда, при этом Молотов заявил, что действия Японии в Маньчжурии не могут быть оправданы, как об этом писали японские газеты и видные сторонники политики большевизации Северо-Восточного Китая.

Такая позиция СССР определялась мнением Сталина, не без основания считавшего, что в результате осуществления «нового курса» в экономике[81] Советский Союз не накопил еще достаточно сил для отпора усиливавшейся в военном отношении Японии.

Так, 14 сентября 1931 г. в письме Л.М. Кагановичу, замещавшему Сталина в его отсутствие в Политбюро, Сталин писал: «С Японией нужно поосторожнее. На своих позициях стоять нужно твердо и непоколебимо, но тактика должна быть погибче, поосмотрительнее… Не пришло время для наступления». И далее: «Наше военное вмешательство, конечно, исключено, дипломатическое же вмешательство сейчас нецелесообразно, так как оно может лишь объединить империалистов, тогда как нам выгодно, чтобы они рассорились… В печати надо вести себя так, чтобы не было никаких сомнений в том, что мы всей душой против интервенции. Пусть „Правда“ ругает вовсю японских оккупантов, Лигу Наций как орудие войны, а не мира. Пакт Келлога как орудие оправдания оккупации, Америку как сторонницу деления Китая… „Известия“ должны вести туже линию, но в умеренном, осторожном тоне… Следовало бы особо навострить коминтерновскую печать и вообще Коминтерн. Этого будет пока достаточно»[82].

Осторожная линия советских официальных властей в отношениях с Токио, в соответствии с указаниями Сталина, проводилась и в дальнейшем. Когда японские войска 19 ноября 1931 г. завершили оккупацию г. Цицикар, второго после г. Харбин центра Северной Маньчжурии, СССР высказался против использования КВЖД Квантунской армией. Однако после того, как власти Маньчжоу-го, совместно с которыми Советский Союз осуществлял управление этой дорогой, согласились на перевозку по ней японских военных грузов и японских войск, Советский Союз в течение некоторого времени воздерживался от возражений против этого, сохраняя в целом неизменной свою политику невмешательства в отношении японской агрессии на новом этапе ее эскалации[83]. Согласившись на такие перевозки на КВЖД, советские власти тем не менее, симпатизируя китайцам, особенно тем, которые были связаны с Компартией Китая, стали постепенно чинить все большие препятствия в тех случаях, когда японцы перевозили по этой железной дороге не гражданские, а военные грузы.

Оказываемая одновременно помощь с советской стороны китайским вооруженным формированиям (например, в конце октября 1931 г. сопротивлявшемуся японцам китайскому генералу Ма Чжаншаню была передана большая партия оружия и боеприпасов[84]), вызывала протест со стороны Токио. Японцы насильственно реквизировали железнодорожные составы для своих военных перевозок. Усиление напряженности в советско-японских отношениях вынудило СССР привести войска на границе с Китаем в конечных пунктах КВЖД в состояние боевой готовности.

Разумеется, эти действия осуществлялись по указаниям высшего советского партийного и военного руководства, прежде всего Сталина. Как писал после начала событий в Маньчжурии редактор газеты «Известия» И.М. Гронский члену Политбюро ЦК ВКП(б) В. В. Куйбышеву, «все, что касается Японии и дальневосточных дел, проходит через него»[85] и наркома по военным и морским делам Ворошилова. О повышенном внимании к событиям в Маньчжурии свидетельствует и письмо Сталина Ворошилову, находившемуся в командировке в восточных районах СССР, от 27 ноября 1931 г.

В этом письме Сталин писал, что СССР подходит к японскому вторжению в Маньчжурию как к серьезному и важному событию, так как Япония рассчитывает захватить силой также Пекин и прилежащие к нему районы с помощью группы китайских феодалов, с тем чтобы сформировать правительство Китая, конкурирующее с правительством Чан Кайши в Нанкине, и в следующем году возместить им их территориальные потери в Маньчжурии за счет советского Дальнего Востока и, возможно, Монголии.

Сталин писал далее, что, претворяя в жизнь этот план, Япония будет стремиться защитить себя и Северный Китай от «дурного влияния большевиков», сделать невозможным сближение между СССР и Китаем и создать свою мощную экономическую и политическую базу на Азиатском континенте, с тем чтобы подготовиться к войне с США, причем если Япония не реализует этот план в 1932 г., она окажется в ловушке между милитаризирующейся Америкой, революционным Китаем и быстро развивающимся и стремящимся выйти на просторы Тихого океана Советским Союзом. (Позднее это было бы уже поздно, так как СССР успел бы предпринять необходимые оборонительные меры.)

По мнению Сталина, осуществление этого плана зависело от ряда благоприятных для Токио факторов, а именно: 1. попустительство ведущих империалистических держав, прежде всего США; 2. задержка с развертыванием активного антияпонского движения сопротивления в Китае; 3. отсутствие мощного революционного подъема в Японии, признаков которого в это время не наблюдалось и 4. пренебрежение со стороны СССР серьезными военными и невоенными превентивными мерами против такого плана.

В заключение, отмечая, что нейтралитет в отношении Японии, несмотря на ее вторжение в Маньчжурию, способствует успеху на переговорах с Польшей о пакте о ненападении, Сталин подчеркивает, что главное в условиях, сложившихся в результате японской агрессии в Китае, состоит в том, чтобы после возвращения Ворошилова в Москву приступить к разработке плана укрепления обороны СССР на Дальнем Востоке[86].

3. ПРЕДЛОЖЕНИЕ СССР ЯПОНИИ ЗАКЛЮЧИТЬ ПАКТ О НЕНАПАДЕНИИ (1931–1932)

Москва продолжала стремиться к мирному урегулированию в Маньчжурии. В конце декабря 1931 г. нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов предложил японскому послу во Франции Ю. Ёсидзаве, возвращавшемуся из Парижа через Москву в Токио, где он должен был предположительно занять пост министра иностранных дел, заключить советско-японский договор о ненападении, который мог бы стать важным инструментом в деле улучшения советско-японских отношений. В январе 1932 г. для выяснения реакции Токио на данное предложение советский полпред в Токио А.А. Трояновский посетил с этой целью премьер-министра Японии Ц. Инукаи. Полпред СССР заявил, что в случае заключения договора о ненападении Советский Союз готов будет даже признать марионеточное государство Маньчжоу-го, то есть фактически согласиться с результатами японской агрессии против Китая.

По мнению японской стороны, такой договор содействовал бы обеспечению безопасности СССР и Японии, но вместе с тем усилил бы напряженность в японо-американских отношениях[87], так как противоречия между Токио и Вашингтоном в их соперничестве за рынки сбыта и источники сырья в бассейне Тихого океана в этот период все более обострялись. Именно в связи с нежеланием вызвать еще большее недовольство США этим договором и тем самым ускорить процесс усиления противоречий министр иностранных дел Японии К. Утида в декабре 1932 г. сообщил советской стороне, что время для заключения такого договора с СССР еще не созрело, и предложил провести переговоры о разрешении стоящих перед Москвой и Токио вопросов на двусторонней основе, не поднимая темы, которые затрагивают интересы третьих государств.

В 1932 г. вопрос о заключении этого пакта затрагивался Советским Союзом неоднократно, но Токио занимал уклончивую позицию, используя советское предложение об этом пакте для давления на позиции ведущих капиталистических государств в Лиге Наций.

В конце концов, готовясь к выходу из этой международной организации, в декабре 1932 г. МИД Японии направил в НКИД СССР недвусмысленно отрицательный ответ.

В период с конца зимы до лета 1932 г. советско-японские отношения переживали период значительного улучшения. Это объяснялось отнюдь не тем, что Токио сделал в этот период какие-либо существенные шаги с целью улучшить двусторонние отношения, а тем, что, когда Япония попыталась в противоборстве с Китаем и ведущими государствами Запада захватить вооруженным путем район Шанхая, СССР заявил о своем строгом нейтралитете. При этом Советский Союз не только воздержался от критики агрессивных действий Японии в этом районе Китая, но и не пропустил через свою территорию комиссию Лиги Наций во главе с В. Литтоном для выяснения причин вторжения японских войск в Маньчжурию.

В докладе Лиги от 4 сентября 1932 г. содержался вывод, что Япония имела план «нападения», т. е. нападения в Маньчжурии. В отличие от китайцев, японцев обвиняли в незаконных действиях в зоне ЮМЖД как предпосылке вооруженного конфликта и поэтому рекомендовали не признавать Маньчжоу-го, что подтвердила 23 февраля 1933 г. сессия Лиги Наций, а затем и США, создав консультативный комитет по контрмерам, в состав которого СССР войти отказался. В результате этих действий Япония 27 марта 1933 г. вышла из организации.