Роберт Святополк-Мирский - Пояс Богородицы.На службе государевой

• Название: Пояс Богородицы.На службе государевой
• Автор: Роберт Святополк-Мирский
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2005
• ISBN: 978-5-903339-44-0

Действие нового историко-приключенческого романа Святополка-Мирского происходит в период одного из важнейших событий русской истории — «Стоянии на Угре». Именно оно, по мнению историографов, положило конец трехсотлетнему татаро-монгольскому владычеству.

Отважные герои снова действуют на благо Великого Московского княжества: Медведев по поручению великого князя отправляется в Литву, чтобы поддержать заговор православных князей. Филипп с небольшой судовой ратью князя Ноздреватого плывет вниз по Волге, чтобы внезапно напасть на столицу хана Ахмата-Сарай-Берке. Картымазов помогает примирению Ивана III с его братьями. Хан Ахмат со стотысячным войском идет на Москву. Но рядом с ним — тайный агент Москвы и Крыма — Сафат.

События приобретают напряженный, драматический характер, героев снова ждут суровые и тяжкие испытания…

Историческая хроника XV–XVII столетий, которая, рассказав понемногу о великих князьях, боярах и вельможах о московских и литовских, о королях Запада и ханах Востока, о служителях церкви и еретиках, о тайных заговорах и открытых войнах, о славных победах и горьких поражениях, о мирных делах и великих смутах, словом, о разных лицах и событиях, хорошо известных по летописям и документам, главным образом повествует о множестве необычайных приключений и удивительных подвигов дворянина Василия Медведева и его потомков, а также многих других обыкновенных людей, чьи жизнеописания не вошли ни в одну летопись, чьи имена невозможно отыскать в исторических сочинениях, но чьи дела, слившись воедино с делами миллионов таких же простых смертных грешников, вольно или невольно для них самих, но неизменно по воле Господа нашего делали историю.

---

Ахмат нежно обнял Чулпан, велел поставить для нее отдельный шатер рядом со своим, а старику уже нельзя было ничем помочь.

Казалось, все его последние силы, вся его воля и выдержка были направлены лишь на одно — дойти и донести ужасную весть, спасти и защитить ханскую дочь, не дать ей замерзнуть или умереть от голода и отчаяния; и когда это последнее и, быть может, самое важное дело его жизни было исполнено, жизненные силы разом покинули его.

В ту минуту, когда Чулпан закончила свой рассказ, последний житель Сарай-Берке, неизвестный старик, чье имя даже не успели спросить, глубоко вздохнул, закрыл глаза, и сердце его остановилось.

Хан удалился в свой шатер, попросил оставить его одного и находился там до полудня.

Никто никогда не узнает, о чем размышлял он в те минуты, ощущал ли он могучее дыхание Истории и Времени, осознавал ли, что приближается решающий миг Великой Золотой Орды, или, быть может, его разум был занят более мелкими, сиюминутными заботами: что теперь делать, как быть, какое принять решение…

А может, он просто думал о том, не совершил ли роковой ошибки, затеяв весь этот поход, О том, что толкнуло его прийти именно сюда, на Угру, куда никогда до того не ходили ордынские войска, не повлияло ли его личное, человеческое маленькое чувство на историческую судьбу всего этого похода… А может быть, он прагматически размышлял, не сделал ли он ошибки, отправив на днях обратно московское посольство во главе с боярином Иваном Товарковым, и даров не взял, а еще при этом его воевода ордынский Тимур, тоже не приняв даров, потребовал, чтобы Иван московский у стремени ханского прощения просил… Может, надо было мягче, миром, а то ведь нет до сих пор гонца, посланного к Казимиру, и не видно войск королевских на подходе. А тут зима ранняя начинается, а запасы кончаются, конницу кормить вовсе нечем… Надо что-то предпринимать, надо что-то делать… Но огонь гнева и горя горел где-то там, глубоко, и мешал думать, нашептывая только одно: надо отомстить, надо отомстить, надо отомстить им всем за Сарай-Берке… Надо непременно отомстить…

А что, возможно, это простое и естественное чувство было именно тем, которое окончательно повлияло на решение хана?

Старый хан Ахмат вышел из своего шатра постаревшим еще на пять лет, собрал всех своих воевод и сурово отдал приказ начать наступление по всему фронту, во что бы то ни стало перейти Угру и закрепиться на том берегу.

Однако всем, кто знает военное дело, хорошо известно — приказы легче отдаются, чем выполняются.

Дни с восьмого по одиннадцатое октября стали кульминационным и решающим моментом всего Великого Стояния на реке Угре…

… Но за то время, пока длилось это странное противостояние на разных берегах, московиты успели очень хорошо подготовиться к обороне.

Не было ни одного брода, ни одной переправы, ни одного места, где могла бы пересечь реку ордынская конница, потому что каждое такое место ощетинилось десятками пушек и пищалей, а лихих наездников, уклонившихся от ядер, встречала плотная стена лучников, затем пехота с пиками и, наконец, дворянская конница.

К началу октября Иван Васильевич серьезно забеспокоился. Сторонники умеренности, его любимые советники бояре Мамон и Ощера настоятельно рекомендовали ему попытаться задобрить Ахмата, мол, а вдруг удастся расплатиться с ним через Угру малыми деньгами, а там, глядишь, Бог даст, лучшие времена настанут и как-нибудь все обойдется, а для начала надобно бы послов к хану отправить с дарами хорошими.

Неизвестно, что случилось бы, если б была под боком великого князя супруга его, гордая византийка; вернее, известно — никогда не согласилась бы она на такое, — да не было ее.

Далеко на Белоозере сидела она с казной великой да двором своим — даже лицедея любимого, горбуна немого, и то прихватила.

И вот в ее Отсутствие послабление вышло у Ивана Васильевича — дрогнул он слегка духом да и послал боярина Ивана Товаркова с целым обозом даров весьма ценных не только для хана самого, но и для ближайших воевод его.

Однако промах тут получился — не взял хан никаких даров, говорить ни о чем не желал — требовал дани огромной за девять уже лет, а не за шесть, как раньше говорилось, а воеводы его и вовсе обнаглели: тоже даров не взяли, а Товаркову велели передать, чтоб сам великий князь лично к ним через Угру прибыл да у стремени ханского покорно прощения просил — в общем, ничего хорошего из посольства этого не вышло, только лишний стыд да срам, хоть и невидимый снаружи, да на душе все равно горько…

А потом были четыре дня напряженного противоборства, четыре самых горячих дня, но и они ничего не изменили.

Не удалось ордынцам пересечь Угру, и оставили они на четвертый день эти попытки — передых надо было войскам дать, не знали они, что и московские силы все на исходе совсем уже были — каждый день Богородице молились стократно, и помогли молитвы эти — снова настало прежнее затишье — разошлись по разным берегам противоборствующие полки.

Стояние на Угре вступило в последнюю фазу.

26 октября ударил лютый мороз, и Угра остановилась.

Конечно, не сразу коннице на лед тонкий ступать можно было, но теперь уже ничего не мешало ордынцам, подождав, пока лед окрепнет, в любом месте разрезать пресловутый Пояс Богородицы и начать наступление на Москву — не было таких сил у противника, чтобы весь берег Угры пушками да пехотой покрыть…

Не получая никаких известий из Литвы и опасаясь, что с минуты на минуту может подойти к Ахмату литовская подмога — морозы-то лютые, а лед все крепче, — Иван Васильевич, посовещавшись с братьями и воеводами, отдал приказ о скрытом тайном отступлении всех московских войск одновременно в тыл до Кременца, а затем и далее до Боровска, чтобы в случае наступления татар держать оборону там.

В ночь на 11 ноября незаметно и бесшумно все московские полки покинули свои позиции.

Когда 12 ноября взошло солнце, весь левый берег Угры был совершенно пуст…

… Четырехдневные попытки пересечь Угру измотали ордынское войско и нервы хана Ахмата.

Сафат видел, как хан на его глазах стареет, становится немощным и дряхлым по мере неудач, которые стали преследовать его с той злополучной минуты, когда… одним словом, с той самой злополучной минуты…

Но это был еще не конец.

Когда река стала и можно было, дождавшись крепкого льда, начать, наконец, долгожданное наступление, пришла самая скверная весть.

Вернулся от короля Казимира ханский посланец и сообщил, что литовское войско не придет на помощь хану.

Это был серьезный удар.

Хан очень рассчитывал на литовцев.

Татарская степная конница не привыкла пересекать множество ручьев и болот, не привыкла воевать в густых лесах и зарослях, где ни из лука не выстрелишь, ни аркан не бросишь, а вокруг невидимые вражеские засады.

Хан рассчитывал, что привычное к этому климату и знающее местные военные обычаи литовское войско, пусть даже небольшое, станет передовым отрядом, расчищающим путь, а уж следом за ним пойдут ударные ордынские полки.

Почти две недели длились напряженные военные советы. Одни воеводы настаивали на немедленном наступлении, утверждая, что московское войско ослабело и достаточно одного крепкого удара, чтобы оно пало. Другие требовали немедленного возвращения в степи, в более теплый климат, говорили о нехватке продовольствия и лошадиных кормов, указывали на лютые морозы, третьи и вовсе предлагали немедля опустошить, пожечь и ограбить вместо московских все близлежащие литовские земли в отместку за подлую измену неверного союзника.

Но все прекрасно понимали, что все это — досужие разговоры, а настоящее и непререкаемое решение примет только сам хан.

Но Ахмат впал в какое-то странное оцепенение, и Сафату порой даже казалось, что старика охватило чувство бесконечной усталости и безразличия ко всему.

Он даже перестал ежедневно встречаться, как раньше, с Азов-Шахом и только иногда приходил в шатер Чулпан, обнимал дочь за плечо, и так они сидели молча, ни о чем не разговаривая, час или два. Потом он вставал и возвращался в свой шатер, чтобы выслушать доклад Тимура о том, что сегодня говорили воеводы на очередном военном совете.

И вдруг на рассвете 12 ноября по всему лагерю пронесся ропот изумления — московское войско исчезло с противоположного берега.

Немедленно послали пеших и конных разведчиков во всех направлениях.

Они беспрепятственно пересекли Угру, удалились вглубь на десять верст и не обнаружили ничего, кроме вытоптанного отступающим московским войском безлюдного берега.

Это было странно, бессмысленно и нелепо.

И тогда Ахмат решил, что это ловушка.

Они хотят заманить его войско в глубь лесной заснеженной, морозной территории и там нападут внезапно со всех сторон и…

Они только и ждут, чтобы он перешел Угру.