Энрике Каррильо - Мата Хари: Тайна ее жизни и смерти

• Название: Мата Хари: Тайна ее жизни и смерти
• Автор: Энрике Каррильо
• Жанр: История

О книге : Мата Хари прославилась еще перед Первой мировой войной как экзотическая танцовщица и сценическая художница. Тем не менее, всемирную известность она получила после того, как французский военный трибунал приговаривал ее к смерти в июле 1917 года за шпионаж в пользу немцев. Гватемалец Энрике Гомес Каррильо скрупулезно изучил биографию этой женщины, от ее детства в голландском Лееувардене до ее казни на полигоне в Венсене. Рассказ автора дополняется сообщениями людей, знавших Мату Хари лично.

Энрике Гомес Каррильо (27 февраля 1873 г. – 29 ноября 1927 г.) был гватемальским писателем, литературным критиком, журналистом и дипломатом. Автор почти 80 книг в различных жанрах. В частности, наиболее известны его «Хроники» (cronicas), написанные в жанре модернистской прозы.

---

(«Цветы зла», Перевод П. Якубовича).

– Так – вот теперь и я тоже подошел к концу рассказа – закончил свою историю доктор Браль и нерешительно попытался улыбнуться…

Но от меня не ускользнули глухая дрожь в его голосе и глубокая печаль в его глазах.

Часть 8. Воспоминания тех, кто ее знал

Поль Оливье и баядерка

Поль Оливье, замечательный публицист и журналист, послал мне следующие заметки о Мате Хари. Для восстановления ее психологии они содержат очень много интересных подробностей:

«После того, как я познакомился с нею в 1912 году, я оставался с Матой в связи. Она приглашала меня к себе в гости. Она владела, как известно, великолепной виллой в Нёйи. Хотя я очень охотно болтал с нею, все же, я мог воспользоваться приглашением только два или три раза, так как был слишком сильно занят другими делами. Напротив, сама она часто посещала меня в моем парижском бюро, по меньшей мере, раз в неделю. Однако, поздней весной 1913 года эти посещения прекратились; она поняла, что я слишком плохо удовлетворял ее сильное любопытство относительно политических афер, закулисных тайн прессы и событий дня. Она, кажется, особенно интересовалась тем, как была обставлена служба информации больших газет. Я объяснял ей это, насколько мог. Тогда она захотела получить от меня точные справки о берлинском корреспонденте Парижской газеты, но также и это только наполовину удавалось ей, так как я едва ли знал этого журналиста. Она с большим удовольствием связалась бы еще с некоторыми из моих коллег; но журналистская жизнь такова, что мы постоянно находимся в разъездах, и таким образом из этого плана тоже ничего не вышло. Осенью 1913 года она посещала меня еще один или два раза. Затем я заболел, уехал на юг и возвратился в Париж лишь восемь месяцев спустя.

Сад ее виллы в Нёйи был окружен высокими стенами, которые защищали ее от посторонних взглядов. Таким образом, она могла поддаться, как она сама говорила, часто капризу настроения и танцевать здесь нагишом ночью при лунном свете. К удовольствие ее и ее интимного круга… Когда я познакомился с нею, она заверяла меня, что как раз вела свой бракоразводный процесс. В начале 1913 года она однажды приехала ко мне с заплаканным лицом; муж избил ее до крови, сказала она. На ее теле действительно были синяки. Она обратилась за советом ко мне, как она могла бы ускорить формальности с разводом. Я написал ей несколько строк для моего друга-адвоката. Она так никогда и не посетила его. Речь шла о простой комедии, мотив которой я и не пытался разгадать в тот момент; позже мысль пришла ко мне, не намеревалась ли она, вероятно, вызвать во мне сочувствие, чтобы связать меня более искренне с ее жизнью, в надежде пробраться с моей помощью за кулисы парижской прессы. Как бы то ни было, в любом случае, она просчиталась, так как в редакторских кабинетах невозможно узнать окончательные политические факты.

Ее искусство обольщения, наполовину с самой изящной тонкостью, наполовину с бурной силой, было неповторимо. Только что еще настоящая светская дама, она уже через минуту не стеснялась самых крепких выражений, и если она еще смеялась при этом, почти не отличалась от уличной проститутки. При случае обнаруживалась и ее очень лирическая сторона. Я вспоминаю, как она читала места из больших индийских поэм без излишнего пафоса, но с настоящим размахом, который передавал ее глубокую любовь к красоте. Время от времени она намекала тогда одновременно на танец, который гармонировал с устными стихами, и все выглядело величественным, непринужденным, ритмичным и грациозным.

У нее были самые прекрасные руки, которые я когда-нибудь видел в моей жизни».

Легенда об изувеченной груди

В жизнеописаниях Маты Хари есть эпизод, который объясняет постоянство, с каким эта женщина, собственно, всегда склонная раздеваться, так же добросовестно старалась скрывать свои груди под двумя маленькими филигранными чашечками.

– Мой супруг, капитан МакЛеод, был так ревнив, – говорила она, – что очень часто угрожал мне, говоря, что хотел бы изуродовать меня, чтобы никто не смог в меня влюбиться. Во время наших ночей любви его сводила с ума мысль, что мои маленькие, тугие груди, подобные коринфским чашам, могли бы целовать губы других, ласкать руки других. – Лучше я бы их тебе вырвал, – бормотал он, в то время как его пальцы судорожно впивались в мою грудь. Я должна была тогда использовать все свое обаяние, чтобы успокоить дикое требование и принудить его даже встать перед моим телом на колени. Однажды вечером после долгого молчания он приблизился ко мне в нашей кровати и целовал искренне и длительно мои груди. Внезапно, увлеченный диким движением, он откусил мой левый грудной сосок и проглотил их. Поэтому я никогда не показывала впредь мое тело совсем голым…

Так рассказывала она сама. Совсем иначе, тем не менее, рассказывает знаменитый художник Гийоме, который написал мне письмо о своем знакомстве с Мата Хари. По его словам, эта история об изувеченной груди – это только легенда, которая должна была скрыть более естественный и не связанный с какой-либо страстью факт.

Здесь с разрешения автора я публикую его письмо:

«Во время, которые я вряд ли могу назвать точно, но, приблизительно его, однако, можно определить, так как оно совпало с премьерой «Мессалины» Моро и Исидоры де Лара в «Гэте» (примерно, в годы 1905-1906), ко мне в мастерскую явилась женщина со словами:

– Я хотела бы позировать.

– Хорошо, – ответил я, – покажите мне ваше тело.

– О, нет, только голову. Я – вдова умершего в Индии капитана; у меня двое сыновей и нет денег, чтобы воспитывать их. Меня зовут госпожа МакЛеод.

– Так как вы красивы, вам легко будет стать и натурщицей для изображения головы; но, естественно, вам гораздо лучше бы платили, если бы вы решились позировать всем телом, так как, я хорошо вижу, у вас должна быть очень хорошая фигура. Впрочем, я не хочу настаивать.

На это госпожа МакЛеод принялась сетовать, мол, это было бы слишком большой жертвой для нее и слишком ужасное требование для ее чувства стыда, это было бы оскорблением для ее славного имени, и т.д. Когда я ответил, что она может поступать так, как ей хочется, она внезапно чуть ли не моментально разделась.

И теперь я в чистом свете мастерской увидел ее прекрасные плечи, ее прекрасные руки, ее прекрасные во всех отношениях ноги. Но, ради Бога, какая вялая грудь!… Ее бедра были широки, как бедра лошади, ее тело достаточно нецеломудренное, но, все же, наихудшим местом была эта слабая грудь… (Это объяснило мне, почему она тогда всегда носила две металлические чашечки на цепи вокруг шеи).

Вежливо, разумеется, но, не скрыв свое разочарование полностью, я посоветовал ей, что действительно было бы выгоднее для нее, если бы она стала моделью лишь для изображения головы. Эти слова вызвали нервный стресс. То, что ее чувство стыда оказалось разоблаченным так, оказалось для нее невыносимым. Моя жена поспешила ей на помощь, втирала ей виски одеколоном и сунула флакончик с нюхательной солью ей под нос. Я взял ее как модель для афиши к «Мессалине». Тогда я послал ее к моему другу, художнику Ассиру, и он долго работал с ней над эскизами лица и костюма. Она рассказывала ему очень странные вещи, которые он охотно сообщит вам; я же ничего больше не в состоянии рассказать о ней».

Сообщение доктора Бизара о казни Маты Хари

Захватывающее сообщение доктора Бизара (он был коллегой доктора Браля в тюрьме Сен-Лазар) о казни Маты Хари заканчивается так:

«- Ныне покойный начальник тюрьмы господин Эсташ прошептал мне: – Готовятся к последним мерам…

Все присутствующие говорят тихо и бледнеют.

Внезапно сильный голос вмешивается. Капитан говорит: – Пришло время, господа, надо идти.

Поспешно все выстраиваются за ним и сдвигаются по обе стороны ворот, чтобы освободить доступ к внутренней части тюрьмы.

В высшей степени аристократичный полковник гвардии Санпру, который вел прения перед военным судом с неоспоримой деловитостью и уважением, заметив эту толпу, дает краткое и строгое распоряжение, что только немногие уполномоченные люди могут подняться к тюремной камере; всем остальным придется подождать внизу, он сам подал пример этого.

В этот момент продвигается вперед невысокий старик, никто иной, как Клюне, подходит к капитану и обращается к нему с дрожащим голосом: – Извините, капитан, я не чувствую в себе мужество подняться; однако, пожалуйста, скажите ей, что я рядом; она может быть уверена, я не оставлю ее до конца. -

– Я – не ваш посредник, господин адвокат, – жестко отвечает офицер, – если вы должны что-то сказать этой женщине, то делайте это сами. – Адвокат дрожащими ногами следует за этой маленькой процессией.