Татьяна Янушевич - Мое время

• Название: Мое время
• Автор: Татьяна Янушевич
• Жанр: Русская классическая проза

---

Принесли без меня, и Леся вмиг растворилась в наших хоромах. Трое суток не могли отыскать. И вот я беспомощно стою посреди комнаты, причитаю. Леся выбралась, как оказалось, из пружинных недр дивана, выглянула. Снова выглянула, ступила шажок.., еще шажок.., я боюсь шевельнуться, спугнуть, сейчас стрельнет обратно. Приблизилась и вдруг припала к моим ногам... Господи, разве можно такое выдержать!

А через несколько дней мне всучила собачку подруга-собачница:

- Подобрала на газончике, наверно, машина сбила. Пусть у тебя пока побудет. Таких маленьких беленьких любят, пристроим. Назвала Алисой, очень подходит, вот увидишь.

Я как увидела... Батюшки-святы! Именно этих терпеть не могу. Трясущееся созданье, усредненное между болонкой и шпицем, с кучерявыми патлами, ножки жидкие, хроменькая, глаза пуганые, нижние зубы веером вперед... Одним словом - Алиса.

Вот тут я и задумалась. Грешным делом, я бы ее ни за что не взяла по своей воле. Тоже ведь раньше подбирала. Но если посмотреть, то все симпатичных, трогательных. А скольких не замечала. Вроде простительно, всех не обиходишь. Будто не по нашей воле бродят они, не персонифицированные, по помойкам, ютятся в подъездах и подворотнях. Жалко, конечно, но спешим пройти мимо, чтоб не прибились. Стыдно, но очень недолго. Мы же их и не любим, какой спрос?..

А теперь, когда в доме эдакое существо, что делать?..

Алиса сразу же "проверила нас на вшивость". Только вышли гулять, не умышленно, однако без поводка, она покрутилась возле и вдруг пропала. Как? Куда? Беленькая, яркая на зеленой площадке. Кинулись искать, да где? - если весь город ее вотчина... Вот уж действительно стыдом опалило, - лихо отделались...

К вечеру явилась, сама открыла тяжелые двери подъезда, поскреблась в нашу дверь... И глядит...

- Слава Богу! Проходи скорей!

С тех пор она так и гуляет самостоятельно, дескать и вам забот меньше.

В доме Алиса разработала для начала две линии поведения. Одна изображает бедную приживалку, на коврике у входа, в обнимку с башмаками, не видать - не слыхать, ничего не просит, разве что намекнет, разве что мелькнет в поле зрения, чтоб о ней не забыли. Другая пробная, - а можно ли, к примеру, вместе с этой красивой кощенкой скакать по диванам, столам, подоконникам? Укладываться спать в кресле? А на груди у хозяйки? Нельзя, ну и ладно. В глубокой ночи подбирается крадучись к креслу, а когти-то шаркают... Как тут не расхохочешься?

В общем, стала я их на пару называть Алясками. И если Алиса жила при нас сама по себе, то Олеся меня не отпускала. Карабкалась по мне, как по дереву, устраивалась на плече, участвуя в хозделах, временами тыкалась носом в губы. Когда подросла, запрыгивала на холодильник, следила за моим снованием по кухне, трогала лапой, мевкала, призывая пободаться, потереться щекой о щеку. Ну и всегда сидела на моих коленях.

Между собой Аляски поддерживали умеренно дружелюбные отношения. Когда у Алисы заводились щенята, Леся проявляла родственную заботу. Олесиных котят Лиска сторонилась, боялась хапнуть невзначай. А те трепали ее за кудри, лопали из ее миски.

На ночь мамашка собирала свой выводок вкруг моей головы, облепляли, не продохнуть. Чуть свет начинали прыгать по одеялу, топали по полу босыми пятками, словно горох пересыпался.

Вот уж кого я больше постараюсь не заводить, так это кошек. Лесино место не стало свободным. Там, на холодильнике, на уровне плеча, следят за мной аквамариновые сиамские глаза, против света вспыхивают вишневым, уши с кисточками прядут сторожко: "повернись ко мне, давай пободаемся..."

У Ленки в это время тоже появилась собака Джерри, настоящий ротвейлер. Добрейшая красавица с пластикой Багиры. Они сказочно красиво разгуливают по Городку: в середине Ленка, как гимнаст Тибул, с одной стороны "черная пантера" Джерри на цепи, за другой конец держится внучка Женя - кукла Суок.

Я было хотела взять Джерькиного щенка, но Алиса полностью заняла нишу, не желает после Леси никого терпеть. Я и не заметила, как оказалась у ней на поводу.

Бесспорно, самостоятельная собака, - так оценивают, например, "самостоятельная женщина". Она обросла легендами. Где ее только ни встречают наши общие знакомые: на стадионе, на рынке, при шашлычных она приплясывает, как потешный Минутка у Гамсуна в "Мистериях"; кого-то она берется сопроводить по их надобностям, к иным благоволит зайти в гости; во дворе ее почитают за самую умную и приводят доказательные эпизоды. По всему выходит, что еще и очень порядочная зверуша.

В кругу домашних друзей она давно завоевала уважение. Это первоначально допускались неловкие шутки. Алиса не обижалась. Ну, похожа на "московскую старушонку", забавно, - Алиса щерит свою доверительную улыбочку. "Зэчка, удачно пристроившаяся ключницей", тоже смешно, однако ни от чего нельзя зарекаться в жизни, - говорят выразительные человекообразные глаза.

Есть такая манера привыкания к чему-то, что не враз воспринимается, насмешливо-извиняющаяся, через метафоры, эпитеты, словесные кружева.

Сейчас Алиса обросла именами. Всяк входящий норовит приветствовать ее на свой лад:

- Элоиз, ласточка!..

- Лисентий, как дела?..

- Чаровница ты наша...

Постепенно все приручились к Алисе. Ну, и она платит легкостью своего присутствия, добро-желательностью, неизменным вниманием к каждому входящему.

Я давно ловлю себя на том, что разглядываю Алиску с выгодных для нее сторон. Тоже своего рода "наращивание качества в пользу субъекта" через образы. В зимней шубе она похожа на овечку; когда при линьке выпадают локоны и гривка лишь торчит косицами, смахивает на панка; а расчешешь старенькая Мальвина; похрюкивает как толстый кудрявый ежик, и так далее. На самом деле это то же снисхождение к собственной несостоятельности, незаметно превратившееся в любовную игру.

Самое поразительное, что Алиса похожа на настоящую собаку. Кости она сгрызает без остатка; от куска хлеба никогда не откажется, хотя уже не ест, а "закапывает" по углам или заворачивает в половик. Она сохранила за собой "бомжовые" привычки, чем заставила признать в ней вольного зверя. Это ведь по своему желанию она делит с нами кров. Здесь у ней логово под столом, что тебе волчья пещера. Есть "придурочья" позиция среди башмаков, а скорее сторожевая. Есть светские лежки, где она доступна для общения. Во время застолий она приплясывает около, демонстрируя богатство приемов вымогательства. Собаки вообще артистичные натуры.

И видно, как проглядывают в Алисе черты наших прежних собак. Нет-нет кто-нибудь собьется, назвав ее Изкой. Свои перманентные лежки она расположила в освоенных другими местах, бросишь взгляд, и душе спокойно, дома собака, все хорошо. Ночью, если вдруг приспичит, она точно так же, как Динка, Малыш, Иза, будит меня, зная, что Вова с Мишей могут отмахнуться, будит и ведет к ним, - мне-то они не откажут. Тоже ведь просчитала, что самой мне не под силу.

Вот и говорю, что происходит унаследование. Алиса своим повседневным бытием, данным нам в ощущение, собрала в доме одновременное присутствие всех наших мохнатых родственников.

С последними щенками Алиска сделалась моложавой. Сердце заныло вполне внятно. Ведь в слове самом, в этой неожиданной подмене привычно упругого звука на жалобное "ж", уже явствует старость. Морда ее полысела, выставился сухой курносый нос, рот по-рыбьи опустил уголки, в округлившихся глазах замерцало детское веселое безумье.

Я ловлю себя на том, что присматриваюсь к Алисе примерно так, как смотришь на себя в зеркале, выкраивая выгодный ракурс, - да нет, еще ничего, а вот эдак и вовсе хороша... еще...

Известно же, что при долголетнем взаимодействии хозяин становится похож на свою собаку.

Сообщающиеся сосуды

...Ах, как кружится голова, как голова кружится... А ведь, кажется, это первый наш вальс? Почему-то раньше мы мало танцевали вместе, да и то, скорее прыгали-забавлялись под молодежные ритмы, как принято на наших празднествах. Сейчас оркестр играет старинный вальс. Это на его шестидесятилетии. Юбиляр в смокинге. Очень хорош сегодня. Шаг точен, изящен, и "рук кольцо".., ведет-несет-кружит... "Что?.. Нет.. Что?.. Да-а..", - улыбки навстречу друг другу, светские, светлые, взаимно кокетливые, Господи, все-то мы знаем... Но это волнение, так вдруг возникшее в парном танце, это наэлектризованное, строгое, бальное объятие, элегантность прикосновений, согласность движений, круговая-кружевная ворожба музыки... Это извечное волшебство встречи мужчины и женщины, словно в сказке, когда после преодоления испытаний и бед состоялся все же счастливый свадебный конец.., в котором как раз и звучит обещание совместного начала.

Сказок же про семейную жизнь очень немного, причем, если обещанное начинается словами: "жили-были старик со старухой..", да хоть бы и "царь с царицей..", значит, дальше будет все не про них, а если про них, то обязательно останутся они у развалившегося корыта. Или еще эта ужасная публичная сентенция из чужих писем: "любовная лодка разбилась о быт", вызывающая жгучий протест. Ведь мы, романтические девочки, Наташи Ростовы и Татьяны Ларины, и далее по мере начитанности - тургеневские барышни или вольные девы прерий, прекрасные креолки, индианы, консуэло, или английские леди-кузины, в общем, сестры Бронте, Майн-Рида, Купера и прочих авторов, мы-то считали, что уж у кого-кого, а у меня любовь сложится исключительно, и умрем мы с суженым в один час.., когда-нибудь, очень нескоро.