Роберт Святополк-Мирский - Пояс Богородицы.На службе государевой

• Название: Пояс Богородицы.На службе государевой
• Автор: Роберт Святополк-Мирский
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2005
• ISBN: 978-5-903339-44-0

Действие нового историко-приключенческого романа Святополка-Мирского происходит в период одного из важнейших событий русской истории — «Стоянии на Угре». Именно оно, по мнению историографов, положило конец трехсотлетнему татаро-монгольскому владычеству.

Отважные герои снова действуют на благо Великого Московского княжества: Медведев по поручению великого князя отправляется в Литву, чтобы поддержать заговор православных князей. Филипп с небольшой судовой ратью князя Ноздреватого плывет вниз по Волге, чтобы внезапно напасть на столицу хана Ахмата-Сарай-Берке. Картымазов помогает примирению Ивана III с его братьями. Хан Ахмат со стотысячным войском идет на Москву. Но рядом с ним — тайный агент Москвы и Крыма — Сафат.

События приобретают напряженный, драматический характер, героев снова ждут суровые и тяжкие испытания…

Историческая хроника XV–XVII столетий, которая, рассказав понемногу о великих князьях, боярах и вельможах о московских и литовских, о королях Запада и ханах Востока, о служителях церкви и еретиках, о тайных заговорах и открытых войнах, о славных победах и горьких поражениях, о мирных делах и великих смутах, словом, о разных лицах и событиях, хорошо известных по летописям и документам, главным образом повествует о множестве необычайных приключений и удивительных подвигов дворянина Василия Медведева и его потомков, а также многих других обыкновенных людей, чьи жизнеописания не вошли ни в одну летопись, чьи имена невозможно отыскать в исторических сочинениях, но чьи дела, слившись воедино с делами миллионов таких же простых смертных грешников, вольно или невольно для них самих, но неизменно по воле Господа нашего делали историю.

---

Палач, большой, сильный и высокий, взмахнул топором, раздался короткий, глухой стук, и голова Олельковича упала в плетеную корзину, стоящую рядом с пнем.

Князь Иван Ольшанский, преодолевая ужас, выпрямился и сам поднялся на эшафот.

С этого возвышения ему была видна вся толпа людей, головы которых доходили, казалось, до самого горизонта.

И вдруг в первых рядах этой толпы Ольшанский увидел молодую стройную женщину, всю одетую с ног до головы в черное.

В руках она держала маленький букетик голубых полевых цветов.

И вдруг Ольшанский вспомнил.

«Мне будет легче умирать с мыслью, что я совершил хоть один добрый поступок в своей жизни и обо мне кто-то помнит — я ведь на самом деле очень одинок в этом мире..»

Девственная жена князя Федора сдержала свое обещание.

Князь обвел толпу взглядом.

Здесь не было ни его жены, ни детей, ни кого-нибудь, кого бы он знал.

Князь посмотрел на Анну и улыбнулся.

И вдруг он почувствовал, что впервые в жизни мерзкий, скользкий, леденящий душу страх исчез.

― Боже мой, как хорошо и приятно жить на этом свете! — подумал князь Иван Ольшанский и положил голову на плаху.

6 июля

… Весь поселок боброловов собрался на берегу Березины, чтобы поглазеть, как сносят княжеский замок.

Даже Никифор Любич, с трудом передвигая ноги, приплелся сюда.

Впрочем, ему было легче — его поддерживал под руку приехавший после трехлетней отлучки сын.

— Как идет твоя учеба? — спросил Никифор.

— Мне очень, повезло, отец. Моим учителем является великий Леонардо, кроме того, мне посчастливилось повстречаться с необыкновенными итальянскими мастерами, мессирами Джотто и Микеланджело. Ах, папа, если бы ты увидел их полотна — это неподражаемые произведения искусства.

— Так ты учишься живописи? — спросил Никифор.

— Хм-м, не совсем, отец. Мастер Леонардо — большой специалист в военном деле, перед самым моим отъездом он показывал мне совершенно гениальную идею постройки башен и бастионов, неприступных для врага.

— Вот как? — усмехнулся Никифор. — Посмотри вниз. Какими бы ни были башни и бастионы Горвальского замка, они будут снесены вовсе не осаждающими воинами, а обыкновенными мастеровыми, разбирающими руины.

Сильный взрыв прозвучал в эту минуту, и сорок бочек пороха, заложенные под основание Горвальского замка, взорвались одновременно.

— Какое печальное зрелище! — воскликнул Никифор. — Я никогда не любил этого замка, и все же грустно смотреть, когда сносится с лица земли такое красивое сооружение.

— Наверно, так должно быть в жизни, — сказал Иван. — Все старое рушится, а на его месте возникает новое.

— Будет ли новое лучше старого?

— Непременно, отец, таков непреложный закон жизни. Где сейчас Марья?

— В Москве. Она теперь первая дама при дворе юной великой княгини.

— Она все еще служит вашей вере?

— Ты не должен об этом спрашивать. Ты обещал, что все забудешь.

— Ты прав, отец. Я не должен. Меня на самом деле совершенно не интересуют ваши дела. Меня гораздо больше интересует, какие, картины напишут в ближайшее время мастера Леонардо, Джотто и Микеланджело…

11 августа

… Утренняя звезда ярко сверкала в светлеющем небе над воротами сожженной Бартеневки. Лив Генрих Второй спокойно спал в своей пристройке и ничего не слышал. Филипп Бартенев, в рубище, босой, дремал, повернувшись лицом к стене, на обгорелых досках горницы своего бывшего дома под открытым небом.

Даже бездомные псы давно покинули это разоренное место, и только пение утренних птиц нарушало тишину.

Изможденная молодая женщина в лохмотьях с усилием приоткрыла ворота, вошла во двор и оглянулась.

Она сразу увидела Филиппа.

Женщина уронила узелок, который держала в руках, села на землю и расплакалась.

Потом она на четвереньках подползла к неподвижному телу Филиппа и ласково, едва прикасаясь, погладила по седым волосам на голове.

Филипп вздрогнул и открыл глаза.

— На всем белом свете у меня больше никого не осталось, кроме тебя, — прошептала женщина.

— Кто ты? — спросил Филипп, изумленно разглядывая её лицо.

— Чулпан. Утренняя звезда. Ты сказал когда-то, что я найду человека, для которого стану утренней звездой.

Филипп протер глаза, осмотрелся вокруг, увидел разоренную, сожженную дотла Бартеневку, поросшую крапивой и дикими травами, и вдруг какая-то невидимая пелена как бы спала с его глаз.

Он положил руку на плечо Чулпан и, вглядываясь в ее глаза, спросил:

— Ты — Утренняя звезда?..

15 сентября

….Через две недели после Нового года, который праздновался в Московском княжестве 1 сентября, в Медведевке произошло важное событие.

Отец Мефодий крестил хозяйского первенца, родившегося 9 сентября в день празднества Рождества Пресвятой Богородицы.

Год жизни, проведенный день в день вместе с Анницей, успокоил ее, прежние страхи и печали отошли в прошлое, и нежная любовь стала главной в жизни супругов.

Нарекли первенца Иваном, хотя долго спорили, потому что Анница хотела увековечить память своего батюшки Алексея, но Василий твердо пообещал ей, что этим именем будет наречен следующий мальчик.

Василий пригласил на это торжество всех своих друзей и даже заранее послал Алешу к князю Андрею в Литву с приглашением.

Андрей приехал, пришли все Картымазовы, Леваш Копыто с Ядвигой и ее двумя детьми Кожуха.

Восемнадцатилетний Петр Картымазрв трогательно и заботливо ухаживал за своими племянниками — годовалыми младенцами Настеньки — Павлом и Ольгой. Федор Лукич, печальный, но спокойный, поздравил Медведева.

— Жаль Филиппа, — сказал он. — Кто бы мог подумать? А ведь такой крепкий парень.

Вдруг дверь в горницу распахнулась, и Гаврилка крикнул во весь голос:

— Филипп Алексеевич Бартенев!

Все застыли неподвижно. До этого дня Филипп ни с кем не проронил ни слова и не покидал своего пепелища.

Согнув голову, он вошел в дверь горницы и, раскинув руки, обнял Медведева.

— Поздравляю, Василий. Ты продлил себя во времени.

— Ты тоже, — ответил Василий, обнимая его, и тут увидел входящих следом Генриха и маленькую худенькую незнакомую татарку.

Он ни о чем не спросил Филиппа. Филипп бережно взял из рук Василисы Петровны своих близнецов и прижал их к груди. Картьшазовы окружили его. Андрей отвел Медведева в сторону.

— Это ты увез Бельского? — спросил он.

— Да, — ответил Медведев. — Но это ничего не меняло. А как вы раскрыли заговор?

— По доносу. Князь Олелькович написал грамоту, именуя себя великим князем, и в этой грамоте обещал некоему Степану Ярому место стольника.

— Кому-кому? — изумился Медведев. — Степану Ярому?! Но он же сгорел на пожаре в Новгороде.

— Ты его знаешь?

— Еще бы! Это негодяй, который убил отца Настеньки и Филиппа. Я был уверен, что он мертв.

— Ты ошибался. Я охотно помог бы тебе отправить его на тот свет, тем более что это совпадает с желанием короля, но в настоящую минуту его нет в Литовском княжестве. У нас есть сведения, что он под другой фамилией переехал к вам.

— Отлично. Я его поищу.

— Не надо сегодня думать о врагах. У тебя замечательный день. Ты стал отцом. Я тебе завидую.

Андрей вздохнул и продолжил:

— Знаешь… Со мной происходит что-то странное.

Ты помнишь Варежку, дочь разбойника Антипа? Сейчас ей тринадцать лет, и она учится в монастыре, мимо которого я иногда проезжаю… Она становится настоящей красавицей.

— Ты хочешь сказать?.. — Медведев удивленно посмотрел в глаза Андрею.

— Нет-нет, я ничего не хочу сказать. Забудем об этом. Я рад, что моим людям не удалось тебя догнать тогда. Впрочем, я в этом не сомневался.

— Я с большим трудом убежал от тебя. Знаешь, я не уверен, был ли во всем этом какой-либо смысл.

— Можешь не сомневаться, — улыбнулся Андрей. — Не было никакого.

— Зачем же мы все это делаем?

Андрей пожал плечами, обнял Василия, и они вместе пошли обнять Федора Лукича и Филиппа.

Медведев ощутил живое, трепещущее тепло рук друзей, обнимающих его.

А может, именно в этом и есть весь смысл?

Конец книги четвертой. Июнь 2006 г.

Примечания

1

Полуостров, южная часть Греции, в древности Пелопоннес; получил название Морей в XIII в., от славянского «море». (Здесь и далее прим. автора.)

2

Деспот — название высшего титула византийских вельмож, соответствующее европейскому титулу «герцог». В XV в. на Пелопоннесе находились несколько деспотатов, которые формально зависели от Византии, но фактически подчинялись лишь своим правителям — деспотам, двое из которых — Фома и Михаил были младшими братьями императора Константина.