Роберт Святополк-Мирский - Пояс Богородицы.На службе государевой

• Название: Пояс Богородицы.На службе государевой
• Автор: Роберт Святополк-Мирский
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2005
• ISBN: 978-5-903339-44-0

Действие нового историко-приключенческого романа Святополка-Мирского происходит в период одного из важнейших событий русской истории — «Стоянии на Угре». Именно оно, по мнению историографов, положило конец трехсотлетнему татаро-монгольскому владычеству.

Отважные герои снова действуют на благо Великого Московского княжества: Медведев по поручению великого князя отправляется в Литву, чтобы поддержать заговор православных князей. Филипп с небольшой судовой ратью князя Ноздреватого плывет вниз по Волге, чтобы внезапно напасть на столицу хана Ахмата-Сарай-Берке. Картымазов помогает примирению Ивана III с его братьями. Хан Ахмат со стотысячным войском идет на Москву. Но рядом с ним — тайный агент Москвы и Крыма — Сафат.

События приобретают напряженный, драматический характер, героев снова ждут суровые и тяжкие испытания…

Историческая хроника XV–XVII столетий, которая, рассказав понемногу о великих князьях, боярах и вельможах о московских и литовских, о королях Запада и ханах Востока, о служителях церкви и еретиках, о тайных заговорах и открытых войнах, о славных победах и горьких поражениях, о мирных делах и великих смутах, словом, о разных лицах и событиях, хорошо известных по летописям и документам, главным образом повествует о множестве необычайных приключений и удивительных подвигов дворянина Василия Медведева и его потомков, а также многих других обыкновенных людей, чьи жизнеописания не вошли ни в одну летопись, чьи имена невозможно отыскать в исторических сочинениях, но чьи дела, слившись воедино с делами миллионов таких же простых смертных грешников, вольно или невольно для них самих, но неизменно по воле Господа нашего делали историю.

---

Человек Ходкевича счел все полученные им сведения абсолютно правдоподобными и уже в два часа ночи доложил обо всем лично гетману.

В пять часов утра в кабачок явилась целая группа знатных особ, которых никто здесь никогда не видывал.

Гетман Ходкевич лично допросил вора, кабатчика, кабатчицу и нескольких едва протрезвевших пьяниц, которые были свидетелями происшедших вечером событий.

К этому времени гетман велел провести сравнение почерков в бумаге с почерками документов, хранящихся в канцелярии, и уже получил точный и недвусмысленный ответ — бумага из кабачка написана рукой князя Михаила Олельковича.

Ему уже было известно также, что князья Бельский, Ольшанский и Олелькович все вместе находятся в Кобрине и готовятся к свадьбе, на которую приглашен король.

Ему стало известно, что в Копыле, Ольшанах и в замке Горваль сосредоточены большие военные силы.

Ходкевич, конечно же, не забыл прошлогодних событий, когда родной брат Федора князь Семен Бельский доносил о заговоре с целью убийства короля на охоте и передачи короны Олельковичу.

В десять часов утра, на следующий день после вынесения Радой тайного Братства своего решения, маршалок дворный гетман Ходкевич уже находился в Троцком замке и просил срочной аудиенции короля по делу чрезвычайной державной важности.

У него не было ни малейших сомнений в том, что заговор князей вступил в последнюю стадию, жизни короля угрожает смертельная опасность, а Великое Литовское княжество стоит на краю гибели…

Король принял его немедленно.

… — Ваше величество, — тихо сказал королю первый канцлер, воевода виленский, пан Олехно Судимонтович, — позвольте напомнить, что сегодня истекает последний срок, данный вами посланцу хана Ахмата. Он ждет и очень нервничает.

— Я непременно приму его сегодня, но позже.

Король подумал немного и спросил:

— Пан маршалок, пан староста, каково ваше мнение по поводу вчерашнего посольства от господаря молдавского короля Стефана?

Воевода Троцкий, маршалок земский пан Богдан Андреевич и староста земли жмудской пан Ян Кезгайлович переглянулись.

— Ваше величество, — осторожно начал маршалок, — мне кажется, что его сообщение о готовящемся нападении турок на наши южные земли, мягко говоря, не соответствует действительности. Всего два месяца назад на наши южные окраинные земли напала банда крымского хана Менгли-Гирея…

— Менгли-Гирей напал на нас по наущению Москвы! — перебил король.

— Совершенно верно, ваше величество, но мы не можем забывать о том, что Менгли-Гирей является данником Стамбула и без разрешения султана он никогда бы не предпринял такого похода. Мне представляется мало правдоподобным, чтобы после Менгли-Гирея туда пришло еще и турецкое войско. Это лишено смысла.

— Позвольте мне добавить несколько слов, ваше величество, — вмешался Ян Кезгайлович и, после того, как король благосклонно кивнул, продолжал: — Я обсудил предостережение господаря Стефана с несколькими членами Литовской Рады, и мы все пришли к единому мнению. Из неофициальных источников нам известно, что Стефан готовится выдать свою дочь Елену за сына Ивана московского. Супруга господаря Стефана — родная сестра хорошо известного вам князя слуцкого Михаила Олельковича. Все они горячо симпатизируют Москве. Мы думаем, ваше величество, что это предупреждение сделано либо по прямой просьбе Ивана московского, либо из желания ему услужить. Оно показывает страх Москвы перед Ахматом и направлено лишь на то, чтобы вы, ваше величество, не послали наши войска на помощь ордынцам.

Король глубоко вздохнул и посмотрел в высокое стрельчатое окно замка. Он увидел лишь по-зимнему голые верхушки деревьев и стаю черных воронов над ними.

… Нет, если Литва выйдет из унии с Польшей, она не продержится самостоятельно и пятидесяти лет. Уже который раз я сталкиваюсь с этим странным образом мышления литовских вельмож. Получив сигнал об опасности, они думают не о том, как от этой опасности защититься, а о том, что сигнал наверняка не верен, а потому и беспокоиться нечего… Какое гибельное заблуждение… Как дорого оно может обойтись литовцам…

— Господин воевода! Господин староста! — сказал король. — Ваши предположения могут оказаться верными. Но это всего лишь предположения. А если они окажутся неверными и турецкие войска внезапно нападут на нас, что будет тогда? Даже если предупреждение об опасности, от кого бы оно ни исходило, кажется абсурдным — нельзя его игнорировать! И мы должны держать наготове войска на юге. Кстати, как идет отражение татар Менгли-Гирея?

— Нам удалось остановить их в районе Чернигова.

Наши войска постепенно оттесняют их на юг, — доложил пан Богдан Андреевич.

— Ваше величество, — вмешался канцлер, — прибыл маршалок дворный пан гетман Ходкевич. Он просит срочной аудиенции по важному государственному делу. Я сказал, что вы примете его вслед за послом хана Ахмата, но он настаивает на первенстве.

— Должно быть, у него есть основания. Благодарю, господа, все свободны. Пригласите Ходкевича.

Маршалок доложил королю обо всем, что ему удалось выяснить.

Король внимательно прочел жалованную грамоту, подписанную Олельковичем, и спросил:

— А этот Степан Ярый? Его нашли?

— Нет, ваше величество. Но я распорядился послать гонцов на все пограничные посты и заставы с подробным описанием его внешности, которое получил от очевидцев в кабачке.

— Вы уверены, что это не какая-нибудь пьяная шутка Олельковича?

— Увы, ваше величество, все свидетельствует о том, что мы имеем дело с настолько хорошо подготовленным заговором, что его участники не сомневаются в успехе. А это может означать только одно: православные князья дерзнули посягнуть на вашу жизнь.

Король прошелся по тронному залу в глубокой задумчивости.

— Это серьезная угроза, — сказал он. — Но дело не в моей жизни. Я не боюсь умереть. Риск отторжения почти половины княжества в пользу Москвы слишком велик, чтобы пренебрегать этим. Собранное для помощи Ахмату войско нельзя отпускать. Мы не знаем, как далеко протянулись нити заговора. Быть может, нас ждет многолетняя усобица…

Король приоткрыл дверь и сказал стражнику:

— Пана канцлера ко мне.

Первый канцлер и воевода виленский вошел.

— Передайте посланцу хана Ахмата, что я не могу его принять. Пусть он отправляется к хану с известием, что обстоятельства не позволяют мне в настоящую минуту оказать ему военную помощь против Москвы.

— Ваше величество, — побледнел канцлер, — позвольте заметить, что это очень опасное решение. Разгневанный хан может бросить свои войска на нашу землю!

— Неожиданно открывшиеся обстоятельства не оставляют мне выбора, — сурово сказал король. — Из двух зол я должен выбирать меньшее. Исполняйте.

— Слушаюсь, ваше величество, вам, разумеется, виднее, как надлежит поступать на благо княжества.

Канцлер подчеркнуто низко поклонился и вышел.

— Ваше величество, — сказал Ходкевич, — я полагаю, вам следует отменить поездку в Кобрин. Это, несомненно, ловушка.

— Тем более, маршалок, нельзя ничего отменять, иначе они догадаются. Мы должны нанести внезапный удар, застать их врасплох и схватить всех заговорщиков одновременно. И я знаю, как мы это сделаем.

Ты предоставил в мое распоряжение своего офицера.

Я присмотрелся к нему и нашел его способным молодым человеком.

— Вы совершенно правы, ваше величество. Он прекрасно зарекомендовал себя на службе вашему величеству, не раз выполняя мои поручения, которые порой были весьма трудными и опасными.

— Вот и отлично! — воскликнул король. — Мы дадим ему все необходимые средства и поручим схватить заговорщиков! — Король потянул за шелковый шнур, и в тронный зал тотчас вошел помощник канцлера.

— Немедленно разыщите и пригласите ко мне офицера для особых поручений при маршалке дворном князя Андрея Святополка-Мирского!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Пояс Богородицы

Зима в тот год пришла рано и была неслыханно лютой.

Восьмого октября утром в стан хана Ахмата приплелись двое голодных, обессилевших, замерзших путника в жалких лохмотьях — старик и девушка.

Страшная весть, которую они принесли, прокатилась горестной волной по всему тридцативерстному пространству правого берега Угры, который занимало ордынское войско.

Чулпан и старика привели к Ахмату, и старый хан выслушал их леденящий душу рассказ о разорении родного Сарай-Берке и гибели всех его обитателей.

Хан Ахмат был мужественным воином. Он многое повидал в своей жизни. Он умел держать себя в руках. Он слушал молча, и, лишь когда Чулпан, измученная страданиями и долгим переходом, едва шевеля губами, без всяких эмоций, рассказала отцу, что сталось с его женами и детьми, одна-единственная слеза выкатилась из ханского ока и стекла по сухой, задубелой от степных ветров морщинистой коже его неподвижного, бесстрастного лица.